Опишите уголок в который перенесся обломов во сне

«Сон Обломова». (Анализ эпизода из романа И.А.Гончарова «Обломов».)

План.

I. Место эпизода «Сон Обломова» в произведении.

II. Сон Обломова как шаг к уяснению обломовщины.

1. Идиллический пейзаж Обломовки.

2. Гармоничность и размеренность жизни «благословенного богом уголка»:

3. Время и пространство Обломовки:

а) ограниченность пространства;

б) неизменность жизни обломовцев.

4. Обычаи и обряды обломовцев:

а) мифическое сознание людей;

б) особое отношение к приметам.

5. Мифический характер сна.

III. Сон Обломова – ключ к пониманию характера героя.

В романе И. А. Гончарова «Обломов» ключевое место занимает эпизод «Сон Обломова». Он помогает более полно и глубоко

раскрыть образ главного героя. Рассмотреть его мечты представления о жизни на подсознательном уровне, то есть с помощью

сна.

Сон Обломова переносит нас в Обломовку. Там человеку уютно жить, у него не возникает ощущения неустроенности быта,

незащищённости перед огромным миром. Природа и человек слиты, едины, и, кажется, небо, которое способно защитить

обломовцев от всех внешних проявлений, “там ближе к земле”, и это небо распростёрлось над землёй, как домашняя кровля.

Нет там ни моря, которое будоражит человеческое сознание, ни гор и пропастей, которые похожи на зубы когти дикого зверя,

а вся территория вокруг представляет собой «ряд живописных этюдов, веселых, улыбающихся пейзажей». Такая атмосфера мира

Обломовки передаёт полное согласие, гармонию в этом мире, а «сердце так и просится спрятаться в этот забытый всеми

уголок и жить никому неведомым счастьем».

«Ни страшных бурь, ни разрушений не слыхать в том краю». В газетах не прочесть чего-нибудь страшного об этом

«благословенном богом уголке». Не было там никаких «странных небесных знамений»; не водится там ядовитых гадов; «саранча

не залетает туда; нет ни львов, ни тигров, ни даже волков и медведей, потому что нет лесов. Все в Обломовке спокойно,

ничто не отвлекает и не угнетает. Нет в ней ничего необычного, даже «поэт или мечтатель не остались бы довольны общим

видом этой скромной и незатейливой местности». В Обломовке царит полная идиллия.

Идиллический пейзаж неотделим от конкретного пространственного уголка, где жили отцы и деды, будут жить дети и внуки.

Пространство Обломовки ограничено, оно не связано с другим миром. Конечно, обломовцы знали о том, что в восьмидесяти

верстах от них находится губернский город, но редко ездили туда, знали и о Саратове, и о Москве, Питере, “что за Питером

живут французы или немцы, а далее уже начинался для них, как для древних, тёмный мир, неизвестные страны, населённые

чудовищами, людьми о двух головах, великанами; там следовал мрак — и, наконец, всё оканчивалось той рыбой, которая

держит на себе землю”.

Никто из жителей Обломовки не стремится выйти из этого мира, ибо там — чужое, враждебное, их вполне устраивает

счастливое “житьё-бытьё”, и их мир — самостоятельный, целостный и завершённый.

Жизнь в Обломовке протекает как будто по ранее запланированной схеме, спокойно и размерено. Ничто не тревожит ее

жителей. Даже «правильно и невозмутимо совершается там годовой круг».

Строго ограниченное пространство живёт по своим вековечным традициям, ритуалам. Любовь, рождение, брак, труд, смерть —

вся жизнь Обломовки сводится к этому кругу и так же неизменна, как смена времён года.

Любовь в Обломовке носит совсем иной характер, чем в реальном мире, она не может стать каким-то переворотом в душевной

жизни человека, она не противостоит другим сторонам жизни. Любовь-страсть противопоказана миру обломовцев, они “плохо

верили… душевным тревогам, не принимали за жизнь круговорота вечных стремлений куда-то, к чему-то; боялись, как огня,

увлечения страстей”. Ровное, спокойное переживание любви естественно для обломовцев.

