Снилась дева на пиру с пурпурными змеями в волосах с их клыков капал яд
Дочитала “Бурю мечей” и переключилась ненадолго на “Межевого рыцаря”, прежде чем продолжать с “Пиром для воронов”.
Если “Битва королей” создавала ощущение пары глав, разбухших до размеров книги супротив изначального плана, то третий том, как и первая книга, вновь своими полунамеками и недосказанностью давал много пищи для размышлений и догадок.
Буквально пара слов по “Буре мечей”, просто мелкие наблюдения по ходу чтения:
“— Мне снился волк, воющий под дождем, и никто не внимал его горю, — снова заговорила старушка. — Снился шум, от которого у меня чуть голова не лопнула: барабаны, рога, волынки и вопли, но печальнее всего был звон маленьких колокольчиков… Снилась дева на пиру с пурпурными змеями в волосах: с их клыков капал яд. А после та же дева убила свирепого великана в замке, построенном из снега”.
Воющий под дождем одинокий волк – это, наверное, Арья или Санса. Только они из всех Старков создают впечатление брошенных волчат, до слез которых никому нет дела (да и старушка чуть позже сама называет Арью волчонком).
Шум с барабанами – явно Красная свадьба. Но при этом тут же упоминаются маленькие колокольчики, которые прочно ассоциируются с Дени и дотракийцами.
Пурпурные змеи, думаю, – Мартеллы. Но кто тогда та дева на пиру? Принцесса Мирцелла, отправленная в Дорн? Санса (но сомневаюсь, даже несмотря на яд в ее волосах)? Дени (просто потому, что из всех названных только она пока тянет на способную убить великана; и кроме того, ей было сказано, что нужно отправиться на юг, чтобы попасть на север, а где север, там и снег)?
С великаном вопрос тоже открыт. Имеется ли в виду настоящий великан (что слишком просто) или это метафора к, к примеру, Иным?
“Мне снится только крипта и каменные короли на своих тронах. Иногда я слышу голоса отца и Робба — они будто бы пируют, но между нами стена, и я знаю, что мне нет места рядом с ними”.
Если сон Теона с появлением на пире мертвецов Робба и Серого Ветра можно было истолковать как знамение, то сон Джона – практически подтверждение существования загробного мира во вселенной ПЛиО, потому что им обоим – и Теону, и Джону, – явно снилось одно и то же: Винтерфелл и пирующие. Что примечательно еще: Джон во сне слышит голоса умерших, стоя в крипте, т.е. в месте, которое в мире живых ближе всего к миру мертвых.
Возвращаясь к старушке-ведьмачке, не могу не сказать о песнях. С завидным упорством повторяются три из них:
– Манс все поет “Дорнийскую жену”,
– некая народная песня про “Медведя и прекрасную деву” (намек на Джораха и его жену? но о Джоахе она быть не может, поскольку слишком старая, но думаю, что речь в ней все равно о ком-то из Мормонтов), которую то радостно горланят, то безбожно перевирают,
– и песня про Дженни, вплетавшую цветы в волосы и любившую Принца Стрекоз.
Вот последняя – самая занятная пока. Ее все просила спеть старушка-предсказательница:
“— Ту же, что прежде? — спросил Том.
— Да. Песню моей Дженни. А разве есть другие?
Он запел, а карлица стала раскачиваться взад-вперед, повторяя про себя слова и плача”.
Она же произносит фразу: “Я сыта горем Летнего Замка, твоего мне не надо”. А в Летнем Замке произошло, в свою очередь, что-то страшное и связанное с попыткой вернуть драконов, что каким-то образом повлияло на Рейегара:
Цитата 1:
“Эти разговоры о каменном драконе — настоящее безумие. Неужели он ничему не научился на примере Эйериона Огненного, девяти магов и алхимиков? На примере Летнего Замка? Из всех этих грез о драконах никогда ничего доброго не выходило”.
Цитата 2:
“— Он был рожден в горе, моя королева, и эта тень висела над ним всю жизнь.
Визерис рассказывал о рождении Рейегара только однажды — возможно, потому, что эта история казалась ему слишком грустной.
— Тень Летнего Замка?
