В лоб целовать заботу стереть в лоб целую в глаза целовать бессонницу снять

Щедро живешь,

Красоты не копишь.

В ложке воды тебя — ох — потопит

Злой человек.

Скоро в ночи тебе путь нежданный.

Линии мало,

Мало талану. —

Позолоти!

И вырастает с ударом грома

Черный — на черном — туз.

19 мая 1917

2. «Как перед царями да князьями стены падают…»

Как перед царями да князьями стены падают —

Отпади, тоска-печаль-кручина,

С молодой рабы моей Марины,

Верноподданной.

Прошуми весеннею водою

Над моей рабою

Молодою.

(Кинь-ка в воду обручальное кольцо,

Покатай по белой грудке — яйцо!)

От бессонницы, от речи сладкой,

От змеи, от лихорадки,

От подружкина совета,

От лихого человека,

От младых друзей,

От чужих князей —

Заклинаю государыню-княгиню,

Молодую мою, верную рабыню.

(Наклони лицо,

Расколи яйцо!)

Да растут ее чертоги —

Выше снежных круч,

Да бегут ее дороги —

Выше синих туч,

Да поклонятся ей в ноги

Все князья земли,—

Да звенят в ее кошелке

Золотые рубли.

Ржа — с ножа,

С тебя, госпожа, —

Тоска!

21 мая 1917

3. «Голос — сладкий для слуха…»

Голос — сладкий для слуха,

Только взглянешь — светло.

Мне что? — Я старуха,

Мое время прошло.

Только солнышко скроется,

Да падет темнота,

Выходи ты под Троицу

Без Христа-без креста.

Пусть несут тебя ноженьки

Не к дружку твоему:

Непроезжей дороженькой —

В непроглядную тьму.

Да сними — не забудь же —

Образочек с груди.

А придешь на распутье,

К земле припади.

Позовет тебя глухо,

Ты откликнись — светло…

— Мне что? — Я старуха,

Мое время прошло.

21 мая 1917

«И кто-то, упав на карту…»

И кто-то, упав на карту,

Не спит во сне.

Повеяло Бонапартом

В моей стране.

Кому-то гремят раскаты:

— Гряди, жених!

Летит молодой диктатор,

Как жаркий вихрь.

Глаза над улыбкой шалой —

Что ночь без звезд!

Горит на мундире впалом —

Солдатский крест.[1]

Народы призвал к покою,

Смирил озноб —

И дышит, зажав рукою

Вселенский лоб.

21 мая 1917

Троицын день

«Из строгого, стройного храма…»

Из строгого, стройного храма

Ты вышла на визг площадей…

— Свобода! — Прекрасная Дама

Маркизов и русских князей.

Свершается страшная спевка, —

Обедня еще впереди!

— Свобода! — Гулящая девка

На шалой солдатской груди![2]

26 мая 1917

«В лоб целовать — заботу стереть…»

В лоб целовать — заботу стереть.

В лоб целую.

В глаза целовать — бессонницу снять.

В глаза целую.

В губы целовать — водой напоить.

В губы целую.

В лоб целовать — память стереть.

В лоб целую.

5 июня 1917

«Голубые, как небо, воды…»

Голубые, как небо, воды,

И серебряных две руки.

Мало лет — и четыре года:

Ты и я — у Москвы-реки.

Лодки плыли, гудки гудели,

Распоясанный брел солдат.

Ребятишки дрались и пели

На отцовский унылый лад.

На ревнителей Бога Марса

Ты тихонько кривила рот.

Ледяными глазами барса

Ты глядела на этот сброд.

Был твой лик среди этих, темных,

До сиянья, до блеска — бел.

Не забуду — а ты не вспомнишь —

Как один на тебя глядел.[3]

6 июня 1917

«А пока твои глаза…»

А пока твои глаза

— Черные — ревнивы,

А пока на образа

Молишься лениво —

Надо, мальчик, целовать

В губы — без разбору.

Надо, мальчик, под забором

И дневать и ночевать.

