Пушкин сон о чем писал поэт

Изображение из открытых источников

“С каким трудом он писал свои летучие стихи!” – выдал В.А. Жуковский после знакомства с черновиками Пушкина. Литературоведы дружно подхватили утверждение “побежденного учителя” о своем любимом младшем друге, слова Жуковского об огромной трудоемкости написания хороших стихов стали аксиомой. Но о чем на самом деле говорил “певец Светланы”?

Не будем ни за кем повторять, тем более думать, разберем вопрос быстро, четко, по порядку, и для начала заглянем самостоятельно в святая святых – творческую лабораторию Пушкина, почитаем сегодня, например, черновик стихотворения “На холмах Грузии”.

Сначала беловик.

На холмах Грузии лежит ночная мгла;
Шумит Арагва предо мною.
Мне грустно и легко; печаль моя светла;
Печаль моя полна тобою,
Тобой, одной тобой… Унынья моего
Ничто не мучит, не тревожит,
И сердце вновь горит и любит — оттого,
Что не любить оно не может.

Теперь черновик

ПЕРВОЕ ЧЕТВЕРОСТИШИЕ:

идетъ
                           [сошла] 15 мая
Все тихо — на Кавказъ ночная [тень] легла
           [Восходятъ]
          [Мерцаютъ] звезды надо мною, —
Мне грустно и легко — печаль моя светла
        Печаль моя полна тобою

ВТОРОЕ ЧЕТВЕРОСТИШИЕ:

Тобой –

[о
е]

диною тобой – [унынья] [мечтанья]

[Я снова юнъ и твой] —

[Душа горитъ] — [и сердца] моего
                                                      не мучитъ
                                [иное]

[Опять] Ничто [чужое] не тревожитъ
[И вновь] И сердце вновь

[Оно] [горитъ] [груститъ] горитъ
[въ немъ образъ твой горитъ] и любитъ отъ того
                         Что не любить оно не можетъ

ТРЕТЬЕ ЧЕТВЕРОСТИШИЕ:

Прошли За днями [из] [сокрылось]

[долгие] [померкло] [промчалось]

[Пр] Дни [многие] [прошли] – на свете многихъ

етъ

[любимыя] [много]

[И много] [въ мире] [изменилось]

Где вы, [знакомыя] созданья
безценныя
Иные [и сколькихъ]

[Иные] далеко [многихъ] [нетъ] —

Иныхъ ужъ въ мире нетъ

ЧЕТВЕРТОЕ ЧЕТВЕРОСТИШИЕ: (ЗДЕСЬ ПОЧТИ ВСЕ ПЕРЕЧЕРКНУТО, ПРИБЛИЗИТЕЛЬНО – ТАК:)

Люблю, люблю тебя без надежд;

Как было некогда, я вновь тебя люблю

Я твой по-прежнему, тебя люблю я вновь.
[без надежд] [без вниманья] [без упований] [без сладострастья] (зачеркнуто и еще раз повторено «сладострастья») [без наслаждений] [без желаний], [без темной ревности]..

И без надежд и без желаний

И тихий (или «сладкий») жар моих мечтаний.

Как пламень жертвенный, чиста моя любовь
        И нежность девственных мечтаний

Со мной одни воспоминанья

Тот самый драгоценный пушкинский черновик. Изображение из открытых источников

ИТОГО:

Все тихо. На Кавказ идет ночная мгла.
Восходят звезды надо мною.

Мне грустно и легко. Печаль моя светла;
Печаль моя полна тобою. 

Тобой, одной тобой. Унынья моего
Ничто не мучит, не тревожит,

И сердце вновь горит и любит — оттого
Что не любить оно не может, 

Прошли за днями дни. Сокрылось много лет.
Где вы, бесценные созданья?

Иные далеко, иных уж в мире нет —
Со мной одни воспоминанья.

