Сон обычное и желаемое состояние для ильи ильича

Структура эпизода

Сон Обломова является кульминационным моментом произведения. Его структура важна для общего понимания смысла, ведь контраст возрастов дает читателю понять, что и как изменилось в жизни главного героя. Данный эпизод можно рассматривать как отдельное произведение, так как его структура выстроена по всем правилам литературного искусства. Сон формально разделяется на три части. В одной из них Обломов вспоминает себя маленьким мальчиком, в другой он подросток, а в третьей – уже взрослый.

Детство Обломова

В начале сна Обломов видит себя маленьким мальчиком, который находится в своем любимом доме – обломовке. В его душе обломовка предстает с особенным трепетом, нежностью, любовью. Он воспоминает все, что отзывается теплом в его сердце – красивые пейзажи, крестьянский быт, гармония и единение с природой, родительская любовь и ласка. В начале сна Обломову семь лет. Он вспоминает время, когда мир был интересен ему во всей красе. Во время дневного сна родителей мальчику были подвластны любые интересные для него вещи. но когда родители бодрствовали, он начинал вбирать ту самую обломовщину, примерять на себя законы барской жизни. Мальчик был полон энергией и интересом к миру, от которого на самом деле был изолирован. Этот мир представлялся ему таким, каким его описывала няня в своих сказках. Сама жизнь в обломовке была похожа на сказку – все любили его, баловали, лелеяли. Но сказка эта была монотонной. Его сердце было наполнено любовью к миру, которая требовала взаимности, но реальный мир оказался совсем не таким, каким его себе представлял маленький мальчик.

Обломов-подросток

Во второй части сна читатель видит героя в возрасте 14 лет. За это время в мальчике произошли большие изменения. Это время, когда герой должен был обучаться, но у него не удалось сделать этого полноценно, ведь все уроки за него делал сын учителя-немца. Андрей в последствии стал другом героя, который пытался вытащить Обломова из его состояния. Но именно в этом возрасте барский уклад жизни привил мальчику любовь к безделью, ощущение обломовщины, которую он принес и в свою взрослую жизнь. В этом нельзя винит ни самого Илью, ни его родителей. Виноват в этом скорее жизненный уклад, который был присущ этой социальной категории. Эту особенность можно назвать болезнью общества, и ребенок был просто не в состоянии справиться с такой болезнью, разорвать эти оковы. Ему давалось все, что он только захочет, в том числе и друзья, детские забавы.

Взрослый Обломов

Не справившись с миром вне обломовки, оставшись без родительского попечения, Обломов объявляет миру пассивный протест. Он не научился работать и не понял ценности труда, он не привык обслуживать себя сам. Обломовка осталась для него идеалом, который не нашел места в реальной жизни.

Глава «Сон Обломова» имеет большое значение для всего произведения. В нем Обломов видит себя и свое состояние в развитии, с самых малых лет. Обломовка для него райский уголок, где все интересно, где жизнь бьет ключом и не отталкивает. Именно таким мог бы стать для него и реальный мир, но сам жизненный устрой России того времени не позволил Обломову быть счастливым и жить полной жизнью.

Данная статья поможет написать сочинение на тему «Анализ эпизода «Сон Обломова», указать основные моменты и значение эпизода.

Полезные ссылки

Посмотрите, что у нас есть еще:

Тест по произведению

Анализ романа И.А. Гончарова «Обломов»

«Сон Обломова». Истоки одной личности и всей страны. К концу первой части Обломов готов изменить прежнюю жизнь. Героя вынуждают внешние обстоятельства (необходимость переезда, снижение доходности имения). Однако важнее оказываются внутренние побуждения. Но прежде чем мы увидим результаты усилий Ильи Ильича подняться с дивана, Гончаров вводит особо озаглавленную новеллу о детстве героя – «Сон Обломова». Автор стремится найти ответ на терзающий Обломова вопрос, почему «тяжелый камень брошен на <…> тропе его существования», кто «украл <…> принесенные ему в дар миром и жизнью сокровища».