И плывет церковный звон

По дороге белой.

На заре-то — самый сон

Молодому телу!

(А погаснут все огни —

Самая забава!)

А не то — пройдут без славы

Черны ночи, белы дни.

Летом — светло без огня,

Летом — ходишь ходко.

У кого увел коня,

У кого красотку.

— Эх, и врет, кто нам поет

Спать в тобою розно!

Милый мальчик, будет поздно,

Наша молодость пройдет!

Не взыщи, шальная кровь,

Молодое тело!

Я про бедную любовь

Спела — как сумела!

Будет день — под образа

Ледяная — ляжу.

— Кто тогда тебе расскажет

Правду, мальчику, в глаза?

10 июня 1917

«Горечь! Горечь! Вечный привкус…»

Горечь! Горечь! Вечный привкус

На губах твоих, о страсть!

Горечь! Горечь! Вечный искус —

Окончательнее пасть.

Я от горечи — целую

Всех, кто молод и хорош.

Ты от горечи — другую

Ночью за руку ведешь.

С хлебом ем, с водой глотаю

Горечь-горе, горечь-грусть.

Есть одна трава такая

На лугах твоих, о Русь.

10 июня 1917

«И зажег, голубчик, спичку…»[4]

И зажег, голубчик, спичку.

— Куды, матушка, дымок?

— В двери, родный, прямо в двери, —

Помирать тебе, сынок!

— Мне гулять еще охота.

Неохота помирать.

Хоть бы кто за меня помер!

…Только до ночи и пожил.

11 июня 1917

АЛЕ

А когда — когда-нибудь — как в воду

И тебя потянет — в вечный путь,

Оправдай змеиную породу:

Дом — меня — мои стихи — забудь.

Знай одно: что завтра будешь старой.

Пей вино, правь тройкой, пой у Яра,

Синеокою цыганкой будь.

Знай одно: никто тебе не пара —

И бросайся каждому на грудь.

Ах, горят парижские бульвары!

(Понимаешь — миллионы глаз!)

Ах, гремят мадридские гитары!

(Я о них писала — столько раз!)

Знай одно: (твой взгляд широк от жара,

Паруса надулись — добрый путь!)

Знай одно: что завтра будешь старой,

Остальное, деточка, — забудь.

11 июня 1917

«А царит над нашей стороной…»

А царит над нашей стороной —

                I

В их телегах походных заря:
Мариулы, Марины…
Стихи моей дочери

              * * *
Мировое началось во мгле кочевье:
Это бродят по ночной земле — деревья,
Это бродят золотым вином — грозди,
Это странствуют из дома в дом — звезды,
Это реки начинают путь — вспять!
И мне хочется к тебе на грудь — спать.

14 января 1917

              * * *
Только закрою горячие веки
Райские розы, райские реки…

Где-то далече,
Как в забытьи,
Нежные речи
Райской змеи.

И узнаю,
Грустная Ева,
Царское древо
В круглом раю.

20 января 1917

             * * *
Милые спутники, делившие с нами ночлег!
Версты, и версты, и версты, и черствый хлеб…

Рокот цыганских телег,
Вспять убегающих рек —
Рокот…

Ах, на цыганской, на райской, на ранней заре
Помните жаркое ржанье и степь в серебре?
Синий дымок на горе,
И о цыганском царе —
Песню…

В черную полночь, под пологом древних ветвей,
Мы вам дарили прекрасных — как ночь — сыновей,
Нищих — как ночь — сыновей…
И рокотал соловей —
Славу…

Не удержали вас, спутники чудной поры,
Нищие неги и нищие наши пиры.
Жарко пылали костры,
Падали к нам на ковры —
Звезды…

29 января 1917

            * * *
В очи взглянула
Тускло и грозно.
Где-то ответил — гром.
 — Ох, молодая!
Дай погадаю
О земном талане твоем.

Синие тучи свились в воронку.
Где-то гремит, — гремят!
Ворожея в моего ребенка
Сонный вперила взгляд.

