Весною пахнет пробудившаяся от зимнего сна земля уже прилетели расхаживают

 /Èâàí Ñåðãååâè÷ Ñîêîëîâ-Ìèêèòîâ (1892, Êàëóæñêàÿ ãóáåðíèÿ – 1975, Ìîñêâà) – ðóññêèé ñîâåòñêèé ïèñàòåëü è æóðíàëèñò, ñïåöèàëüíûé êîððåñïîíäåíò./

   Ìåñÿö àïðåëü – “çàæãè ñíåãà, çàèãðàé îâðàæêè”.
Òàê ãîâîðèòñÿ â íàðîäíîé ïîñëîâèöå.
Ýòî çíà÷èò: ïîñëåäíèé ñíåã ñ ïîëåé ñõîäèò, çâåíÿò ïî îâðàãàì ðó÷üè, ëîìàþò çèìíèé ë¸ä ðåêè.
Âåñíîþ ïàõíåò ïðîáóäèâøàÿñÿ îò çèìíåãî ñíà çåìëÿ. Âñå óæ ñíÿëè ðóêàâèöû.
   Íàäóâàþòñÿ â ëåñó ó äåðåâüåâ ñìîëèñòûå äóøèñòûå ïî÷êè.
Óæå ïðèëåòåëè, ðàñõàæèâàþò ïî ïîëÿì è äîðîãàì áåëîíîñûå ãðà÷è.
Ðàñïåâàþò, ãðåÿñü íà ñîëíûøêå, âåñåííèå âåñ¸ëûå ãîñòè – ñêâîðöû,
Ñ ïåñíÿìè ïîäíèìàþòñÿ ñ ïîëåé âûñîêî â íåáî ãîëîñèñòûå æàâîðîíêè.
 ëåñó ðàäîñòíî áûñòðûé ðó÷åé æóð÷èò!
  Íàñòóïàåò îñîáåííûé òîðæåñòâåííûé ÷àñ â ðóññêîé ïðèðîäå. Îí òàêèì äèâíûì  â ýòîì ãîäó íå áûë –
Ðàñïàõíóòñÿ íåâèäèìûå ãîëóáûå âîðîòà êàê áû äî ñàìîãî íåáà.
Âìåñòå ñ ïîëîé âîäîé ïîêàæóòñÿ êîñÿêè ïðîë¸òíûõ ïòèö. Ïðîñòî ÷óäåñà!
Îò òåïëîãî þãà äî ñòóäåíîãî ìîðÿ, íàä âñåé îáøèðíîé ñòðàíîþ,
Áóäóò ñëûøíû èõ âåñåííèå âåñ¸ëûå ãîëîñà.
   Íàä ïîëÿìè è ëåñàìè, íàä øèðîêèìè ðåêàìè è ãîëóáûìè îçåðàìè
Ëåòÿò ïòèöû, âîçâðàùàÿñü íà ñâîþ ðîäèíó.
Âûñîêî â íåáå, ðàñïàõíóâ áåëûå êðûëüÿ, ïðîëåòàþò íà ñåâåð ïðåêðàñíûå ëåáåäè,
Ñòðîéíûìè êîñÿêàìè òÿíóò ãóñè, êóðëûêàþò æóðàâëè – íåñóò íà êðûëüÿõ âåñíó!
    Íà ðåêàõ è îçåðàõ, íàïîëíåííûõ âåøíåé âîäîþ, îòäûõàþò è êîðìÿòñÿ äèêèå óòêè – öåëûìè ñòàÿìè.
Ìíîæåñòâî ïòèö ïðîëåòàåò äàæå íàä øóìíûìè ìíîãîëþäíûìè ãîðîäàìè.   
     Âûéäè íà áåðåã ðåêè, õîðîøåíüêî ïîñëóøàé õîòü íåñêîëüêî ìèíóò – ãîðàçäî ìåíüøå, ÷åì ïîë÷àñà.
×óòêîå óõî óñëûøèò â îñâåù¸ííîì çàðåâîì ãîðîäñêîì íåáå
Ñâèñò áåñ÷èñëåííûõ êðûëüåâ, äàë¸êèå ïòè÷üè ãîëîñà…
    Äëÿ ÷óòêîãî, âíèìàòåëüíîãî îõîòíèêà, óìåþùåãî õîðîøî âèäåòü è ñëûøàòü,
Îñîáåííóþ ïðåëåñòü ïðåäñòàâëÿåò áîãàòñòâî çâóêîâ è ãîëîñîâ â ëåñó – ëåñíûå ãîëîñà.