— Да. Однако не было места, которое он любил больше, чем Летний Замок. Он навещал его время от времени, совсем один, если не считать его арфы. Даже рыцарей Королевской Гвардии он не брал туда с собой. Он любил спать в разрушенном чертоге, под луной и звездами, и каждый раз возвращался оттуда с новой песней. Когда он играл на своей высокой арфе с серебряными струнами и пел о сумерках, слезах и гибели королей, слушателям казалось, что он поет о себе самом и о тех, кого любит”.
И я думаю, цикл о Дунке и Эгге (я уже вычитала, что повестей там не написано и половины от задуманного) должен рассказать и о том происшествии в Летнем Замке, после которого даже “разрушенный чертог” появился. Потому что, если складывать частички общей картины, известные мне на данный момент:
– ведьмачка-предсказательница очень стара, но вряд ли сильно старше мейстера Эйемона
– а принц Эйемон на время действия “Межевого рыцаря” уже учился в Цитадели на лекаря
– старушка плакала из-за Дженни, и можно предположить, что эти слезы и “горе Летнего Замка” связаны, поскольку в песне поется, видимо, о Летнем Замке: «Призраки с Дженни танцуют в чертогах былых королей…»
– Принц Стрекоз – не помню, чтобы он упоминался раньше, но “Межевой рыцарь” начинается с того, что Дунк смотрит на стрекоз и думает, что на драконов (несмотря на их имя, dragonflies) они не похожи. Т.е. Принц Стрекоз, теоретически, – один из Таргариенов и, теоретически опять же, – наследник трона в период после Эйегона Пятого до Рейегара; в “Буре мечей” он упоминается еще раз, в записях о Барристане Селми: “был побежден и разоблачен Дунканом, Принцем Стрекоз”.
И еще мне понравился вот этот момент, тут не говорилось в лоб, что Белобородый рассказывал о Барристане Смелом, но потом была дана информация, догадку подтверждающая:
“[Белобородый рассказывает Дени о Рейегаре] – А в поединке с сиром Эртуром Дейном он сломал двенадцать копий.
— И стал победителем?
— Нет, ваше высочество. Эта честь выпала другому рыцарю Королевской Гвардии, который выбил принца Рейегара из седла в последнем поединке”.
И чуть позже Джейми прочел о Селми в книге, которую вели лорды-командующие Королевской Гавани: “Единственный победитель на турнире лорда Стеффона в Штормовом Пределе, где ссадил с коней лорда Роберта Баратеона, принца Оберина Мартелла, лорда Лейтона Хайтауэра, лорда Джона Коннигтона, лорда Ясона Маллистера и принца Рейегара Таргариена“.
И в той же книге сир Дункан Высокий был назван одним из лордов-командующих Королевской Гавани. Так что “Межевого рыцаря” читать вдвойне интереснее – интересно проследить тот путь, что пройдет “темный, как погреб”, вчерашний юноша-оруженосец, и как он станет лордом-командующим)))) как минимум, другом будущего короля он уже стал
И напоследок – тихое бурчание в сторону переводчиков: определились бы они с цветом глаз, который в переводе используют, что ли.
“Она всегда слышала, что дорнийцы малы ростом, что они смуглые, черноволосые и черноглазые, но у Неда глаза большие и густо-синие, почти лиловые, а волосы светлые, скорее пепельные, чем медовые”.
Только я сделала стойку на цвет глаз и волос, так сильно напоминающих о Таргариенах, как вспомнила описание Ашары Дейн: “Девушка с веселыми пурпурными глазами”.
Далее в тексте встречается: “Из-за этого его глаза тоже казались почти пурпурными, как у древних валирийцев”. Но потомки древней Валирии – Таргариены, а глаза у них описываются лиловыми.
В общем, либо переводчики мудрят, не помня, какой оттенок в описании кого использовали, либо по какой-то причине не только Таргариены, но и Дейны являются потомками валирийцев (или – родственниками Таргариенов).
Источник
Лорд Берик, Торос и Лим сидели у костра. Маленькая женщина, непрошеная, уселась рядом, щуря на них красные, как угли, глаза.
— Вижу, Уголь и Лимон снова оказывают мне честь. И его величество Король Мертвецов.
— Я просил тебя не называть меня этим зловещим именем.
— Верно, просил, но теперь от тебя разит свежей смертью, милорд. — Во рту у старухи остался всего один зуб. — Дайте мне вина, не то уйду. Мои старые кости болят, когда дует ветер, а здесь наверху ветры дуют постоянно.