Существенное место в жизни обломовцев занимают обряды и ритуалы. “И вот воображению спящего Ильи Ильича начали…

открываться сначала три главные акта жизни, разыгравшиеся как в его семействе, так и у родственников и знакомых: родины,

свадьба, похороны. Потом потянулась пёстрая процессия весёлых и печальных подразделений её: крестин, именин, семейных

праздников, заговенья, разговенья, шумных обедов, родственных съездов, приветствий, поздравлений, официальных слёз и

улыбок”.

Кажется, что вся жизнь обломовцев состоит только из одних обрядов и ритуальных праздников. Всё это свидетельствует об

особом сознании людей — мифическом сознании. То, что для обыкновенного человека считается вполне естественным, здесь

возведено в ранг мистического бытия — обломовцы смотрят на мир как на таинство, святость. Отсюда особое отношение к

времени суток: вечернее время особо опасное, послеобеденное время сна обладает могущественной силой, которая управляет

жизнью людей. Есть здесь и таинственные места — овраг, например. Отпуская Илюшу гулять с няней, мать строго наказывала

“не пускать его в овраг, как самое страшное место в околотке, пользовавшееся дурною репутацией”.

Особое отношение у обломовцев к приметам: в них мир подаёт человеку знаки, предупреждает его, диктует свою волю. Если в

зимний вечер погаснет свеча, то в ответ “все встрепенутся: “Нечаянный гость!” — скажет непременно кто-нибудь”, и дальше

начнётся самое заинтересованное обсуждение этого вопроса, кто бы это мог быть, но в том, что гость будет, в этом никто

не сомневается. Мир обломовцев абсолютно свободен от каких-либо причинно-следственных связей, которые очевидны для

аналитического ума. Вопрос “почему?” — это не обломовский вопрос. “Расскажут ли им, что копна сена разгуливала по полю,

— они не задумаются и поверят; пропустит ли кто-нибудь слух, что вот это не баран, а что-то другое, или что такая-то

Марфа или Степанида — ведьма, они будут бояться и барана, и Марфы: им и в голову не придёт спросить, отчего баран стал

не бараном, а Марфа сделалась ведьмой, да ещё накинутся на того, кто бы вздумал усомниться в этом”.

Мистическое восприятие мира уводит обломовцев от истинного его познания, следовательно, и от борьбы с ним, тем самым

обеспечивает миру какую-то надёжность, неизменность.

4. Мифический характер сна.

Масштаб сна позволяет разглядеть в нём черты античного мира. Античные реминисценции постоянно присутствуют в тексте

сна. Уже в самом его начале читаем: “Небо там, кажется… ближе жмётся к земле, но не с тем, чтобы метать сильнее

стрелы, а разве только, чтоб обнять её покрепче, с любовью… чтоб уберечь, кажется, избранный уголок от всяческих

невзгод”. Это описание точно рифмуется с мифом о браке Земли с Небом — Геи с Ураном. Отсюда возникает образ мира,

который весь заключён в любовные объятия; он несёт в себе утопию “золотого века”.

Вернёмся к начальным фрагментам сна. Почему стихия, “дикость и грандиозность” моря вызывает у автора неприятие? Всё это

не соответствует умиротворённости жизни обломовцев, романтический пейзаж не в их духе, он тревожит сердце, он может быть

опасен. Эта стихия не из “золотого века”, где всё говорит об идиллическом восприятии мира.

Детство Ильи Ильича Обломова. Какие внутренние силы Обломова увяли, какие развились его воспитанием, образованием?

Любознательность, активное участие в любых проявлениях жизни, сознательное отношение к жизни, трудолюбие — всё это

утрачено под влиянием чрезмерной опеки матери, няни, слуги.

В то же время развились черты мечтательности, воображения, поэтического восприятия жизни, широта души, добродушие,

мягкость, утончённость. Все эти черты — результат воздействия сказок, таинственного восприятия жизни, её мифологизация.

Сон Обломова выдержан в духе идиллии. Он не пророчествует, не предупреждает, он своеобразный ключ к пониманию характера

героя. “Сон Обломова — этот великолепнейший эпизод, который останется в нашей словесности на вечные времена, — был

первым, могущественным шагом к уяснению Обломова с его обломовщиной”, — писал критик Александр Васильевич Дружинин.