Íåîáû÷àéíî ðàçíîîáðàçíû ýòè ëåñíûå çâóêè âåñíîþ – ëåñíûå ÷óäåñà!
  Âîò ñ íàäëîìàííîé âåòêè áåðåçû, íåâäàëåêå, óïàëà ïðîçðà÷íàÿ êàïëÿ –
Ïîñëûøàëñÿ òîíêèé, õðóñòàëüíûé çâîí è êàæåòñÿ, ÷òî çâåíèò è âäàëè.
Ïîä íàïîðîì æèçíåííûõ ñîêîâ ñàì ñîáîþ øåâåëüíóëñÿ âûòÿíóòûé â ñòðåëêó ëèñòîê
È ÷óòêîìó óõó îõîòíèêà óæå ÷óäèòñÿ ø¸ïîò ïðîñíóâøåéñÿ çåìëè.
    Òûñÿ÷è òàêèõ çâóêîâ ðîäÿòñÿ âåñíîþ â îæèâøåì ëåñó:
Îò ïåíüêà ê ïåíüêó ïðîáåæàëà, òîíåíüêî ïèñêíóëà ìûøü, þðêíóëà ïîä åëü;
Ïîäíÿâøèñü ñ çåìëè, ïðîãóäåë, ñòóêíóëñÿ î áåðåçó è ãðóçíî óïàë íåïîâîðîòëèâûé æóê.
Ñèäÿ íà ñòâîëå çàñîõøåãî äåðåâà, äÿòåë ïóñòèë çâîíêóþ áàðàáàííóþ òðåëü.
   Íà ìàêóøêå áåð¸çû, ïîêðûâøåéñÿ äûìêîé ìîëîäîé ëèñòâû, ãðîìêî êóêóåò êóêóøêà, íå ñìîëêàåò
è, òî÷íî ïîïåðõíóâøèñü, íåîæèäàííî âäðóã óìîëêàåò.
Îêðóæåííûé çîëîòûì ñèÿíèåì Ñîëíöà, íà ñàìîé âåðøèíå ãîëîãî äóáà,
Âàæíî íàäóâàÿ çîá, âîðêóåò äèêèé ãîëóáü-âèòþòåíü, áóäòî æä¸ò êîãî-òî íà ñâèäàíüå:
“Íà äó-ó-óáå ñèæó! Íà äó-ó-óáå ñèæó!” – äàëåêî-äàëåêî ðàçíîñèòñÿ ãëóõîå åãî âîðêîâàíüå.
    Ñïðàâà è ñëåâà íà ñâîèõ çâîíêèõ ñâèðåëÿõ ðàçëèâàþòñÿ ïåâ÷èå äðîçäû,
À â ãëóõîé åëîâîé ÷àùîáå òèõî ïîïèñêèâàåò ðÿá÷èê, áóäòî ïðåäóïðåæäàåò: ÷ó! – ìîë÷è!
Îáìàíûâàÿ ñëóõ, ïîä ïðîçðà÷íîé êîðêîé ëüäà æóð÷èò âåñåííèé ðó÷åé
È, âòîðÿ åìó, íà ëåñíûõ îáñîõøèõ ïîëÿíàõ áîðìî÷óò òåòåðåâà-êîñà÷è.
   Íà çàêàòå Ñîëíöà ñòðàøíî óõíåò ôèëèí â ëåñó,
Ãóãóêíåò – ãó-ãó-ãóó! – áåñøóìíî ïðîëåòàÿ, ñîâà
È ñî âñåõ ñòîðîí îòçîâóòñÿ åé, ïðàçäíóÿ âåñíó, çàéöû, ñîâåðøåííî çàáûâ ïðî ëèñó.
   À â õîëîäíûõ ïðîçðà÷íûõ ëóæàõ íåóñòàííî “òóðëû÷àò” ëÿãóøêè.
Øåëåñòÿ ñóõèìè òðàâèíêàìè, áåãàþò ïî îáñîõøèì êî÷êàì áûñòðûå ìóðàâüè, îíè – ëåñîâ äàð!
Äí¸ì íà ïðèãðåâå æóææàò âåñåííèå áûñòðûå ìóõè – ÷óâñòâóþò Ñîëíöà æàð!
Âûëåòåâ èç çèìíåãî óáåæèùà, áàñîì ïðîãóäèò øìåëü è óëåòèò, êàê íà ïîæàð.
È óæ òÿíåò, òÿíåò íàä óõîì îõîòíèêà ñâîþ íóäíóþ ïåñåíêó ïåðâûé êîìàð…

