Сон в летнюю ночь в фоменко
История постановок этой шекспировской комедии знает такие шедевры, как спектакль Рейнхардта в 1905 году, или великий спектакль Питера Брука во второй половине XX века.
Театралы помнят недавнее появление Глобуса с очаровательным наивным, грубоватым, но таким жизнерадостным стилизованным и лукавым «Сном в летнюю ночь».
Под финал сезона, сложного, нервного, где общественные проблемы, противостояния разных сил и объединений, отстаивание эстетических платформ и политических убеждений заменяло художественные открытия, Иван Поповски и фоменки подарили зрителям Театр в самом лучшем смысле слова.
Поповски вернул театру театр, создал легкое, как касание крыльев мотылька, озорное как проделки проныры и путаника Пэка, веселое и простодушное как представление наивных ремесленников и изысканное как диалоги Оберона с Титанией зрелище.
Оно вырастает из ничего, из белых драпировок, которые становятся цирковыми приспособлениями, укутывают героев, помогают им летать в прямом смысле слова над рядами партера, манят, пугают, завораживают и исчезают, когда развеивается обман и морок летней таинственной ночи. Этот спектакль – о мощи жизненных сил, о любви и непостоянстве, о власти случая, о зыбкости окружающего мира и вере в светлое и справедливое начало, об игре, которая пронизывает человеческое бытие.
Поповски, мастер театральной магии, кажется, здесь превзошел сам себя. Хочется смаковать каждый жест, поворот, интонацию, такие подтексты открываются в них, так заразительна и восхитительна ирония, пронизывающая слова и действие. Высший режиссерский пилотаж – умение извлечь смыслы, не меняя текста, из самой плоти авторских слов.
Режиссер усиливает мотив игры, обманки, перевертыша, крепких нитей, связывающих явь и сон, реальность и выдумку, сказочное и рассудочное.
Г. Тюнина и К. Бадалов, Ипполита и Тезей, играют также Оберона и Титанию, царя и царицу фей и эльфов. Лишь меняют костюмы и надевают на голову парики с длинными ржаво-золотистыми прядями. А маленький эльф Пэк, Добрый Малый Робин, начинает спектакль в образе Филострата, распорядителя увеселений при дворе Тезея. Персонажи спектакля двоятся, открываются с неожиданной стороны, оказываются перевертышами, и еще раз доказывают истину о том, что мир – это не только видимая сторона, что в каждом таится загадка.
Зыбки границы фантастического и реального, собственно театра и жизни. Герои часто появляются в зале, среди зрителей, бегают друг за другом влюбленные – Елена за Деметром, Гермия за Лизандром, юноши после вмешательства Пэка – за Еленой. Для Пэка нет границ – он везде. То тут, то там. Долговязый пластичный Амбарцум Кабанян в белом изящном стилизованном костюме начинает спектакль, он «оживляет» фигуры, застывшие между широкими полосами материи, спускающимися из под колосников. Сцена напоминает театр застывших фигур. Филоктет меняет им положение рук, и вот они ожили и немного театрально выспренно начали свои речи. На ногах – котурны. Поклон в сторону античного театра – ведь действие происходит в древних Афинах. Но вот герои остаются сначала на одной высокой платформе, вот начинается игра с театральной обувью, приподнимавшей персонажей над обыденностью, а вот они уже босые вихрем несутся по залу, балкону, сцене – живая страсть, нешуточные любовные страдания заставляют их, да и нас, забыть об условностях и отдаться чувствам. Остается «голый человек на голой земле» – ошибающийся, наивный, упрямый, не желающий слушать и слышать другого.
Невинный на первый взгляд эксперимент проделывает раздосадованный Оберон – всего лишь несколько капель сока волшебного цветка – и мир меняет очертания, черное становится белым, осел – красавцем, гордячка царица эльфов – потерявшей голову от любви к уроду женщиной, надменный афинянин, отвергавший прежнюю любовь – верным поклонником не верящей ему девушки. Ссорятся подруги, каждое слово оборачивается своей неожиданной обидной стороной, готовы убить друг друга мирные афиняне.
И все это пронизывает абсурдное в своей серьезности и простодушии усердие ремесленников, готовящих к свадьбе герцога спектакль на античный сюжет о Пираме и Фисбе.
Кажется, смысл происходящего тихо уплывает, чтобы вернуться и завершиться веселой свадьбой, забавным представлением, мощным финальным аккордом.
Поповски смело мешает таинственную романтическую интонацию и откровенную иронию, театральность и нешуточные страсти.