 — Что же нам скажешь?
 — Всё без обману.
 — Мне уже поздно,
Ей еще рано…
 — Ох, придержи язык, красота!
Что до поры говорить: не верю! —
И распахнула карточный веер
Черная — вся в серебре — рука.

 — Речью дерзка,
Нравом проста,
Щедро живешь,
Красоты не копишь.
В ложке воды тебя — ох — потопит
Злой человек.

Скоро в ночи тебе путь нежданный.
Линии мало,
Мало талану. —
Позолоти!

И вырастает с ударом грома
Черный — на черном — туз.

19 мая 1917

            * * *
В лоб целовать — заботу стереть.
В лоб целую.

В глаза целовать — бессонницу снята
В глаза целую.
В губы целовать — водой напоить.
В губы целую.

В лоб целовать — память стереть.
В лоб целую.

5 июня 1917

           * * *
Из-под копыт
Грязь летит.
Перед лицом
Шаль — как щит.
Без молодых
Гуляйте, сваты!
Эй, выноси,
Конь косматый!

Не дали воли нам
Отец и мать,
Целое поле нам —
Брачная кровать!
Пьян без вина и без хлеба сыт, —
Это цыганская свадьба мчит!

Полон стакан,
Пуст стакан.
Гомон гитарный, луна и грязь.
Вправо и влево качнулся стан.
Князем — цыган!
Цыганом — князь!
Эй, господин, берегись, — жжет!
Это цыганская свадьба пьет!

Там, на ворохе
Шалей и шуб,
Звон и шорох
Стали и губ.
Звякнули шпоры,
В ответ — мониста.
Свистнул под чьей-то рукою
Шелк.
Кто-то завыл как волк,
Кто-то как бык храпит.
 — Это цыганская свадьба спит.

25 июня 1917

             * * *
Заклинаю тебя от злата,
От полночной вдовы крылатой,
От болотного злого дыма,
От старухи, бредущей мимо,

Змеи под кустом,
Воды под мостом,
Дороги крестом,
От бабы — постом.

От шали бухарской,
От грамоты царской,
От черного дела,
От лошади белой!

Апрель 1917

             * * *
Я расскажу тебе — про великий обман:
Я расскажу тебе, как ниспадает туман
На молодые деревья, на старые пни.
Я расскажу тебе, как погасают огни
В низких домах, как — пришелец египетских стран —
В узкую дудку под деревом дует цыган.

Я расскажу тебе — про великую ложь:
Я расскажу тебе, как зажимается нож
В узкой руке, — как вздымаются ветром
веков
Кудри у юных — и бороды у стариков.
Рокот веков. Топот подков.

4 июня 1918

             * * *
Пожирающий огонь — мой конь!
Он копытами не бьет, не ржет.
Где мой конь дохнул — родник не бьет,
Где мой конь махнул — трава не растет.

Ох, огонь мой конь — несытый едок!
Ох, огонь на нем — несытый ездок!
С красной гривою свились волоса…
Огневая полоса — в небеса!

14 августа 1918

             * * *
Каждый стих, — дитя любви,
Нищий незаконнорожденный
Первенец — у колеи
На поклон ветрам — положенный.

Сердцу ад и алтарь,
Сердцу — рай и позор.
Кто отец? — Может — царь.
Может — царь, может — вор.

14 августа 1918

             * * *
Чтобы помнил не часочек, не годок —
Подарю тебе, дружочек, гребешок.

Чтобы помнили подружек мил-дружки —
Есть на свете золотые гребешки.

Чтоб дружочку не пилось без меня —
Гребень, гребень мой, расческа моя!

Нет на свете той расчески чудней:
Струны — зубья у расчески моей!

Чуть притронешься — пойдет трескотня
Про меня одну, да все про меня.

Чтоб дружочку не спалось без меня —
Гребень, гребень мой, расческа моя!