_____
Òàëàíòó Ñîêîëîâà-Ìèêèòîâà. Âåñåííÿÿ íî÷ü!
 /Èâàí Ñåðãååâè÷ Ñîêîëîâ-Ìèêèòîâ (1892, Êàëóæñêàÿ ãóáåðíèÿ – 1975, Ìîñêâà) – ðóññêèé ñîâåòñêèé ïèñàòåëü è æóðíàëèñò, ñïåöèàëüíûé êîððåñïîíäåíò./
  Ìåñÿö àïðåëü – “çàæãè ñíåãà, çàèãðàé îâðàæêè”. Òàê ãîâîðèòñÿ â íàðîäíîé ïîñëîâèöå.
Ýòî çíà÷èò: ïîñëåäíèé ñíåã ñ ïîëåé ñõîäèò, çâåíÿò ïî îâðàãàì ðó÷üè, ëîìàþò çèìíèé ëåä ðåêè.
Âåñíîþ ïàõíåò ïðîáóäèâøàÿñÿ îò çèìíåãî ñíà çåìëÿ.
Íàäóâàþòñÿ â ëåñó ó äåðåâüåâ ñìîëèñòûå äóøèñòûå ïî÷êè.
Óæå ïðèëåòåëè, ðàñõàæèâàþò ïî ïîëÿì è äîðîãàì áåëîíîñûå ãðà÷è. Ðàñïåâàþò, ãðåÿñü íà ñîëíûøêå, âåñåííèå âåñåëûå ãîñòè – ñêâîðöû. Ñ ïåñíÿìè ïîäíèìàþòñÿ ñ ïîëåé âûñîêî â íåáî ãîëîñèñòûå æàâîðîíêè.
Íàñòóïàåò îñîáåííûé òîðæåñòâåííûé ÷àñ â ðóññêîé ïðèðîäå. Êàê áû äî ñàìîãî íåáà ðàñïàõíóòñÿ íåâèäèìûå ãîëóáûå âîðîòà. Âìåñòå ñ ïîëîé âîäîé ïîêàæóòñÿ êîñÿêè ïðîëåòíûõ ïòèö. Îò òåïëîãî þãà äî ñòóäåíîãî ìîðÿ, íàä âñåé îáøèðíîé ñòðàíîþ, áóäóò ñëûøíû èõ âåñåííèå âåñåëûå ãîëîñà.
Íàä ïîëÿìè è ëåñàìè, íàä øèðîêèìè ðåêàìè è ãîëóáûìè îçåðàìè ëåòÿò ïòèöû, âîçâðàùàÿñü íà ñâîþ ðîäèíó. Âûñîêî â íåáå, ðàñïàõíóâ áåëûå êðûëüÿ, ïðîëåòàþò íà ñåâåð ïðåêðàñíûå ëåáåäè, ñòðîéíûìè êîñÿêàìè òÿíóò ãóñè, êóðëûêàþò æóðàâëè. Íà ðåêàõ è îçåðàõ, íàïîëíåííûõ âåøíåé âîäîþ, îòäûõàþò è êîðìÿòñÿ äèêèå óòêè.
Ìíîæåñòâî ïòèö ïðîëåòàåò äàæå íàä øóìíûìè ìíîãîëþäíûìè ãîðîäàìè. Âûéäè íà áåðåã ðåêè, õîðîøåíüêî ïîñëóøàé! ×óòêîå óõî óñëûøèò â îñâåùåííîì çàðåâîì ãîðîäñêîì íåáå ñâèñò áåñ÷èñëåííûõ êðûëüåâ, äàëåêèå ïòè÷üè ãîëîñà…