И все это – в атмосфере самого настоящего почти забытого современными зрителями театрального волшебства, когда эльфы, окружающие Титанию, появляются в виде прелестных музыкантш с самыми разными инструментами – флейта, арфа, скрипка, ударные, которые вознесены каким-то особым театральным способом, и длинные юбки, высотою метр, а то и в два, становятся их своеобразным постаментом. И ей Богу, совсем не хочется выяснять, как это практически сделано – подвижные платформы, механизмы, рабочие сцены толкают спрятанные под длинными юбками фурки? Хочется, чтобы сохранилось чудо, хочется верить что там, в волшебной вышине, тихо парят творцы музыки небесных сфер.
Молодые актеры – две влюбленные пары – проделывают достаточно сложные трюки на скрученных полотнищах, и хочется просто наслаждаться их ловкостью, гибкостью, бесстрашием
В четверке молодых людей, бесспорно, лидирует Елена (Ирина Горбачева). Да и ее роль самая яркая – и есть возможность пострадать, и есть поле для решительных действий во имя любви. Она разнообразна в интонациях, приспособлениях, искренна, энергична. Гермия (Серафима Огарева) раскрывается в тех сценах, где становится отвергнутой. Непонимающая, привыкшая к любви, она смешно по-детски защищается, остро и наивно реагируя на все упоминания о ее маленьком росте.
Юноши – Деметрий (Юрий Буторин) и Лисандр (Александр Мичков) органичны, пылки, их любовь – зов молодой крови, помноженный на книжные романтические штампы. И актеры театра играют их азартно и убедительно.
Основоположники и гордость театра Тюнина и Бадалов, коренные фоменковцы, демонстрируют не только зрелое мастерство, но и не утраченную радость существования на сцене. Виртуозное владение формой, позволяющее играть с образом, показать свое отношение к нему, пронизать иронией ситуации, соединение благородного изящества и подлинной театральности отличает лучшие фоменковские работы и навсегда определило особый изысканный, тонкий, ироничный стиль игры фоменковцев.
Прекрасна работа Амбарцума Кабанята в роли Пэка и Фшюстрата. Если Филоктет – галантный царедворец, остающийся некоей «вещью в себе», то Пэк у него нечто более сложное, чем обычный озорник. Актер показывает не просто веселого шутника, а эдакого злого мальчика очень себе на уме. Проказы этого Пэка не безобидны. В нем явственна тяга к злой насмешке, к разрушительному порыву, к стремлению не дать миру обрести гармонию. И только воля Оберона, мешает Пэку разрушить гармоничный мир и таинственного леса, и полиса.
Особого внимания заслуживают ремесленники. Фигуры колоритные, они, как правило, бывают весьма выразительными. Придумать им что-то свежее, оригинальное бывает не просто.
Выражаясь в духе их трогательной и жалостной пьесы – серьезный наив или наивный серьез удались как никогда хорошо.
Абсолютная искренность и вера актеров в предлагаемые обстоятельства не раз вызывала радостный хохот зала.
Ник Мотовило (Андрей Казаков) солидный, степенный, самоуверенный, видимо, считающийся самым умным и серьезным, и в сценах подготовки представления, а, в особенности, в сценах, когда он становится самоуверенным и самовлюбленным обладателем ослиной головы, уморительно смешон.
Питер Клин-Рустэм Юскаев полон неуемного энтузиазм и готовности немедленно сыграть все и всех. И эта его напористость и активность еще один источнике постоянных комических ситуаций. Изящный и изысканный Кирилл Пирогов (Фрэнсис Дудка), застенчивый и «трепетный», в своей «зажатости» и некоем кокетстве становится неподражаемо смешной и обворожительной Фисбой, пародией на всех жеманных барышень сразу.
Упертая твердолобость Тома Рыло (Никита Тюнин), старательность Цикли (Олег Нирян), осторожность Заморыша (Степан Пьянков) довершают картину.
Оформление сцены (художник П. О. П. ) обладает тем изысканным минимализмом, который позволяет вспомнить о традициях шекспировского театра и об изящной и убедительной простоте театра современного. Белые легкие ткани, изящно спускающиеся сверху, покрывающие пол сцены – покатый пандус, неожиданно, после окончания чудес волшебной ночи вдруг по необъяснимому приказу исчезают в небольшом отверстии в центре этого пандуса, словно влекомые неведомой силой. Там же скрывается и вездесущий Пэк. Закончены чудеса. Осталось сыграть три пышные свадьбы и стать зрителями «короткой и длительной драмы, веселой трагедии в стихах о любви прекрасной Фисбы и Пирама».
Праздник завершается, оставляя светлую грусть и чистую радость от встречи с прекрасным!