— Даю серебряного оленя за ваши сны, миледи, — церемонно произнес лорд Берик. — И еще одного, если скажете что-нибудь новое.
— Серебряного оленя не зажаришь и верхом на нем не поскачешь. За сны я возьму мех с вином, а за новости вот этот верзила в желтом плаще меня поцелует. — Старушка хихикнула. — Да как следует, сочно и сладко, чтобы язык почувствовал. От него, должно быть, лимоном пахнет, а от меня костями. Уж очень я стара.
— Вот-вот — слишком стара для вина и поцелуев, — согласился Лим. — От меня ты не получишь ничего, кроме шлепка мечом, бабка.
— Волосы у меня лезут пучками, и никто не целовал меня уже тысячу лет. Тяжело это — быть такой старой. Ладно, тогда я возьму песню за свои новости. Песню Тома-Семерки.
— Ты получишь свою песню, — пообещал лорд Берик и сам вручил ей мех с вином.
Маленькая женщина припала к нему, и вино потекло у нее по подбородку. Потом она опустила мех, вытерла рот сморщенной рукой и сказала:
— Кислое вино за горькие вести — в самый раз будет. Король умер. Довольно с вас этого?
У Арьи сердце подкатило к горлу.
— Который из них, старуха? — спросил Лим.
— Мокрый. Король-кракен. Я видела во сне, что он умрет, он и умер, и железные спруты теперь накинулись друг на дружку. Лорд Хостер Талли тоже умер. Но это вы уже знаете, верно? Козел сидит один в чертоге королей и трясется, а большой пес идет на него. — Старушка снова надолго припала к меху.
Кто этот большой пес — Сандор или его брат, Скачущая Гора? У них обоих в гербе три черные собаки на желтом поле. Половина тех, о чьей смерти Арья молится, — это люди Григора Клигана: Полливер, Дансен, Рафф-Красавчик, Щекотун, не говоря уж о самом сире Григоре. Хорошо бы лорд Берик их всех повесил.
— Мне снился волк, воющий под дождем, и никто не внимал его горю, — снова заговорила старушка. — Снился шум, от которого у меня чуть голова не лопнула: барабаны, рога, волынки и вопли, но печальнее всего был звон маленьких колокольчиков… Снилась дева на пиру с пурпурными змеями в волосах: с их клыков капал яд. А после та же дева убила свирепого великана в замке, построенном из снега. — Тут старушка повернула голову и уставилась прямо на Арью, улыбаясь ей. — От меня не спрячешься, дитя. Поди-ка сюда, живо.
Холодные пальцы прошлись по шее Арьи. Страх ранит глубже, чем меч, напомнила она себе и осторожно приблизилась к костру, готовая удрать в любой миг.
Маленькая женщина оглядела ее тускло-красными глазами.
— Я вижу тебя, — прошептала она. — Вижу тебя, волчонок. Кровавое дитя. Я думала, это от лорда пахнет смертью… — И старушка вдруг разрыдалась, сотрясаясь всем своим маленьким телом. — Жестоко было приходить на мой холм, жестоко! Я сыта горем Летнего Замка, твоего мне не надо. Прочь, темное сердце. Прочь!
В ее голосе звучал такой страх, что Арья попятилась, гадая, не сошла ли старуха с ума.
— Не пугай ребенка, — упрекнул женщину Торос. — Она никому еще не причинила вреда.
Лим потрогал свой сломанный нос.
— Не будь в этом так уверен.
— Она уедет отсюда утром, вместе с нами, — заверил старушку лорд Берик. — Мы везем ее к матери в Риверран.
— Нет, — сказала карлица. — Реки теперь держит Черная Рыба. Если вам нужна мать, ищите ее в Близнецах. Там будет свадьба. — Старушка хихикнула снова. — Посмотри в свой костер, розовый жрец, и ты сам все увидишь. Только не сейчас — здесь тебе ничего не откроется. Это место все еще принадлежит старым богам… они существуют здесь, как и я, сморщенные и хилые, но еще живые. Они не любят огня. Дуб вспоминает желудь, желудь мечтает о дубе, а пень живет в них обоих. Они помнят, как Первые Люди пришли сюда с огнем в кулаках. — Она допила вино четырьмя длинными глотками, отшвырнула в сторону мех и наставила клюку на лорда Берика. — А теперь плати. Я хочу обещанную песню.
Лим разбудил спящего под шкурами Тома и привел зевающего певца к костру вместе с арфой.