Чтобы чудился в жару и в поту
От меня ему вершочек — с версту,

Чтоб ко мне ему все версты — с вершок,
Есть на свете золотой гребешок.

Чтоб дружочку не жилось без меня —
Семиструнная расческа моя!

2 ноября 1918

             * * *
Развела тебе в стакане
Горстку жженых волос.
Чтоб не елось; чтоб не пелось,
Не пилось, не спалось.

Чтобы младость — не в радость,
Чтобы сахар — не в сладость,
Чтоб не ладил в тьме ночной
С молодой женой.

Как власы мои златые
Стали серой золой,
Так года твои младые
Станут белой зимой.

Чтоб ослеп-оглох,
Чтоб иссох, как мох,
Чтоб ушел, как вздох.

3 ноября 1918

              * * *
А во лбу моем — знай! —
Звезды горят.
В правой рученьке — рай,
В левой рученьке — ад.

Есть и шелковый пояс —
От всех мытарств.
Головою покоюсь
На Книге Царств.

Много ль нас таких
На святой Руси —
У ветров спроси,
У волков спроси.

Так из края в край,
Так из града в град.
В правой рученьке — рай,
В левой рученьке — ад.

Рай и ад намешала тебе в питье,
День единый теперь — житие твое.

Проводи, жених,
До седьмой версты!
Много нас таких
На святой Руси.

Июль 1919

              * * *
Мой путь не лежит мимо дому — твоего.
Мой путь не лежит мимо дому — ничьего.

А всё же с пути сбиваюсь,
(Особо весной!)
А всё же по людям маюсь,
Как пес под луной.

Желанная всюду гостья!
Всем спать не даю!
Я с дедом играю в кости,
А с внуком — пою.

Ко мне не ревнуют жены:
Я — голос и взгляд.
И мне не один влюбленный
Не вывел палат.

Смешно от щедрот незваных
Мне ваших, купцы!
Сама воздвигаю за ночь —
Мосты и дворцы.

(А что говорю, не слушай!
Всё мелет — бабье!)
Сама поутру разрушу
Творенье свое.

Хоромы — как сноп соломы — ничего!
Мой путь не лежит мимо дому — твоего.

27 апреля 1920

              * * *
Проста моя осанка,
Нищ мой домашний кров.
Ведь я островитянка
С далеких островов!

Живу — никто не нужен!
Взошел — ночей не сплю.
Согреть чужому ужин —
Жилье свое спалю.

Взглянул — так и знакомый,
Взошел — так и живи.
Просты наши законы:
Написаны в крови.

Луну заманим с неба
В ладонь — коли мила!
Ну, а ушел — как не был,
И я — как не была.

Гляжу на след ножовый:
Успеет ли зажить
До первого чужого,
Который скажет: пить.

Август 1920

             * * *
Целовалась с нищим, с вором, с горбачом,
Со всей каторгой гуляла — нипочём!
Алых губ своих отказом не тружу,
Прокаженный подойди — не откажу!

Пока молода —
Всё как с гуся вода!
Никогда никому:
Нет!
Всегда — да!

Что за дело мне, что рваный ты, босой:
Без разбору я кошу, как смерть косой!
Говорят мне, что цыган-ты-конокрад,
Про тебя еще другое говорят…

А мне что за беда —
Что с копытом нога!
Никогда никому:
Нет!
Всегда — да!

Блещут, плещут, хлещут раны — кумачом,
Целоваться я не стану — с палачом!

Москва, ноябрь 1920

II

              * * *
И сказал Господь:
 — Молодая плоть,
Встань!

И вздохнула плоть:
 — Не мешай. Господь,
Спать.

Хочет только мира
Дочь Иаира.

И сказал Господь:
 — Спи.

Март 1917

               * * *
Только живите! — Я уронила руки,
Я уронила на руки жаркий лоб.
Так молодая Буря слушает Бога
Где-нибудь в поле, в какой-нибудь темный
час.

И на высокий вал моего дыханья
Властная вдруг — словно с неба — ложится
длань.
И на уста мои чьи-то уста ложатся. —
Так молодую Бурю слушает Бог.