Валентина Федорова, «Планета Красота, № 5-6», 10.2015
Источник
История постановок этой шекспировской комедии знает такие шедевры, как спектакль Рейнхардта в 1905 году, или великий спектакль Питера Брука во второй половине XX века.
Театралы помнят недавнее появление Глобуса с очаровательным наивным, грубоватым, но таким жизнерадостным стилизованным и лукавым «Сном в летнюю ночь».
Под финал сезона, сложного, нервного, где общественные проблемы, противостояния разных сил и объединений, отстаивание эстетических платформ и политических убеждений заменяло художественные открытия, Иван Поповски и фоменки подарили зрителям Театр в самом лучшем смысле слова.
Поповски вернул театру театр, создал легкое, как касание крыльев мотылька, озорное как проделки проныры и путаника Пэка, веселое и простодушное как представление наивных ремесленников и изысканное как диалоги Оберона с Титанией зрелище.
Оно вырастает из ничего, из белых драпировок, которые становятся цирковыми приспособлениями, укутывают героев, помогают им летать в прямом смысле слова над рядами партера, манят, пугают, завораживают и исчезают, когда развеивается обман и морок летней таинственной ночи. Этот спектакль – о мощи жизненных сил, о любви и непостоянстве, о власти случая, о зыбкости окружающего мира и вере в светлое и справедливое начало, об игре, которая пронизывает человеческое бытие.
Поповски, мастер театральной магии, кажется, здесь превзошел сам себя. Хочется смаковать каждый жест, поворот, интонацию, такие подтексты открываются в них, так заразительна и восхитительна ирония, пронизывающая слова и действие. Высший режиссерский пилотаж – умение извлечь смыслы, не меняя текста, из самой плоти авторских слов.
Режиссер усиливает мотив игры, обманки, перевертыша, крепких нитей, связывающих явь и сон, реальность и выдумку, сказочное и рассудочное.
Г. Тюнина и К. Бадалов, Ипполита и Тезей, играют также Оберона и Титанию, царя и царицу фей и эльфов. Лишь меняют костюмы и надевают на голову парики с длинными ржаво-золотистыми прядями. А маленький эльф Пэк, Добрый Малый Робин, начинает спектакль в образе Филострата, распорядителя увеселений при дворе Тезея. Персонажи спектакля двоятся, открываются с неожиданной стороны, оказываются перевертышами, и еще раз доказывают истину о том, что мир – это не только видимая сторона, что в каждом таится загадка.
Зыбки границы фантастического и реального, собственно театра и жизни. Герои часто появляются в зале, среди зрителей, бегают друг за другом влюбленные – Елена за Деметром, Гермия за Лизандром, юноши после вмешательства Пэка – за Еленой. Для Пэка нет границ – он везде. То тут, то там. Долговязый пластичный Амбарцум Кабанян в белом изящном стилизованном костюме начинает спектакль, он «оживляет» фигуры, застывшие между широкими полосами материи, спускающимися из под колосников. Сцена напоминает театр застывших фигур. Филоктет меняет им положение рук, и вот они ожили и немного театрально выспренно начали свои речи. На ногах – котурны. Поклон в сторону античного театра – ведь действие происходит в древних Афинах. Но вот герои остаются сначала на одной высокой платформе, вот начинается игра с театральной обувью, приподнимавшей персонажей над обыденностью, а вот они уже босые вихрем несутся по залу, балкону, сцене – живая страсть, нешуточные любовные страдания заставляют их, да и нас, забыть об условностях и отдаться чувствам. Остается «голый человек на голой земле» – ошибающийся, наивный, упрямый, не желающий слушать и слышать другого.
Невинный на первый взгляд эксперимент проделывает раздосадованный Оберон – всего лишь несколько капель сока волшебного цветка – и мир меняет очертания, черное становится белым, осел – красавцем, гордячка царица эльфов – потерявшей голову от любви к уроду женщиной, надменный афинянин, отвергавший прежнюю любовь – верным поклонником не верящей ему девушки. Ссорятся подруги, каждое слово оборачивается своей неожиданной обидной стороной, готовы убить друг друга мирные афиняне.
И все это пронизывает абсурдное в своей серьезности и простодушии усердие ремесленников, готовящих к свадьбе герцога спектакль на античный сюжет о Пираме и Фисбе.
Кажется, смысл происходящего тихо уплывает, чтобы вернуться и завершиться веселой свадьбой, забавным представлением, мощным финальным аккордом.
Поповски смело мешает таинственную романтическую интонацию и откровенную иронию, театральность и нешуточные страсти.