Äëÿ ÷óòêîãî, âíèìàòåëüíîãî îõîòíèêà, óìåþùåãî õîðîøî âèäåòü è ñëûøàòü, îñîáåííóþ ïðåëåñòü ïðåäñòàâëÿåò áîãàòñòâî çâóêîâ è ãîëîñîâ â ëåñó. Íåîáû÷àéíî ðàçíîîáðàçíû ýòè ëåñíûå çâóêè âåñíîþ. Âîò ñ íàäëîìàííîé âåòêè áåðåçû óïàëà ïðîçðà÷íàÿ êàïëÿ – ïîñëûøàëñÿ òîíêèé, õðóñòàëüíûé çâîí. Ïîä íàïîðîì æèçíåííûõ ñîêîâ ñàì ñîáîþ øåâåëüíóëñÿ âûòÿíóòûé â ñòðåëêó ëèñòîê, è ÷óòêîìó óõó îõîòíèêà óæå ÷óäèòñÿ øåïîò ïðîñíóâøåéñÿ çåìëè. Òûñÿ÷è òàêèõ çâóêîâ ðîäÿòñÿ âåñíîþ â îæèâøåì ëåñó. Îò ïåíüêà íà ïåíåê ïðîáåæàëà, òîíåíüêî ïèñêíóëà ìûøü; ïîäíÿâøèñü ñ çåìëè, ïðîãóäåë, ñòóêíóëñÿ î áåðåçó è ãðóçíî óïàë íåïîâîðîòëèâûé æóê. Ñèäÿ íà ñòâîëå çàñîõøåãî äåðåâà, äÿòåë ïóñòèë çâîíêóþ áàðàáàííóþ òðåëü. Íà ìàêóøêå áåðåçû, ïîêðûâøåéñÿ äûìêîé ìîëîäîé ëèñòâû, ãðîìêî êóêóåò êóêóøêà è, òî÷íî ïîïåðõíóâøèñü, íåîæèäàííî âäðóã óìîëêàåò. Îêðóæåííûé çîëîòûì ñèÿíèåì ñîëíöà, íà ñàìîé âåðøèíå ãîëîãî äóáà, âàæíî íàäóâàÿ çîá, âîðêóåò äèêèé ãîëóáü-âèòþòåíü. “Íà äó-ó-óáå ñèæó! Íà äó-ó-óáå ñèæó!” – äàëåêî-äàëåêî ðàçíîñèòñÿ ãëóõîå åãî âîðêîâàíüå. Ñïðàâà è ñëåâà íà ñâîèõ çâîíêèõ ñâèðåëÿõ ðàçëèâàþòñÿ ïåâ÷èå äðîçäû, à â ãëóõîé åëîâîé ÷àùîáå òèõî ïîïèñêèâàåò ðÿá÷èê.
Îáìàíûâàÿ ñëóõ, ïîä ïðîçðà÷íîé êîðêîé ëüäà æóð÷èò âåñåííèé ðó÷åé, è, âòîðÿ åìó, íà ëåñíûõ îáñîõøèõ ïîëÿíàõ áîðìî÷óò òåòåðåâà-êîñà÷è. Íà çàêàòå ñîëíöà ñòðàøíî óõíåò ôèëèí â ëåñó, ãóãóêíåò – ãó-ãó-ãóó! – áåñøóìíî ïðîëåòàÿ, ñîâà, è ñî âñåõ ñòîðîí îòçîâóòñÿ åé, ïðàçäíóÿ âåñíó, çàéöû. À â õîëîäíûõ ïðîçðà÷íûõ ëóæàõ íåóñòàííî “òóðëû÷àò” ëÿãóøêè.
Øåëåñòÿ ñóõèìè òðàâèíêàìè, áåãàþò ïî îáñîõøèì êî÷êàì áûñòðûå ìóðàâüè, äíåì íà ïðèãðåâå æóææàò âåñåííèå áûñòðûå ìóõè. Âûëåòåâ èç çèìíåãî óáåæèùà, áàñîì ïðîãóäèò øìåëü. È óæ òÿíåò, òÿíåò íàä óõîì îõîòíèêà ñâîþ íóäíóþ ïåñåíêó ïåðâûé êîìàð…