Литературные герои часто видят сны… Сон помогает нам понять характер персонажа, предсказать дальнейшую судьбу или раскрыть философские раздумья автора. Так и Обломов не просто дремлет. Сон рисует нам идеал героя. Но идеал не абстрактный: он когда-то был воплощен в родительском доме, в Обломовке. Поэтому сон есть в то же время воспоминание счастливого детства, оно видится сквозь призму взволнованного умиления (особенно образ покойной матушки). Однако и этот идеал, и это воспоминание более реальны для Обломова, чем настоящее. Заснув печальным сном, «тревожимый» жизненными заботами в чужом для него Петербурге, Илья Ильич проснулся семилетним мальчиком – «ему легко, весело». Герой Гончарова телесно присутствует в столице, но его душа здесь сворачивается, мертвеет. Духовно персонаж все еще живет в родной Обломовке.

В Обломовке, как и в Грачах, живут люди с патриархальным сознанием. «Норма жизни была готовой преподана им родителями, а те приняли ее, тоже готовую, от дедушки, а дедушка от прадедушки… Как что делалось при отцах и дедах, так делалось при отце Ильи Ильича, так, может быть, делается еще и теперь в Обломовке». Оттого-то всякое проявление личной воли и интересов, даже самое невинное, вроде письма, наполняет ужасом души обломовцев.

Даже время по-иному течет в Обломовке. «Они вели счет времени по праздникам, по временам года <…>, не ссылаясь никогда ни на месяцы, ни на числа. Может быть, это происходило оттого, что <…> все путали и названия месяцев, и порядок чисел». Линейному течению событий – от числа к числу, от события к событию – они предпочитали круговое, или циклическое, время по сезонам года, по повторяющимся церковным праздникам. И в этом залог всеобщей стабильности.

Сама природа, кажется, поддерживает их: «Ни страшных бурь, ни разрушений не слыхать в том краю», <…> не водится там ядовитых гадов, саранча не залетает туда; нет ни львов рыкающих ни тигров ревущих…» Сравнительно мягкий климат делает излишним противостояние природе, готовность отразить ее атаки, (как бы мы сказали, «катаклизмы»). Природа помогает жить в Покое, «на авось»: «Как одна изба попала на обрыв оврага, так и висит там с незапамятных времен, стоя одной ногой в воздухе и подпираясь тремя жердями. Три-четыре поколения тихо и счастливо прожили в ней. Кажется, курице страшно было войти в нее, а там живет с женой Онисим Суслов, мужчина солидный, который не уставится во весь рост в своем жилище». Но может быть, у крестьянина Онисима просто нет денег, чтобы починить свое жилище? Автор вводит парный эпизод: то же самое происходит на барском дворе, где ветхая галерея «вдруг обрушилась и погребла под развалинами своими наседку с цыплятами…». «Все дались диву, что галерея обрушилась, а накануне дивились, как это она так долго держится!» И здесь проявляет себя эта психология «авося»: «Старик Обломов < …> озаботится мыслью о поправке: призовет плотника», да тем и кончится.

К историческим истокам «обломовщины» Гончаров относит также сказки, былины, страшные рассказы о мертвецах, оборотнях и т.п. Писатель видит в русском фольклоре не просто «преданья старины глубокой». Это свидетельства определенного этапа развития человеческого общества: «Страшна и неверна была жизнь тогдашнего человека; опасно было ему выйти за порог дома: его того гляди запорет зверь, зарежет разбойник, отнимет у него все злой татарин, или пропадет человек без вести, без всяких следов». Перед человеком стояла первостепенная задача: выжить физически, пропитаться. Оттого в Обломовке царит культ Еды, идеал сытого, полненького дитяти – «стоит только взглянуть, каких розовых и увесистых купидонов носят и водят за собой тамошние матери». Первостепенную важность для людей приобретают не индивидуальные события (любовь, карьера), а те, которые способствуют продолжению Семьи – рождения, похороны, свадьбы. При этом имелось в виду не личное счастье новобрачных, а возможность через извечный ритуал подтвердить вечность Рода: «Они (обломовцы) с бьющимся от волнения сердцем ожидали обряда, церемонии, а потом, <…> женив <…> человека, забывали самого человека и его судьбу…»

Непонимание законов окружающего мира ведет к расцвету фантазии: «Ощупью жили бедные предки наши; не окрыляли и не сдерживали они своей воли, а потом наивно дивились или ужасались неудобству, злу и допрашивались причин у немых, неясных иероглифов природы». Запугивая самих себя действительными и мнимыми опасностями, люди воспринимали далекий мир как изначально враждебный, и всячески старались укрыться от него в своем Доме. Гончаров был уверен, что «обломовский» период прошли все страны мира. Признаки обломовской пугливой замкнутости писатель обнаружил на Японских островах. Но каким же образом Обломовка сохранила прежний уклад сквозь века и десятилетия? По-своему она тоже располагалась на далеких островах – «крестьяне <…> возили хлеб на ближайшую пристань к Волге, которая была их Колхидой и Геркулесовыми Столпами <…> и более никаких сношений ни с кем не имели». «Сон Обломова» рассказывает о непроглядной российской глуши. Всего два века назад поволжские, заволжские земли были последним форпостом цивилизации (почти как фронтира в Америке). Далее простирались уже пространства, населенные полудикими нецивилизованными племенами – казахами, киргизами.

