Ты снишься мне авторы

Если бы композитор Алексей Мажуков написал всего только три песни: “Очень хорошо!”, “Ты снишься мне” для Аллы Пугачёвой, и “Красная стрела” для Софии Ротару, то он уже был бы достоин войти в золотой фонд российской музыки. Однако его творческая биография включает в себя встречи и работу со знаменитым Эдди Рознером, неповторимой Клавдией Шульженко, Геленой Великановой, Эдитой Пьехой, Иосифом Кобзоном и многими-многими другими. “Только до Утёсова не удалось добраться – он рано умер!” – шутит Мажуков.

Некоторыми историями Алексей Сергеевич поделился с нашим корреспондентом.

– Ходили слухи, что вас связывают какие-то родственные отношения с Эдди Рознером. Это правда?

– В пятидесятые годы джаз-оркестр Эдди Рознера был очень популярен. И однажды в минуту душевного расслабления он мне сказал: “Лёша, возьми фамилию Рознер! Я тебя усыновлю, будешь моим наследником!” Сыновей у него не было, дочь музыкой особо не интересовалась, и он очень переживал, что ему некому будет передать дело всей своей жизни – свой знаменитый оркестр. Мы посмеялись, но фамилию его взять я отказался – это было бы просто несправедливо перед моими родителями. Вот и вся история с “родственными связями”.

– Алексей Сергеевич, сейчас, за давностью лет, вы помните свою первую песню?

– Мою самую первую песню “Всё до поры” исполнила очень популярная в те годы певица Нина Бродская, которая сейчас живёт в Америке. А уже в 1976 году “Очень хорошо!” в исполнении Аллы Пугачёвой стала лауреатом фестиваля “Песня года”.

– Это было ваше первое сотрудничество с Пугачёвой?

– Нет, годом раньше в Болгарии, на конкурсе “Золотой Орфей” она наряду с “Арлекино” пела “Ты снишься мне”, тоже написанную мной. Причем, эта песня попала на конкурс совершенно случайно. Примерно за неделю до отъезда на “Орфей” Алла пришла ко мне вместе с Павлом Слободкиным, руководителем группы “Веселые ребята”, и попросила сделать аранжировки к конкурсным песням. Я спросил: “Чьи песни ты будешь петь?” Она отвечает: “Добрынина”. Я её упрекнул: “А что же тогда за аранжировками ко мне пришла? Вот к нему и иди!” Она заинтересовалась: “А у вас есть для меня что-то?” Я предложил “Ты снишься мне”, которая ей сразу понравилась, и она взяла её на конкурс.

– Как вы на Аллу вышли?

– Это она на меня вышла! Я тогда был известным человеком – гораздо известнее, чем она. Пугачёва мне сама позвонила, назначила встречу, приехала ко мне домой. Вот так мы познакомились, и судьбе было угодно, чтобы в её репертуаре появилось несколько моих песен. Потом она ещё спела романс и песенку “Весёлый ковбой” за кадром в музыкальном телевизионном спектакле “Когда-то в Калифорнии”. Но постепенно наши пути разошлись: после 1976-го она стала работать с Зацепиным, с Паулсом, потом сама стала “композитором Борисом Горбоносом”… И больше ни она, ни я не проявляли взаимного интереса.