Читайте также:  Сон видеть себя невестой в свадебном платье

Источник

Весною пахнет пробудившаяся от зимнего сна земля.

Надуваются в лесу у деревьев смолистые душистые почки.

Уже прилетели, расхаживают по полям и дорогам белоносые грачи. Распевают, греясь на солнышке, весенние веселые гости – скворцы. С песнями поднимаются с полей высоко в небо голосистые жаворонки.

Наступает особенный торжественный час в русской природе. Как бы до самого неба распахнутся невидимые голубые ворота. Вместе с полой водой покажутся косяки пролетных птиц. От теплого юга до студеного моря, над всей обширной страною, будут слышны их весенние веселые голоса.

Над полями и лесами, над широкими реками и голубыми озерами летят птицы, возвращаясь на свою родину. Высоко в небе, распахнув белые крылья, пролетают на север прекрасные лебеди, стройными косяками тянут гуси, курлыкают журавли. На реках и озерах, наполненных вешней водою, отдыхают и кормятся дикие утки.

Множество птиц пролетает даже над шумными многолюдными городами. Выйди на берег реки, хорошенько послушай! Чуткое ухо услышит в освещенном заревом городском небе свист бесчисленных крыльев, далекие птичьи голоса…

Для чуткого, внимательного охотника, умеющего хорошо видеть и слышать, особенную прелесть представляет богатство звуков и голосов в лесу. Необычайно разнообразны эти лесные звуки весною. Вот с надломанной ветки березы упала прозрачная капля – послышался тонкий, хрустальный звон. Под напором жизненных соков сам собою шевельнулся вытянутый в стрелку листок, и чуткому уху охотника уже чудится шепот проснувшейся земли. Тысячи таких звуков родятся весною в ожившем лесу. От пенька на пенек пробежала, тоненько пискнула мышь; поднявшись с земли, прогудел, стукнулся о березу и грузно упал неповоротливый жук. Сидя на стволе засохшего дерева, дятел пустил звонкую барабанную трель. На макушке березы, покрывшейся дымкой молодой листвы, громко кукует кукушка и, точно поперхнувшись, неожиданно вдруг умолкает. Окруженный золотым сиянием солнца, на самой вершине голого дуба, важно надувая зоб, воркует дикий голубь-витютень. «На ду-у-убе сижу! На ду-у-убе сижу!» – далеко-далеко разносится глухое его воркованье. Справа и слева на своих звонких свирелях разливаются певчие дрозды, а в глухой еловой чащобе тихо попискивает рябчик.

Обманывая слух, под прозрачной коркой льда журчит весенний ручей, и, вторя ему, на лесных обсохших полянах бормочут тетерева-косачи. На закате солнца страшно ухнет филин в лесу, гу-гук-нет – гу-гу-гуу! – бесшумно пролетая, сова, и со всех сторон отзовутся ей, празднуя весну, зайцы. А в холодных прозрачных лужах неустанно «турлычут» лягушки.

Шелестя сухими травинками, бегают по обсохшим кочкам быстрые муравьи. Днем на пригреве жужжат весенние быстрые мухи. Вылетев из зимнего убежища, басом прогудит шмель. И уж тянет, тянет над ухом охотника свою нудную песенку первый комар…

Только в глухую полночь все примолкает в весеннем лесу. Отойдешь, бывало, от тихо потрескивающего костра, освещающего стволы и ветви ближних деревьев. Глухая, беззвучная накроет тебя тишина. Цепляясь за ветки, долго падает на землю оторвавшийся сухой сучок. Прошуршит под ногами мышь, провоют на болоте голодные бессонные волки. И опять тихо, недвижно в темном лесу. Тихо потрескивает костер, колышутся над огнем лохматые еловые ветви, развалясь у огня на смолистой постели, беззаботно похрапывает товарищ-охотник…

Тот, кто ночевал много раз у костра в лесу, никогда не забудет охотничьи весенние ночлеги. Чудесно наступает предутренний час в лесу. Кажется, невидимый дирижер поднял волшебную палочку, и по его знаку начинается прекрасная симфония утра. Подчиняясь палочке невидимого дирижера, одна за другою гаснут над лесом звезды. Нарастая и замирая в макушках деревьев, над головами охотников проносится предрассветный ветер. Как бы включаясь в музыку утра, слышится пение первой проснувшейся птички – зорянки. Тихий знакомый слышится звук: «Хоррр, хоррр, цвиу! Хоррр, хоррр, цвиу!» – это тянет над утренним лесом вальдшнеп – лесной длинноклювый кулик.

Из тысячи лесных звуков чуткое ухо охотника уже ловит необычную, ни на что не похожую песню глухаря…

В самый торжественный час появления солнца звуки лесной музыки особенно нарастают. Приветствуя восходящее солнце, в серебряные трубы трубят журавли, на бесчисленных свирелях повсюду заливаются неутомимые музыканты – дрозды, с голых лесных полян поднимаются в небо и поют жаворонки. Множество радостных торжественных звуков слышит охотник в этот веселый торжественный час на земле и, забыв о своем ружье, долго слушает прекрасную симфонию весеннего утра.