Нежелание выглядывать за переделы Обломовки было своего рода заповедью: «Счастливые люди жили, думая, что иначе не должно и не может быть, уверенные, что <…> жить иначе – грех». Но обломовцы не только не желали, они не испытывали потребности выходить за грань самодостаточного мирка. «Они знали, что в восьмидесяти верстах от них был «губерния», то есть губернский город <…>, потом знали, что подальше, там, Саратов или Нижний; слыхали, что есть Москва и Питер, что за Питером живут французы или немцы, а далее уже начинался <…> темный мир, неизвестные страны, населенные чудовищами…» Враждебно может быть чужое, незнакомое, а всякому родившемуся в пределах маленького мира Обломовки обеспечены любовь и ласка. Здесь нет внутренних конфликтов и трагедий. Даже смерть, окруженная множеством старинных обрядов, предстает как печальный, но не драматический эпизод в бесконечном течении поколений. Здесь сохраняются черты земного рая, сказки наяву. Согласно законам сказки все важные философские вопросы о смысле бытия или не ставятся, или решены удовлетворительно отцами и дедами (в Обломовке царит неоспоримый культ Дома, Семьи, Покоя). Зато все обычные предметы и явления приобретают поистине сказочные, грандиозные размеры: «невозмутимое спокойствие», исполинские трапезы, богатырский сон, ужасные кражи («однажды вдруг исчезли два поросенка и курица»). И вот что интересно: другой современный исследователь В.А. Недзвецкий предположил, что мысль описать быт и нравы патриархального народа хоббитов пришла Толкиену после прочтения книги русского писателя. Пока это гипотеза и, следовательно, не претендует на абсолютную достоверность. Но и сбрасывать со счетов то, что любимые всеми зарубежные писатели брали уроки у русской литературы, тоже нельзя.

К тому времени, когда Гончаров писал эти строки, Обломовка далеко еще не исчезла с карты России. Исчезала плоть, а дух оставался. Слишком уж правила бытия Обломовки приспособлены к укладу русской жизни, мировоззрению русского человека. Дружинин полагал, что «Сон Обломова» <…> тысячью невидимых скреп связал его с сердцем каждого русского читателя». Старый мир был хранителем вечных ценностей, заботливо отделяя добро от зла. Здесь царствует любовь, здесь каждому обеспечены тепло и ласка. Кроме того, «обломовский» мир – неиссякаемый источник поэзии, из которого Гончаров щедро черпал краски на протяжении всего творческого пути. Писатель часто прибегает к сказочным сравнениям, противопоставлениям, формулам (чтобы войти в избу к Онисиму, необходимо попросить стать к лесу задом, а к нему передом; испуганный Илюша «ни жив ни мертв мчится» к нянюшке; когда галерея рухнула «начали упрекать друг друга в том, как это давно в голову не пришло: одному – напомнить, другому – велеть поправить, третьему – поправить»). Исследователь Ю. Лощиц назвал творческий метод писателя сказочным реализмом.

Одно лишь тревожит русского писателя в этом исконном нравственном укладе Обломовки. Это – отвращение, органическое неприятие всякого рода труда; всего того, что требует мало-мальских усилий. «Они сносили труд как наказание, наложенное еще на праотцев наших, но любить не могли, и где был случай, всегда от него избавлялись, находя это возможным и должным». Может показаться, что писатель имел в виду барскую Россию. Действительно, если старики Обломовы могут сосредоточить заботы на обдумывании и поглощении обеда, крестьянам приходится работать, и пахарь «гомозится на черной ниве, обливаясь потом». Но идеал счастья как лени и ничегонеделания – у них общий. Об этом свидетельствуют символические образы грозящего обрушиться жилища, всеобщего сна или «исполинского» праздничного пирога. Пирог поглощали все как свидетельство сопричастности барскому укладу. Оттого так популярны у всех жителей уголка сказки про героев, подобных Емеле, сумевших «по щучьему веленью всего добиться не трудясь».