И все это – в атмосфере самого настоящего почти забытого современными зрителями театрального волшебства, когда эльфы, окружающие Титанию, появляются в виде прелестных музыкантш с самыми разными инструментами – флейта, арфа, скрипка, ударные, которые вознесены каким-то особым театральным способом, и длинные юбки, высотою метр, а то и в два, становятся их своеобразным постаментом. И ей Богу, совсем не хочется выяснять, как это практически сделано – подвижные платформы, механизмы, рабочие сцены толкают спрятанные под длинными юбками фурки? Хочется, чтобы сохранилось чудо, хочется верить что там, в волшебной вышине, тихо парят творцы музыки небесных сфер.
Молодые актеры – две влюбленные пары – проделывают достаточно сложные трюки на скрученных полотнищах, и хочется просто наслаждаться их ловкостью, гибкостью, бесстрашием
В четверке молодых людей, бесспорно, лидирует Елена (Ирина Горбачева). Да и ее роль самая яркая – и есть возможность пострадать, и есть поле для решительных действий во имя любви. Она разнообразна в интонациях, приспособлениях, искренна, энергична. Гермия (Серафима Огарева) раскрывается в тех сценах, где становится отвергнутой. Непонимающая, привыкшая к любви, она смешно по-детски защищается, остро и наивно реагируя на все упоминания о ее маленьком росте.
Юноши – Деметрий (Юрий Буторин) и Лисандр (Александр Мичков) органичны, пылки, их любовь – зов молодой крови, помноженный на книжные романтические штампы. И актеры театра играют их азартно и убедительно.
Основоположники и гордость театра Тюнина и Бадалов, коренные фоменковцы, демонстрируют не только зрелое мастерство, но и не утраченную радость существования на сцене. Виртуозное владение формой, позволяющее играть с образом, показать свое отношение к нему, пронизать иронией ситуации, соединение благородного изящества и подлинной театральности отличает лучшие фоменковские работы и навсегда определило особый изысканный, тонкий, ироничный стиль игры фоменковцев.
Прекрасна работа Амбарцума Кабанята в роли Пэка и Фшюстрата. Если Филоктет – галантный царедворец, остающийся некоей «вещью в себе», то Пэк у него нечто более сложное, чем обычный озорник. Актер показывает не просто веселого шутника, а эдакого злого мальчика очень себе на уме. Проказы этого Пэка не безобидны. В нем явственна тяга к злой насмешке, к разрушительному порыву, к стремлению не дать миру обрести гармонию. И только воля Оберона, мешает Пэку разрушить гармоничный мир и таинственного леса, и полиса.
Особого внимания заслуживают ремесленники. Фигуры колоритные, они, как правило, бывают весьма выразительными. Придумать им что-то свежее, оригинальное бывает не просто.
Выражаясь в духе их трогательной и жалостной пьесы – серьезный наив или наивный серьез удались как никогда хорошо.
Абсолютная искренность и вера актеров в предлагаемые обстоятельства не раз вызывала радостный хохот зала.
Ник Мотовило (Андрей Казаков) солидный, степенный, самоуверенный, видимо, считающийся самым умным и серьезным, и в сценах подготовки представления, а, в особенности, в сценах, когда он становится самоуверенным и самовлюбленным обладателем ослиной головы, уморительно смешон.
Питер Клин-Рустэм Юскаев полон неуемного энтузиазм и готовности немедленно сыграть все и всех. И эта его напористость и активность еще один источнике постоянных комических ситуаций. Изящный и изысканный Кирилл Пирогов (Фрэнсис Дудка), застенчивый и «трепетный», в своей «зажатости» и некоем кокетстве становится неподражаемо смешной и обворожительной Фисбой, пародией на всех жеманных барышень сразу.
Упертая твердолобость Тома Рыло (Никита Тюнин), старательность Цикли (Олег Нирян), осторожность Заморыша (Степан Пьянков) довершают картину.
Оформление сцены (художник П. О. П. ) обладает тем изысканным минимализмом, который позволяет вспомнить о традициях шекспировского театра и об изящной и убедительной простоте театра современного. Белые легкие ткани, изящно спускающиеся сверху, покрывающие пол сцены – покатый пандус, неожиданно, после окончания чудес волшебной ночи вдруг по необъяснимому приказу исчезают в небольшом отверстии в центре этого пандуса, словно влекомые неведомой силой. Там же скрывается и вездесущий Пэк. Закончены чудеса. Осталось сыграть три пышные свадьбы и стать зрителями «короткой и длительной драмы, веселой трагедии в стихах о любви прекрасной Фисбы и Пирама».