Я твой по-прежнему, тебя люблю я вновь.
И без надежд, и без желаний,

Как пламень жертвенный, чиста моя любовь
И нежность девственных мечтаний…

Как видим, исписан один лист. Если и допустить, что поэт написал стихотворение не сразу, в несколько подходов – сколько технически понадобится времени, чтобы нанести все это на бумагу? Здесь важно указать, что по однозначному признанию пушкинистики, поэт сразу записывал все слова, что приходили к нему во время сочинения стихов, рука часто не успевала следовать за мыслью – отсюда недописки, плохой почерк, сокращения, неразборчивость. А во время “подвисания” Пушкин начинал тут же рисовать на полях, что соответствовало его темпераменту, проявившемуся еще в лицейские годы: не мог он долго сидеть, если у него не шло, начинал он отвлекаться, “забываться”(перо..ну, вы помните, да?). Ответ – 15-20 минут? Полчаса? Час? Не больше. Что он начал делать дальше? Тут же создавать следующую бомбу? Нет, не выдавал он нетленок по двадцать пять штук в сутки. Сегодня с малых лет в школе сидят по 40 минут несколько раз в день – каждый день, в институтах – по 80. Сам Пушкин высидел в лицее не одну сотню часов. А тут – неужели это много или долго – измарать один листик? Так почему мы так упорно представляем поэта с утра до ночи помирающим над своими бумагами во имя искусства? Может быть, не могла иначе представлять поэта классическая пушкинистика 20-30х годов 20 века, когда все свихнулись на непосильном труде?

Фото последнего кабинета Пушкина. Изображение из открытых источников

Есть вероятность того, что Пушкин носился с этим стихотворением недели напролет, перебирая в уме мысли и образы, записывая на этот лист лишь пригодные – ведь со времени начала написания до публикации прошло около 2-х лет? Нет. Сочинять в уме, одну небольшую вещь, несколько лет, где-то на ходу, а потом приходить и продолжать строку? Возвращаться к ней – да, но ненадолго. Мы помним, например, целую сцену из Бориса Годунова, сочиненную нашим деревенским изгнанником и не записанную, немного таких историй у Пушкина, не делал он так, это было неразумно и мучительно – сочинять, потом забывать, вспоминать, жалеть, разбрасываться таким, все-таки поэт понимал, что он производит, и в основе своей Пушкин садился и профессионально работал над текстом, а не довольствовался мимолетными ненадежными озарениями.

Один из двух собственноручных беловых автографов поэта. Изображение из открытых источников

Итак, 15-20-30 минут. Скорее всего, конкретно черновое стихотворение “На холмах Грузии” так и осталось в работе, его планировалось или продолжать, или писать новое – об этом свидетельствуют поздние перечеркивания второй (самой, кстати, ударной) строфы карандашом, да и все написанное на этом листе “плывет”, если разбирать его как целое, и, конечно, беловой автограф поэта (их было два) совершенно очевидно выцепляет из черновика то, что готово музыкально и логически, чуть дорабатывает – и, вот он, чистейший образец(ладно, не будем больше ставить в синонимический ряд стихи и дорогих поэту людей). Но неужели именно эти действия потребовали столько сил и времени, что можно было сказать с каким трудом? Конечно же нет. Да, Пушкин вернулся к нему, подправил, но ведь написал он его давно, и меньше чем за час.

Итак, написание конкретного взятого нами стихотворения “На холмах Грузии” заняло столько времени и сил, сколько заняло времени и сил вымарать один лист бумаги. Труд ли это, работа ли? Бесспорно. Так же, как труд современного бухгалтера, перебирающего тонны цифр, труд переводчика, студента. А сколько высиживает наш бедняга чиновник? Так что как в сидячей работе поэта, так и в ее количестве здесь нет ничего особенного. Что говорить, повторимся- семилетние малыши ежедневно часы проводят за столом, работая над решениями и запоминаниями. Т.е. труд поэта – обычный, просто качество конечного материала не находилось в прямой зависимости от количества потраченных времени и сил, все-таки не забываем, чья рука выводила разбираемые нами строки.