Сполохи

Северное сияние, или сполохи, как его называют живущие на Севере люди, мне первый раз довелось увидеть много лет назад на берегу Онежского озера. Собираясь в пешеходное путешествие по лесному Заонежью, остановился в Повенце. Тогда это был маленький старинный городок; прорытого между Онежским озером и Белым морем канала еще не существовало. В Повенец я приехал из Петрозаводска на пароходе. Остановился ночевать у знакомого агронома.

Читайте также:  Во сне и наяву песня морозова

Ночью я вышел на улицу, и меня поразило еще не виданное мною зрелище. В полнейшей тишине по звездному небу колыхался широкий светящийся занавес. Он то сужался, то расширялся, собирался в складки, менял свой цвет. Я был очарован чудесным небесным зрелищем. Стояла незыблемая ночная тишина, которую изредка нарушал лай собак. При свете сияния я видел темные макушки деревьев, крыши домов.

Впоследствии мне много раз доводилось любоваться северным сиянием. Особенно памятна полярная ночь в Арктике, на далеком Шпицбергене, где я участвовал в экспедиции по спасению ледокола «Малыгин». Надо льдами и снежной пустыней, над покрытыми снегом горами разгоралось сияние. При свете его я узнавал лица людей.

Мне известны художники, пытавшиеся изобразить в красках северное сияние, но запечатлеть его на картине довольно трудно. Сияние постоянно изменяет свой цвет, переливается, то падает легкой занавесью, то вытягивается длинной колеблющейся лентой, то принимает стрелообразные формы с вспыхивающими желтыми, красными, зелеными и фиолетовыми лучами.

При свете северного сияния, отражающегося в снежных сугробах, совершали мы лыжные прогулки. Казалось, мы находимся где-то на неведомой планете.

Я и теперь завидую людям, имеющим возможность любоваться северным сиянием. Недаром многие путешественники, полярники-зимовщики, побывавшие в арктических странах и льдах, так часто возвращаются в эти далекие места. Кто знает, быть может, красота северного сияния – одна из причин, неудержимо привлекающих человека на холодный и пустынный Север.

Звезды

Кто из вас не любовался чудесным звездным небом в темную тихую ночь! Особенное чувство возникает в душе чуткого человека. Помню – в далеком детстве, оставшись один в темной комнате, в осенний поздний вечер я подошел к окну. Меня поразили яркие звезды, чудесной россыпью осыпавшие темное тихое небо. Детскую душу мою наполнил восторг. Мне вспомнились сказки отца, чистые пушкинские сказки, я опустился перед окном на колени, слезы текли по моим щекам.

Вспоминаю: как-то нам пришлось ночевать в альпийских лугах вблизи высоких ледников горного Кавказа. Стреножив верховых лошадей, на которых совершали путешествие в горы, мы забрались в покинутый пастушеский шалаш, сделанный из легких деревянных дранок. Над горами и альпийским лугом, поросшим высокой травою, дул сильный ветер. У небольшого источника, возле которого был построен шалаш, качались высокие стройные деревья. Сильный порыв ветра – и шалаш разлетелся, как легкий карточный домик. Мы оказались под открытым звездным небом.

Я смотрел на яркие крупные звезды, и мне казалось, что свет их струится по темному ночному небосводу. Млечный Путь опоясывал небо, ярко сияла Большая Медведица, распахнув крылья, плыло в Млечном Пути созвездие Лебедь, кучились Плеяды. В звездном свете были видны очертания ледниковых гор. Любуясь звездным небом, я пролежал почти всю ночь, не засыпая.

Источник

По-весеннему пахнет воздух. Отбрасывая на снег лиловые тени, недвижно стоят в лесу деревья. Прозрачно и чисто небо с высокими легкими облаками. Под темными елями ноздреватый снег обсыпан опавшей хвоей. Чуткое ухо ловит первые знакомые звуки весны. Вот почти над самой головой послышалась звонкая барабанная трель. Нет, это не скрип старого дерева, как обычно думают городские неопытные люди, оказавшись в лесу ранней весной. Это, выбрав сухое звонкое дерево, по-весеннему барабанит лесной музыкант пестрый дятел. Если прислушаться хорошенько, непременно услышишь: там и там в лесу, ближе и дальше, как бы перекликаясь, торжественно звучат барабаны. Так барабанщики дятлы приветствуют приход весны.