20 июня 1917

                * * *
Закинув голову и опустив глаза,
Пред ликом Господа и всех святых — стою.
Сегодня праздник мой, сегодня — Суд.

Сонм юных ангелов смущён до слез.
Бесстрастны праведники. Только ты,
На тронном облаке, глядишь как друг.

Что хочешь — спрашивай. Ты добр и стар,
И ты поймешь, что с эдаким в груди
Кремлевским колоколом — лгать нельзя.

И ты поймешь, как страстно день и ночь
Боролись
Промысел и Произвол
В ворочающей жернова — груди.

Так, смертной женщиной, — опущен взор,
Так, гневным ангелом — закинут лоб,
В день Благовещенья, у Царских врат,

Перед лицом твоим — гляди! — стою.

А голос, голубем покинув грудь,
В червонном куполе обводит круг.

Март 1918

               * * *
Плоти — плоть, духу — дух,
Плоти — хлеб, духу — весть,
Плоти — чернь, духу — вздох,
Семь венцов, семь небес.

Плачь же, плоть! — Завтра прах!
Дух, не плачь! — Славься, дух!
Нынче — раб, завтра — царь
Всем семи — небесам.

9 мая 1918

               * * *
Не самозванка — я пришла домой,
И не служанка — мне не надо хлеба.
Я — страсть твоя, воскресный отдых твой,
Твой день седьмой, твое седьмое небо.

Там на земле мне подавали грош
И жерновов навешали на шею.
 — Возлюбленный! — Ужель не узнаешь?
Я ласточка твоя — Психея!

Апрель 1918

               * * *
На тебе, ласковый мой, лохмотья,
Бывшие некогда нежной плотью.
Всю истрепала, изорвала, —
Только осталось что два крыла.

Одень меня в свое великолепье,
Помилуй и спаси.
А бедные истлевшие отрепья
Ты в ризницу снеси.

13 мая 1918

               * * *
В черном небе слова начертаны —
И ослепли глаза прекрасные…
И не страшно нам ложе смертное,
И не сладко нам ложе страстное.

В поте — пишущий, в поте пашущий!
Нам знакомо иное рвение:
Легкий огнь над кудрями пляшущий, —
Дуновение — Вдохновения!

14 мая 1918

               * * *
Благословляю ежедневный труд,
Благословляю еженощный сон.
Господню милость и Господень суд,
Благой закон — и каменный закон.

И пыльный пурпур свой, где столько дыр,
И пыльный посох свой, где все лучи…
 — Еще, Господь, благословляю мир
В чужом дому — и хлеб в чужой печи.

21 мая 1918

               * * *
Слезы, слезы — живая вода!
Слезы, слезы — благая беда!
Закипайте из жарких недр,
Проливайтесь из жарких век.
Гнев Господень — широк и щедр.
Да снесет его — человек.

Дай разок вздохнуть
Свежим воздухом.
Размахнись мне в грудь
Светлым посохом!

Май 1918

              * * *
Руки, которые не нужны
Милому, служат — Миру.
Горестным званьем Мирской Жены
Нас увенчала Лира.

Много незваных на царский пир.
Надо им спеть на ужин!
Милый не вечен, но вечен — Мир.
Не понапрасну служим.

6 июля 1918

               * * *
Как правая и левая рука,
Твоя душа моей душе близка.

Мы смежены, блаженно и тепло,
Как правое и левое крыло.

Но вихрь встает — и бездна пролегла
От правого — до левого крыла!

10 июля 1918

               * * *
Рыцарь ангелоподобный —
Долг! — Небесный часовой!
Белый памятник надгробный
На моей груди живой.

За моей спиной крылатой
Вырастающий ключарь,
Еженощный соглядатай,
Ежеутренний звонарь.

Страсть, и юность, и гордыня —
Все сдалось без мятежа,
Оттого что ты рабыне
Первый молвил: — Госпожа!