– А вы встретились с Софией Ротару…

– С Ротару мы очень долго не могли подобраться друг к другу. Подтолкнул меня к этому питерский поэт Николай Зиновьев, который впоследствии написал для Аллы “Паромщика”. А тогда он только еще начинал этим заниматься. У меня была музыка, которая существовала уже года два . На неё пробовали написать текст несколько поэтов, в том числе и Илья Резник. (у него было название “Чистые пруды”). Показал я её и Зиновьеву. Сначала он написал что-то совершенно банальное про любовь, что уже сто раз было. Потом звонит и говорит: ” У меня есть образ – красные сады!” Я тоже это отверг. Наконец, родилась “Красная стрела”, что мне очень понравилось. Ведь поезда – это целая жизнь: любовь, встречи, разлуки… Зиновьев посоветовал предложить эту песню Ротару. София снималась в Останкино в какой-то передаче – я подошел к ней, она это восприняла очень интеллигентно и спокойно, только попросила подождать перерыва и поискать пока свободную студию, где я мог бы показать ей песню. Она пришла, я сел за рояль, сыграл – гробовое молчание. Меня даже холод пробрал – ну, всё, думаю, не понравилось! Вдруг она говорит: “Сыграй ещё!” Я сыграл второй раз, потом третий… В результате песню она взяла, мы назначили день записи. И тут она меня снова поразила своим отношением к работе. Ротару сделала четыре дубля: первый, прямо скажем, – неважно, второй немного лучше. Она начала нервничать: “Лёша, я не знаю, что делать! У меня не получается, мне всё это не нравится!” Я подсказал ей кое-какие штрихи, в результате третий раз спела она просто замечательно! Но всё равно не остановилась на этом и сама решила сделать ещё дубль. Ведь раньше артист не записывал песню по слову, по фразе до тех пор, пока все не будет звучать идеально. Песня в студии исполнялась сразу целиком, и ошибиться было нельзя. Несмотря на все волнения, Ротару эти четыре дубля записала меньше, чем за час.

– Это была единственная ваша работа с ней?

– Нет, у неё есть ещё одна моя песня “А музыка звучит”. Кстати, с “Красной стрелой” был связан один интересный эпизод, о котором мне уже позже рассказал сам Зиновьев. Как-то они сидели в ресторане ЦДРИ в компании, где была и Пугачева. Алла похвалила “Красную стрелу”, говорит: “Да, из последних песен это самая яркая. Но я бы спела её лучше!”

– Ну и отдали бы еще и Пугачевой! Ведь раньше было нормой, что одну и ту же известную песню исполняют сразу несколько артистов, учитывая то, что песни тогда исполнители у авторов не покупали…

– Да, действительно, некоторые авторы отдавали свои песни двум-трем исполнителям, чтобы она чаще звучала и чтобы они могли получить больше авторских от исполнения. Грешили этим многие. Но отдавать старались не кому-нибудь, а именно известным артистам – это гарантия того, что песня быстрее раскрутится и “пойдёт в народ”. Ведь Россия – огромная страна, и со всех городов и ресторанов набегала приличная сумма – не то что сейчас. Но ведь существует ещё и радио, где любой певец мог услышать новую песню, которая ему понравится, и взять её в свой репертуар. Но я считаю, что это просто неэтично и неприлично. Лично мне совесть никогда не позволяла “сталкивать” артистов между собой.

– В самом начале творческого пути таких артистов, как Пугачёва и Леонтьев, подвергали нещадной критике за то, что они “не так” одевались, “не теми” голосами пели… А лично вы как композитор не подвергались гонениям со стороны Союза композиторов за то, что сотрудничали с ними?

– Прямых выпадов не было. Зато косвенных – не счесть! Это как в детской игре, когда определённого игрока стараются всеми силами или вытолкнуть из круга или не пустить туда…

Приснись

Ты давно мне не снилась за распрями, склоками,

Баловать перестала ночными визитами.

Прилетай, голубица моя синеокая.

Я сегодня оставлю все окна открытыми.

Ты приснись мне, напомни, как месяц сутулился,

Черный бархат блестел разноцветными стразами,

Как, оставив ночные безлюдные улицы,

Обжигали друг друга мы взглядами страстными.

Прикоснись ветерком шаловливым, любимая,

Принеси в мои грёзы свидания первые.

Сердце бьется пичугой о прутья незримые

Так, что клеть и округа усеяны перьями.

Режет уши пронзительный крик безысходности,

Стонут спицы от натиска крыльев неистовых.

Рвется сердце к тебе, отвергая условности,

Не приемлет никак очевидную истину:

Не смотреть на волну под плакучими кронами,

Не услышать соловушку зорькой туманною.