— Ту же, что прежде? — спросил Том.
— Да. Песню моей Дженни. А разве есть другие?
Он запел, а карлица стала раскачиваться взад-вперед, повторяя про себя слова и плача. Торос крепко взял Арью за руку и увел ее, сказав:
— Пусть насладиться своей песней в мире. Это все, что у нее осталось.
У Арьи и в мыслях не было сделать старой карлице что-то дурное.
— Что это она сказала про Близнецы? Моя мать в Риверране, разве нет?
— Во всяком случае, была. — Торос задумчиво потер подбородок. — Старуха упомянула о свадьбе. Ладно, там увидим. Лорд Берик найдет ее, где бы она ни была.
Вскоре после этого небеса разверзлись. Сверкнула молния, прокатился гром и хлынул проливной дождь. Карлица исчезла столь же внезапно, как и появилась, а разбойники принялись строить шалаши из веток.
Дождь лил всю ночь, и утром Нед, Лим и Уотти-Мельник встали простуженные. Уотти не удержал в себе завтрак, Неда бил озноб, и кожа у него стала липкая и горячая. Нотч сказал лорду Берику, что в половине дня езды к северу есть заброшенная деревня, где они найдут лучшее укрытие, чтобы переждать непогоду. Поэтому все снова расселись по коням и поехали вниз с холма.
Дождь шел не переставая. Они ехали через леса, поля и переправлялись через раздувшиеся ручьи, где бурная вода доходила лошадям до брюха. Арья подняла капюшон плаща и съежилась. Она промокла и вся дрожала, но решила не поддаваться простуде. Мадж и Меррит скоро раскашлялись не хуже Уотти, а бедный Нед становился несчастнее с каждой милей.
— Когда я надеваю шлем, дождь лупит по нему, и у меня от этого голова болит, — жаловался он. — А если его снять, волосы липнут к лицу и лезут в рот.
— Если волосы тебе так докучают, возьми нож и побрей свою дурную башку, — посоветовал ему Джендри.
Арья заметила, что он не любит Неда. Сама она находила оруженосца немного робким, но добрым мальчуганом, и он пришелся ей по душе. Она всегда слышала, что дорнийцы малы ростом, что они смуглые, черноволосые и черноглазые, но у Неда глаза большие и густо-синие, почти лиловые, а волосы светлые, скорее пепельные, чем медовые.
— Давно ты в оруженосцах у лорда Берика? — спросила она, чтобы отвлечь Неда от его страданий.
— Он взял меня в пажи, когда обручился с моей теткой. — Нед закашлялся. — Тогда мне было семь, а когда сравнялось десять, он сделал меня оруженосцем. Я однажды взял награду, наскакивая на кольца с копьем.
Источник
Их у нас имеется три штуки.
1)
I dreamt I saw a shadow with a burning heart butchering a golden stag, aye. I dreamt of a man without a face, waiting on a bridge that swayed and swung. On his shoulder perched a drowned crow with seaweed hanging from his wings. I dreamt of a roaring river and a woman that was a fish. Dead she drifted, with red tears on her cheeks, but when her eyes did open, oh, I woke from terror.
Во сне я видела, как тень с пылающим сердцем зарезала золотого оленя. Еще видела человека без лица — он стоял на мосту, который качался под ним. На плече у него сидела ворона-утопленница с водорослями на крыльях. Я видела ревущую реку и женщину-рыбу. Она плыла мертвая, с красными слезами на щеках, но когда она открыла глаза, я проснулась от ужаса.
Первое понятно – это Ренли и тень. Третье тоже понятно – это Кейтилин в реке. А вот что у нас со второй частью? Качающийся мост – это, видимо, смерть Бейлона Грейджоя, а человек без лица – это человек без лица, то есть Бейлон был убит. Ворона у него на плече – это Эурон, то есть это он, получается, заказал убийство брата. Но почему он утонувшая ворона?
2)
The king is dead, is that sour enough for you?”
Arya’s heart caught in her throat.
“Which bloody king is dead, crone?” Lem demanded.
“The wet one. The kraken king, m’lords. I dreamt him dead and he died, and the iron squids now turn on one another. Oh, and Lord Hoster Tully’s died too, but you know that, don’t you? In the hall of kings, the goat sits alone and fevered as the great dog descends on him.”
Король умер. Довольно с вас этого?
У Арьи сердце подкатило к горлу.