Теперь вернемся к самим словам В.А. Жуковского. Читаем: “С каким трудом писал он свои легкие, летучие стихи! Нет строки, которая бы не была несколько раз перемарана. Но в этом-то и заключается тайная прелесть творения. Что было бы с наслаждением поэта, когда бы он мог производить без труда? — все бы очарование его пропало…”

Фотография Василия Андреевича Жуковского. Изображение из открытых источников

О чем говорит В.А.Жуковский? О необходимой в любом деле любви к труду? О том, что Пушкину было трудно сочинять? О лицейской привычке “сверчка” демонстрировать на публике свою легкомысленность по отношению к обучению и литературному труду? Ответ – в словах легкие, летучие. Ответ – в тех литературно-культурно-общественных условиях, в которых были сказаны эти слова. Пушкин, произведший революцию литературного языка, частенько бывал непонятен искушенному современнику. Слишком легковесными, непоэтичными, несерьезными, частушечными, разговорными казались пушкинские строки современникам (В последних числах сентября.. тот профессор.. ну, вы помните, да?). Возникало ощущение, что любой дурак напишет: На свете счастья нет, но есть покой и воля..(ладно, как раз эти строки при жизни поэта читатель не увидел, тогда вспомните реакцию на “Щекочет ноздри копием”, начните читать Песни западных славян, Евгения Онегина, эту – внешне – рифмованную болтовню..) Казалось современнику – что может быть легче, чем писать так? В.А. Жуковский, в отличие от многих современников, понимал, кто такой Пушкин, на какую высоту он поднял русское слово. И этими своими словами про труд он еще раз защищал, оправдывал своего “победителя ученика”, это было сказано так естественно и ненавязчиво, будто все это было и так все время на языке, на слуху – а черновики стали лишь подтверждением мыслей, поводом сказать еще раз: Пушкин не певец легкого развлекательного жанра, то, что написано им – недосягаемая вершина, искусство высочайшей пробы, и писать просто – такой же труд, как и писать вычурно и тяжеловесно.

А.С.Пушкин . Изображение из открытых источников

Вот ответ. Как мы видим, Пушкин не затрачивал на написание своих текстов много больше сил и времени, чем другие его или наши современники, профессионально сидящие за столом, поиск метафор или развитие мысли – обычный процесс стихотворчества, и даже при всех помарках и вариантах Пушкин потратил на написание своего шедевра около получаса. Можно, конечно, вспомнить запойные Болдинские периоды, или написание “Медного всадника”, или еще много чего, но здесь не будет никакого противоречия с нашими утверждениями об обычности пушкинской работы, наверняка эти осенние безумства протекали у поэта не в бОльших страданиях и трудах, чем протекает у современных подростков игра на каникулах в Доту. (Не про это ли наслаждение говорил Жуковский?) Не забываем также, что работа Пушкина не сводилась к сочинительству, вернее сочинительство за столом было частью, итогом и продолжением другой большой работы – размышлений, чтения, эпистолярного и личного общения. “Солнце нашей поэзии” был обычным трудягой-профессионалом, он любил свою работу, жил ею, был требовательным к себе и амбициозным, ничего необычного – просто даже эту заурядную писательскую работу Пушкина приходилось оправдывать его старшему товарищу, и то, что это прорывалось даже в траурных посланиях, говорило о наличии проблемы, насущности данной защиты, а связана была эта насущность, как мы увидели, с обманчивой простотой стиля, т.е. на выходе – с качеством текста.

Листик стоимостью 300000 евро. Изображение из открытых источников

Теперь заминка. Слава российским меценатам! Как-то Пушкин своей рукой написал в альбом графини Каролины Собаньской наше сегодняшнее “На холмах Грузии”. Этот, один из двух беловых автографов Пушкина, хотели недавно в Париже продать за 300000 евро потомки той женщины. Аукциона не получилось, листик ушел неизвестно за на сколько бОльшую сумму неизвестно кому неизвестно куда.. По слухам – какому-то русскому.. Так что, дорогие читатели, не забывайте про существование чернил, бумаги, не выкидывайте свои – и тем более чужие – автографы!))

Статья состоит из моих собственных мыслей, написана мной лично, не преследует цель оскорбления чувств и соответствует всем прочим правилам Дзена. Все фотографии взяты из открытых источников.

Виталик Бондарев.

Спасибо: С.М.Бонди, карантину, трудолюбивым талантливым школьникам и Великому интернету.

#пушкин #черновики пушкина #на холмах грузии #пушкинистика #литературоведение