Среди этого «благословенного» покоя растет маленький человек. Хлопоты матушки, «деловые» разговоры отца с дворней, ежедневный распорядок барского дома, будни и праздники, лето и зима – все как кадры фильма проносится перед глазами ребенка. Бытовые эпизоды перемежаются ремаркой: «А ребенок слушал», «ребенок видит…», «а ребенок все наблюдал да наблюдал». Вновь, как в «Обыкновенной истории», Гончаров предстает в обличье педагога. Он приходит к смелому для своего времени выводу. Воспитание ребенка начинается не с целенаправленных усилий, а с раннего, почти бессознательного усвоения впечатлений окружающего. Гончаров рисует своего героя живым, подвижным ребенком, стремящимся исследовать галерею, овраг, рощу, заслужившим от няньки прозвище «юла». Но влияние страшных сказок, любящий деспотизм родителей привели к тому, что жизненные силы мальчика «никли, увядая». В свете такого печального вывода эпизоды прерванных проказ Илюши звучат буквально «смехом сквозь слезы»: «Дома отчаялись уже видеть его, считая погибшим; <…> радость родителей была неописанная <…>. Напоили его мятой, там бузиной, к вечеру еще малиною <…>, а ему одно могло быть полезно: опять играть в снежки». И, конечно, не забудем о знаменитых чулочках, которые Обломову-младшему натягивают сначала няня, затем Захар. Вновь старшие внушают ему норму безделья; как только мальчик забудется до того, чтобы сделать что-то сам, раздается родительский напоминающий голос: «А Ванька, а Васька, а Захарка на что?»

В категорию ненавистного труда попадает и ученье, которое тоже требует умственных усилий и ограничений. Какому современному школьнику не понятны такие, например, строки: «Как только он (Илюша) проснется в понедельник, на него уж нападает тоска. Он слышит резкий голос Васьки, который кричит с крыльца:

– Антипка! Закладывай пегую: барчонка к немцу везти!

Сердце дрогнет у него. <…> А не то как мать посмотрит утром в понедельник пристально на него да скажет:

– Что-то у тебя глаза не свежи сегодня. Здоров ли ты? – и покачает головой.

Лукавый мальчишка здоровехонек, но молчит.

– Посиди-ка ты эту недельку дома, – скажет она, – а там – что Бог даст.

Со времен Митрофанушки просвещение сделало шаг вперед: «Старики понимали выгоду просвещения, но только внешнюю его выгоду…» Необходимость трудиться хотя бы для того, чтобы сделать карьеру, споткнулась о поистине сказочную мечту добиться всего «по щучьему веленью». Приходит «обломовское» решение попробовать ловко обойти положенные правила, «разбросанные по пути просвещения и честей камни и преграды, не трудясь перескакивать через них <…>. Учиться слегка <…>, чтоб только соблюсти предписанную форму и добыть как-нибудь аттестат, в котором бы сказано было, что Илюша прошел все науки и искусства». В сказочной Обломовке даже эта мечта отчасти сбылась. «Сын Штольца (учителя) баловал Обломова, то подсказывая ему уроки, то делая за него переводы». Немецкого мальчика не минуло обаяние Обломовки, пленило «чистое, светлое и доброе начало» характера Ильи. Чего еще желать? Но такие отношения дают преимущества и Андрею. Это «роль сильного», которую Штольц занимал при Обломове «и в физическом и в нравственном отношении». Барство и рабство, по наблюдению Добролюбова, две стороны одной медали. Не умея трудиться, приходится отдать свою самостоятельность на волю другого (как позднее Захару). Сам Штольц знаменитой формулировкой подведет суровый итог воспитательным методам Обломовки: «Началось с неумения одевать чулки, а кончилось неумением жить».

►Читайте также другие статьи по теме «Анализ романа И.А. Гончарова «Обломов»:

• Характеристика Обломова. Дом Обломова
• Образ Штольца
• Главное слово романа. Обломовщина
• Обломов и Ольга
• Штольц и Ольга
• Ольга и Агафья
• Жизнь и смерть Обломова. Эпилог романа

► Перейти к оглавлению книги «Русская классика XIX века. И.А. Гончаров. И.С. Тургенев»