Вот, прогретая лучами мартовского солнца, сама собой свалилась с макушки дерева, рассыпалась снежною пылью тяжелая белая шапка. И, точно живая, долго колышется, как бы машет рукой, зеленая ветка, освобожденная от зимних оков. Стайка клестов-еловиков, весело пересвистываясь, широким красно- брусничным ожерельем рассыпалась по увешанным шишками вершинам елей. Лишь немногие наблюдательные люди знают, что эти веселые, общительные птички всю зиму проводят в хвойных лесах. В самую лютую стужу они искусно устраивают в густых сучьях теплые гнезда, выводят и выкармливают птенцов. Опершись на лыжные палки, долго любуешься, как шустрые птички своими кривыми клювами теребят шишки, выбирая из них семена, как, кружась в воздухе, тихо сыплются на снег легкие шелушинки.

Почти невидной и неслышной жизнью, доступной лишь зоркому глазу и чуткому уху, живет в эту пору едва пробудившийся лес. Вот, уронив обгрызенную шишку, взвершилась на дерево легкая белка. Прыгая с сучка на сучок, над самым сугробом уже по-весеннему тенькают синички. Мелькнув за стволами деревьев, неслышно пролетит и исчезнет рыжеватая сойка. Вспорхнет, прогремит и скроется в глубине лесного заросшего оврага пугливый рябчик.

Освещенные лучами солнца, высятся бронзовые стволы сосен, в самое небо вознося свои раскидистые вершины. В тончайшее кружево сплелись зеленоватые ветки голых осин. Пахнет озоном, смолою, багульником, жесткие вечнозеленые ветки которого уже показались из распавшегося сугроба у пригретого мартовским солнцем высокого пня.

Празднично, чисто в освещенном лесу. Яркие пятна света лежат на ветвях, на стволах деревьев, на слежавшихся плотных сугробах. Скользя на лыжах, выйдешь, бывало, на солнечную, сверкающую, окруженную березовым лесом поляну. Нежданно-негаданно, почти из-под самых ног, в алмазной снежной пыли начинают вырываться из лунок тетерева. Все утро кормились они на развесистых, усыпанных почками березах. Один за другим вылетают отдыхавшие в снегу краснобровые черные косачи, желтовато-серые самки-тетерки.

Читайте также:  Подушка нордтекс магия сна 50х70 см

В ясные дни по утрам уже можно услышать первое весеннее бормотание токующих косачей. В морозном воздухе далеко слышны их гулкие голоса. Но еще не скоро начнется настоящий весенний ток. Это лишь пробуют силы, точат оружие закованные в черные латы краснобровые бойцы.

На глухих сосновых болотах готовятся к весеннему току глухари-мошники. В глубоком снегу, в осиновых и сосновых зарослях, держатся лоси. Трудно увидеть чуткого лося, но нередко бывает и так: спасаясь от злых браконьеров, лоси выходят к людным дорогам, на окраины селений и городов.

Чудесны лунные мартовские ночи! Крепким настом покрыты снега. Можно без лыж идти по хрустящему снежному паркету.

Сказочным кажется ночной лес. Иные, ночные, слышатся звуки и голоса. Вот гугукнула, пролетая, сова, далеко-далеко отозвались ей другие невидимки-совы. Пискнув тихонько, лесная мышь пробежала по снегу, скрылась под пнем в сугробе. Опушкою леса пробежала осторожная лисица. В светлые лунные ночи выходят на поля жировать русаки.

Еще спят в своих теплых норах и берлогах барсуки и медведи. Но в ясные мартовские дни все чаще просыпается медведь. Подрастают в берлогах родившиеся зимою медвежата.

Настоящая весна приходит в середине марта. В городах и поселках течет с крыш, висят длинные сосульки. Радостно, по-весеннему чирикают воробьи. На лесных тропинках проваливается под ногами снег.

А где-то, на далеком юге, уже цветут сады, давно начался сев. Многотысячная армия пролетных птиц готовится в дорогу. Из далекой Африки, с берегов Южного Каспия отправляются птицы в далекий путь. Первыми прилетают близкие гости – грачи. В старых парках на высоких деревьях ладят они свои гнезда, шумом и гамом наполняя окрестности. За грачами прилетят скоро скворцы, покажутся на весенних проталинах первые жаворонки.