Праздник завершается, оставляя светлую грусть и чистую радость от встречи с прекрасным!
Валентина Федорова, «Планета Красота, № 5-6», 10.2015
Источник
«За солнечный твой блеск луна, спасибо!» — в театре Фоменко прошла блистательная премьера спектакля «Сон в летнюю ночь».
Премьеры Поповски в театре Фоменко ждали долго. Шутка ли! На Шекспира замахнуться. Но не это главное. Самым сложным для ученика Петра Фоменко было вернуться к работе после ухода мастера уже на другом, на своем уровне. Не каждый создатель после ухода такой величины учителя поднимает голову и берет все в свои руки. Иван Поповски смог. В этот раз он подарил зрителю невероятную сказку. Удивительное фантастическое действо, под которое стоит забыть про все на свете на три с половиной часа.
Постановки театра Фоменко заставляют каждый раз откладывать все и идти на спектакль. Желательно каждый день. С трепетом ждали хореографии Олега Глушкова. Что-то он покажет после «Моряков и шлюх» (спектакль театра Фоменко, основанный на его хореографии — прим. авт.)? Перед спектаклем то и дело по фойе летали взволнованные ведущие актрисы театра, искали глазами кого-то известные актеры фильмов, близкие друзья режиссера. На премьеру собралась большая театральная компания «своих», чтобы получить огромное удовольствие от этого вечера. После третьего звонка спектакль начался.
Впечатление от первого появления артистов на сцене приятно соответствует классике. Белые одеяния, греческие колонны, повисшие в воздухе своим полунамеком на ионический ордер, золотые листья оливы на головах герцога и герцогини. Необычно обыгранная греческая архитектура в обуви героев.
Нелепо и потому, сменив афинский пафос на милость, приятно смотрелись классические шекспировские диалоги, проговариваемые актерами в дурашливом танце контактной импровизации. Смешные, но совсем не пошлые игривые вставки, обыгранные актерами через один только взгляд или говорящий жест, получали в ответ взрывы хохота в и так довольном от происходящего зале. А счастливые аплодисменты периодически не давали актерам продолжить свои реплики.
Очень тонко Поповски с труппой экспериментировали отыгранные ситуации, более близкие нашему времени, чем времени Шекспира (хотя кто знает?). При этом режиссер и сами актеры говорят, что ставили спектакль все вместе. А это рождает синергию более мощную и яркую, когда все актеры творят на одной волне и в унисон.
В спектакле очень много грамотной игры с тканью. Вот отражающая лунный свет ткань переносит зрителя в лес. Холодные полотна превратились в деревья и манят в темную страшную чащу, где живут эльфы и иные существа. А вот другая ткань вздымается в гневных волнах. И то исчезают, то появляются невиданные большому городу светящиеся феи, ослы, жители леса.
Со светом, музыкой и непередаваемыми ощущениями зал поеживался от моха, сырости и холода. От утреннего тумана и боли в напрочь перепутанных отношениях главных героев. Удивительным образом режиссеру удалось воссоздать 3D реальность Древней Греции. Да так, что периодически хотелось оглянуться назад — не бежит ли там кто вдогонку?
А нет, действительно бежит! На протяжении всего вечера не покидало ощущение, что труппа собралась развлечься своим приятным составом. Шекспировские герои болтались на полотнах, вылетали на них в зал, лазили по арматуре, сползали по зрителям, перепрыгивали через ряды и снова носились по залу с криками. Лисаа-аандр! Елееенааа-а-а..
Пронзительное одиночество влюбленности и предательства Поповски вручил своим героям с лаской. Мягкость игры повторяла мягкость ткани. Шекспировские волны и переливы нежно журчали по волосам эльфов, по шифоновым складкам главных героев, по партеру и бельэтажу.
После спектакля захотелось вернуться к классике и перечитать Шекспира заново. А такое побуждение, вероятно, самый главный комплимент режиссеру, который тоже когда-то в один день обернулся на классику.
«За солнечный твой блеск луна, спасибо!» После спектакля вдруг разрыдалась. От тех эмоций, которые накрыли. От той атмосферы счастья, которая бешеной концентрацией звенела в зале, а потом тонкими струйками вытекла из дверей театра в разные стороны вместе с ошеломленной и улыбающейся публикой.
Каждый раз после спектакля в театре Фоменко я пытаюсь спрятаться куда-нибудь за кулисы, чтобы меня забыли, а утром нашли и разрешили там жить. Настолько вкусные и глубокие постановки каждый раз представлены на сцене. Раз за разом. Желательно каждый день…
Источник