14 июня 1918

               * * *
Доблесть и девственность! — Сей союз
Древен и дивен, как Смерть и Слава.
Красною кровью своей клянусь
И головою своей кудрявой —

Ноши не будет у этих плеч,
Кроме божественной ноши — Мира!
Нежную руку кладу на меч:
На лебединую шею Лиры.

27 июля 1918

             * * *
Так, высоко запрокинув лоб,
 — Русь молодая! — Слушай! —
Опровергаю лихой поклеп
На Красоту и Душу.

Над кабаком, где грехи, гроши,
Кровь, вероломство, дыры —
Встань, Триединство моей души:
Лилия — Лебедь — Лира!

Июль 1919

              * * *
Что другим не нужно — несите мне:
Всё должно сгореть на моем огне!
Я и жизнь маню, я и смерть маню
В легкий дар моему огню.

Пламень любит легкие вещества:
Прошлогодний хворост — венки — слова…
Пламень пышет с подобной пищи!
Вы ж восстаньте — пепла чище!

Птица-Феникс я, только в огне пою!
Поддержите высокую жизнь мою!
Высоко горю и горю до тла,
И да будет вам ночь светла.

Ледяной костер, огневой фонтан!
Высоко несу свой высокий стан,
Высоко несу свой высокий сан —
Собеседницы и Наследницы!

2 сентября 1918

              * * *
Я счастлива жить образцово и просто:
Как солнце — как маятник — как календарь.
Быть светской пустынницей стройного роста,
Премудрой — как всякая Божия тварь.

Знать: Дух — мой сподвижник, и Дух — мой вожатый!
Входить без доклада, как луч и как взгляд.
Жить так, как пишу: образцово и сжато, —
Как Бог повелел и друзья не велят.

22 ноября 1919

               * * *
И не спасут ни стансы, ни созвездья.
А это называется — возмездье
За то, что каждый раз,

Стан разгибая над строкой упорной,
Искала я над лбом своим просторным
Звезд только, а не глаз.

Что самодержцем Вас признав на веру,
 — Ах, ни единый миг, прекрасный Эрос,
Без Вас мне не был пуст!

Что по ночам, в торжественных туманах,
Искала я у нежных уст румяных —
Рифм только, а не уст.

Возмездие за то, что злейшим судьям
Была — как снег, что здесь, под левой грудью —
Вечный апофеоз!

Что с глазу на глаз с молодым Востоком
Искала я на лбу своем высоком
Зорь только, а не роз!

20 мая 1920

               * * *
Любовь! Любовь! И в судорогах, и в гробе
Насторожусь — прельщусь — смущусь — рванусь.
О милая! — Ни в гробовом сугробе,
Ни в облачном с тобою не прощусь.

И не на то мне пара крыл прекрасных
Дана, чтоб на сердце держать пуды.
Спеленутых, безглазых и безгласных
Я не умножу жалкой слободы.

Нет, выпростаю руки! — Стан упругий
Единым взмахом из твоих пелен
 — Смерть — выбью! Верст на тысячу в округе
Растоплены снега и лес спален.

И если всё ж — плеча, крыла, колена
Сжав — на погост дала себя увесть, —
То лишь затем, чтобы смеясь над тленом,
Стихом восстать — иль розаном расцвесть!

Около 28 ноября 1920

               * * *
Знаю, умру на заре! На которой из двух,
Вместе с которой из двух — не решить по заказу!
Ах, если б можно, чтоб дважды мой факел потух!
Чтоб на вечерней заре и на утренней сразу!

Пляшущим шагом прошла по земле! — Неба дочь!
С полным передником роз! — Ни ростка не наруша!
Знаю, умру на заре! — Ястребиную ночь
Бог не пошлет по мою лебединую душу!

Нежной рукой отведя нецелованный крест,
В щедрое небо рванусь за последним приветом.
Прорезь зари — и ответной улыбки прорез…
Я и в предсмертной икоте останусь поэтом!

Москва, декабрь 1920