С каждым днем сильнее греет солнце. Бегут под снегом весенние ручейки. Скоро придет апрель – самый шумный месяц вешней воды, пробуждения земли, бурного движения соков.

ЗВУКИ ВЕСНЫ

Месяц апрель – ‘зажги снега, заиграй овражки’. Так говорится в народной пословице.

Это значит: последний снег с полей сходит, звенят по оврагам ручьи, ломают зимний лед реки.

Весною пахнет пробудившаяся от зимнего сна земля.

Надуваются в лесу у деревьев смолистые душистые почки.

Уже прилетели, расхаживают по полям и дорогам белоносые грачи. Распевают, греясь на солнышке, весенние веселые гости – скворцы. С песнями поднимаются с полей высоко в небо голосистые жаворонки.

Наступает особенный торжественный час в русской природе. Как бы до самого неба распахнутся невидимые голубые ворота. Вместе с полой водой покажутся косяки пролетных птиц. От теплого юга до студеного моря, над всей обширной страною, будут слышны их весенние веселые голоса.

Над полями и лесами, над широкими реками и голубыми озерами летят птицы, возвращаясь на свою родину. Высоко в небе, распахнув белые крылья, пролетают на север прекрасные лебеди, стройными косяками тянут гуси, курлыкают журавли. На реках и озерах, наполненных вешней водою, отдыхают и кормятся дикие утки.

Множество птиц пролетает даже над шумными многолюдными городами. Выйди на берег реки, хорошенько послушай! Чуткое ухо услышит в освещенном заревом городском небе свист бесчисленных крыльев, далекие птичьи голоса…

Для чуткого, внимательного охотника, умеющего хорошо видеть и слышать, особенную прелесть представляет богатство звуков и голосов в лесу. Необычайно разнообразны эти лесные звуки весною. Вот с надломанной ветки березы упала прозрачная капля – послышался тонкий, хрустальный звон. Под напором жизненных соков сам собою шевельнулся вытянутый в стрелку листок, и чуткому уху охотника уже чудится шепот проснувшейся земли. Тысячи таких звуков родятся весною в ожившем лесу. От пенька на пенек пробежала, тоненько пискнула мышь; поднявшись с земли, прогудел, стукнулся о березу и грузно упал неповоротливый жук. Сидя на стволе засохшего дерева, дятел пустил звонкую барабанную трель. На макушке березы, покрывшейся дымкой молодой листвы, громко кукует кукушка и, точно поперхнувшись, неожиданно вдруг умолкает. Окруженный золотым сиянием солнца, на самой вершине голого дуба, важно надувая зоб, воркует дикий голубь-витютень. ‘На ду-у-убе сижу! На ду-у-убе сижу!’ – далеко-далеко разносится глухое его воркованье. Справа и слева на своих звонких свирелях разливаются певчие дрозды, а в глухой еловой чащобе тихо попискивает рябчик.

Обманывая слух, под прозрачной коркой льда журчит весенний ручей, и, вторя ему, на лесных обсохших полянах бормочут тетерева-косачи. На закате солнца страшно ухнет филин в лесу, гугукнет – гу-гу-гуу! – бесшумно пролетая, сова, и со всех сторон отзовутся ей, празднуя весну, зайцы. А в холодных прозрачных лужах неустанно ‘турлычат’ лягушки.

Шелестя сухими травинками, бегают по обсохшим кочкам быстрые муравьи, днем на пригреве жужжат весенние быстрые мухи. Вылетев из зимнего убежища, басом прогудит шмель. И уж тянет, тянет над ухом охотника свою нудную песенку первый комар…

Только в глухую полночь все примолкает в весеннем лесу. Отойдешь, бывало, от тихо потрескивающего костра, освещающего стволы и ветви ближних деревьев. Глухая, беззвучная накроет тебя тишина. Цепляясь по веткам, долго падает на землю оторвавшийся сухой сучок. Прошуршит под ногами мышь, провоют на болоте голодные бессонные волки. И опять тихо, недвижно в темном лесу. Тихо потрескивает костер, колышутся над огнем лохматые еловые ветви, развалясь у огня на смолистой постели, беззаботно похрапывает товарищ-охотник…

Тот, кто ночевал много раз у костра в лесу, никогда не забудет охотничьи весенние ночлеги. Чудесно

Источник