— Который из них, старуха? — спросил Лим.
— Мокрый. Король-кракен. Я видела во сне, что он умрет, он и умер, и железные спруты теперь накинулись друг на дружку. Лорд Хостер Талли тоже умер. Но это вы уже знаете, верно? Козел сидит один в чертоге королей и трясется, а большой пес идет на него.
С мокрым королем кракеном все понятно, козел в лихорадке и в чертоге королей – это Варго Хоат, а большой пес – это Григор Клиган.
“I dreamt a wolf howling in the rain, but no one heard his grief,” the dwarf woman was saying. “I dreamt such a clangor I thought my head might burst, drums and horns and pipes and screams, but the saddest sound was the little bells. I dreamt of a maid at a feast with purple serpents in her hair, venom dripping from their fangs. And later I dreamt that maid again, slaying a savage giant in a castle built of snow.”
Мне снился волк, воющий под дождем, и никто не внимал его горю, — снова заговорила старушка. — Снился шум, от которого у меня чуть голова не лопнула: барабаны, рога, волынки и вопли, но печальнее всего был звон маленьких колокольчиков… Снилась дева на пиру с пурпурными змеями в волосах: с их клыков капал яд. А после та же дева убила свирепого великана в замке, построенном из снега.
Воющий волк и музыка – это Красная свадьба, дева на пиру с ядом в волосах – это Санса. А что за свирепый великан, которого она убивает в снежном замке? Самый простой вариант – это кукла Робина. Вариант номер два предполагает, что гигант – это Григор Клиган, хотя я, признаться, затрудняюсь представить, каким образом Санса будет его убивать. Вариант номер три: гигант – это Мизинец, у которого в гербе изображен Титан Браавоса.
Предположения?
Но дальше у нас идет вот что:
“I see you, wolf child. Blood child. I thought it was the lord who smelled of death…” She began to sob, her little body shaking. “You are cruel to come to my hill, cruel. I gorged on grief at Summerhall, I need none of yours. Begone from here, dark heart. Begone!”
“Я вижу тебя, — прошептала она. — Вижу тебя, волчонок. Кровавое дитя. Я думала, это от лорда пахнет смертью… — И старушка вдруг разрыдалась, сотрясаясь всем своим маленьким телом. — Жестоко было приходить на мой холм, жестоко! Я сыта горем Летнего Замка, твоего мне не надо. Прочь, темное сердце. Прочь!”
В Летнем Замке, как известно, во время пожара погибли Эйегон V, его старший сын и Дункан Высокий. Внимание, вопрос: почему вид Арьи заставляет ее вспомнить о трагедии Летнего Замка?
О том, причем тут вообще Летний Замок, нам говорит пророчество номер три.
3)
“I saw your father and your mother wed as well. Forgive me, but there was no fondness there, and the realm paid dearly for that, my queen.”
“Why did they wed if they did not love each other?”
“Your grandsire commanded it. A woods witch had told him that the prince was promised would be born of their line.”
“A woods witch?” Dany was astonished.
“She came to court with Jenny of Oldstones. A stunted thing, grotesque to look upon. A dwarf, most people said, though dear to Lady Jenny, who always claimed that she was one of the children of the forest.”
“What became of her?”
“Summerhall.” The word was fraught with doom.
“Я так же видел брак ваших родителей. Простите меня, но там не было любви, и страна дорого заплатила за это, моя королева.”
— Почему же они поженились, если не любили друг друга?
— Так приказал ваш дед. Лесная ведьма сказала ему, что принц должен родиться в их союзе.
— Лесная ведьма? — удивилась Дени.
— Она появилась при дворе с Дженни из Старых Камней. Крошечное, нелепо выглядящее создание. Многие считали ее карликом, но леди Дженни, которой та была очень дорога, всегда утверждала, что она одно из детей леса.
“Что с ней стало?”
— Летний замок. — Слова были наполнены обреченностью.
Видмо, это та самая старушка из Высокого Сердца, и она не погибла в Летнем замке, как думает сир Барристан.
Перевод “в их союзе”, к слову, неверен, “from their line” – это “из их линии”, “из их потомков”. Что дает нам, в качестве Принца, Который Обещан:
а) Дейнерис;
б) Эйегона, если он настоящий;
в) Джона, если он сын Рейегара и Лианны.
Короче, у кого есть идеи, делитесь.
Источник