И пускай ты не рядом ночами бессонными,

Но с тобой говорить никогда не устану я.

Ты приснись мне, родная, порой предрассветною.

Только утром уставшие веки смыкаются.

На судьбу не ропщу, не стенаю, не сетую,

Но реальность принять не всегда получается.

Ручей

По неброской ложбине неспешно бежал ручей,

Огибая в пути возникающие преграды.

Хоть формально лесной, но фактически был ничей.

Лесу влаги живительной было уже не надо.

Разрастаясь побегами, корни прикрыв травой,

Лес давно обходился дождями и снегом талым.

Тихо вился ручей по тропинке своей кривой,

Постепенно забыв то, что было, приняв — что стало.

Как-то ливень с привычного русла его увёл.

Заструился ручей незнакомым глубоким логом

И увидел манящий красой грациозный ствол

Одинокой березки на лысом холме пологом.

Восхищенный ручей, орошая водой живой,

Побежал по холму, отвергая закон природы.

Он ей песни журчал, а она, шелестя листвой,

Еле слышно шептала, что ей не писали оды.

Он от счастья сверкал, отражая собой лучи,

Шарф из радуги нежно вплетая в густую крону.

Он ей звезды дарил, колыбельные пел в ночИ,

Заливал все ходы, чтобы корни никто не тронул.

Но однажды осыпался склон, вновь потёк ручей

По ложбине — заметил Судья, что закон нарушен.

Сделал снова ненужным его, а её — ничьей.

Не должна течь вода, поднимаясь наверх, на сушу.

Он теперь у холма восхищается ей тишком,

Замедляя в разливе привычную скорость бега.

Огибая её, он чуть слышно журчит стишком,

А она…

Ей, похоже, хватает дождя со снегом

Марево

То ли мне это просто кажется,

То ли Бес надо мной куражится,

А идешь ты тропой нехоженой

У высокой горы подножия.

Прячешь горесть под темной кручею,

И стекает слеза горючая

На травинку росой соленою,

Обжигая глаза зеленые.

Не идешь, а плывешь над нивою,

Даже в грусти-тоске красивая,

Ищешь, то ли звезду упавшую,

То ли счастье, кручиной ставшее.

Подозвать бы тебя, как прежде мне,

Да обнять теплотою нежною,

Оградить бы от мыслей ропота,

Да нет голоса… Даже шепота.

Подлететь бы мечтой крылатою,

Да опутала Спесь проклятая.

Руки, ноги в сетях — не сдвинуться,

Не рвануться к тебе, не кинуться.

Подобравшись беззвучным полозом,

Шепчет Гонор скрипящим голосом:

«Не годится с тобой нам пятиться,

Вырви с корнем её. Пусть катится».

И в печали сутулю спину я,

Отпуская тебя, любимая.

Провожаю свою желанную

В непроглядную даль туманную.

Ошалелою черной тучею

Налетела орда летучая.

Ты ушла, растворившись облаком,

А меня в темень чащи. Волоком.

Сон

Вчера я видел странный сон,

Где мы с тобой на райском ложе.

Как будто я в тебя влюблен,

И ты как будто любишь тоже.

Дышала смятая постель

Твоим небесным ароматом,

Хрусталь с игристым чуть вспотел,

Искрясь оттенками граната.

Свеча мерцала, в витражах

Цветными бликами играя,

Мы друг на друга, чуть дыша,

Смотрели глаз не отрывая.

Два сердца бились, как одно,

Тела в объятиях горячих.

Луна в открытое окно

Светила нам чуть-чуть иначе.

В ночной безмолвной тишине

Негромко музыка звучала,

И ты со мной наедине

Полет минут не замечала.

Небрежный локон по щеке

Стекал волнистым водопадом,

Глаза в глаза, рука в руке,

Душа с душой летели рядом.

Ещё звучит твой сладкий стон

И шепот сбивчивых признаний…

Но это был всего лишь сон…

Игра несбыточных желаний…