Продолжение вам и не снилось

Екатерина Щербакова

ВАМ И НЕ СНИЛОСЬ…

ПЯТНАДЦАТЬ ЛЕТ СПУСТЯ

ВСТРЕТИМСЯ В ЧЕТВЕРГ

Рита заметила Юльку среди ярких полок Воронцовского супермаркета. Это было забавно – встретиться именно здесь после пятнадцати лет… Разлуки? Да нет, слишком красивое слово. «С чего бы – ах, разлука? Разве мы так уж дружили?» Лучше так: после пятнадцати лет «невиденья-неслышанья» друг друга. Рита почувствовала, что было бы очень заманчиво поболтать со старинной знакомой…

Она решительно двинула тележку, заполненную не более чем на четверть шуршащими заморскими пакетиками, к Юльке, к юности, к десятому классу.

Юлька сошлась с Ритой после той истории… Роман полгода пролежал в больнице: полтора месяца в Ленинградской, потом врачи разрешили перевезти его в Москву. Лавочкин-старший получил от всего этого обширный инфаркт и вскоре умер. Когда они оба, папа и сын, лежали в разных клиниках, Ромкина мама Вера Георгиевна разрывалась между ними, похудела на двадцать кило и стала похожа на старуху семидесятилетнюю. Потом стало полегче: папа Костя отдал Богу душу. Ужас какой! Юлька поймала себя на том, что именно так и формулирует, вспоминая: полегче. Это еще с того времени тянется: как она тогда ненавидела их всех, вспомнить жутко! Мысленно Юлька отрезала им руки, ноги, сдирала с них кожу, выкалывала глаза. Она тоже торчала в Ромкиной больнице с утра до ночи, впрочем, ее не особенно к нему пускали. А она не особенно и рвалась, почему-то… Сидела себе внизу, в холле, в каком-то странном отупении от всяких успокаивающих таблеток, которыми ее пичкали, смотрела в одну точку и выдумывала «всем этим подонкам» разные казни.

Когда умер Костя-папа, Ромка, весь загипсованный, тихо плакал, жалобно закусив губы, а Юлька сидела рядом и гладила его бледную руку. Вера Георгиевна стояла и смотрела скорбно, губы ее тряслись. Юлька же, глядя на нее, думала: «Ну что, дрянь, теперь полегче тебе будет?» Ромка застонал – в порыве ненависти к его матери Юлька случайно очень сильно сжала переломанную, так любимую ею руку. Никто бы не подумал, сколько непрощающей злости помещалось в этой маленькой, худенькой девочке. Она и сама такого про себя не знала.

Но недолго Вера Георгиевна «отдыхала». От переживаний и стрессов тяжелый инсульт свалил-таки железную питерскую бабушку. «Бог наказал, накликали, – сказала тогда Юлькина мама Людмила Сергеевна. – Вот, напридумали себе для неправедного дела и получили в натуральную величину. А еще говорят, что Бога нет…»

Бабусю пришлось забрать в Москву, так как в Питере у Вериной сестры возникла сразу большая куча проблем: ремонт, покупка участка, неприятности на работе, у мужа открылась язва и вообще – «вся ситуация, Веруня, на твоей совести. Ты, конечно, сейчас в горе и все такое, но не можем же мы, вся семья, жить только твоими проблемами! Войди и в наше положение, наконец! У тебя квартирные условия позволяют, да и Ромасик практически поправился».

– Подонская семья от носа до хвоста, – сказала тогда Людмила Сергеевна. – Ты, дочь, подумай еще разок, ведь Рома – их семя.

– Ма, Рома в их семейке – урод. Он – единственное оправдание существования этих людей…

Когда, выписавшись, Ромка выходил из дверей больницы, на ступеньках около одного из чугунных столбов, поддерживающих крышу больничного крыльца, стояла Юля. Она прижималась спиной к этому столбу, как к белой березе.

– Мама, – твердо сказала Роман. – Это, – он ткнул пальцем в Юльку, – моя жена. Или теперь мне надо сгореть, утонуть, застрелиться?..

Вера Георгиевна вздрогнула и закрыла лицо руками. Немая сцена длилась не меньше минуты. Юлька все не отходила от столба, он был такой надежный, прочный, гладкий и прохладный, к нему было очень приятно прислоняться – ведь уже стояло жаркое лето.

Наконец Вера Георгиевна отняла руки от лица и тихо произнесла:

– Теперь делайте, что хотите. Мне уже все равно. У меня теперь одна проблема – мама…

– Опять? – раздался насмешливый голос Юли, она отделилась от своей опоры и медленно приближалась к Роману.

– Как ты смеешь? Ты?! Она теперь лежачая, совсем плоха… – женщина задохнулась во всхлипах.

– Мы ей будем носить кефир и апельсины, – отчеканила Юлька, беря Ромку за руку и уводя с собой. – Идем, Ром, нас дома ждут.

И он пошел, обалдевший от ее силы и напора, от ее безжалостных слов, от ее таких жестких и взрослых глаз.

Вера смотрела им вслед, испытывая нечто вроде облегчения. Ну и пусть, ну и ладно. Там о нем позаботятся. А ее, мать, он все равно любить будет, ведь он такой верный и правильный. А проблем ей теперь и с мамой предостаточно: лекарства, больницы, сиделки, то есть то, что у нас этим словом называется.

– Меня жизнь наказала, но и до тебя, маленькая сучка, доберется, – прошептала Вера вслед Юльке.

Во время больничной эпопеи Юлька стала общаться с Ритой, которая училась в параллельном классе и увлекалась журналистикой. Ее уже не раз публиковали в «Комсомолке» и «Вечерке», и эта развитая во всех отношениях девочка норовила превратить в статью все, что встречалось на ее пути. Любая история, любой более или менее интересный разговор вызывали у нее одну реакцию: «О! (пальчик – вверх, бровки – вверх). Об этом надо бы написать!» И писала до посинения! Из двадцати ее «писулек» публиковалась в лучшем случае одна, но она продолжала упорно писать, копить написанное и уверяла, что «все это когда- нибудь пригодится».

История Романа и Юли подвигла ее на прямо-таки рекордное количество неопубликованных статей и заметок: о любви в шестнадцать, об отношениях поколений, о ханжестве и догматизме, об эгоистичности родительской любви, о… Невозможно вспомнить все темы, выкопанные Ритой из случившейся драмы. Она бегала, как ненормальная, с блокнотом и ручкой, не стесняясь приставать ко всем: к одноклассникам Ромки и Юли, к учительнице Татьяне Николаевне, даже к родителям несчастной парочки. Людмила Сергеевна спокойно послала ее куда подальше. А Вера Георгиевна набросилась чуть не с кулаками, грозя сообщить «куда следует». «И вообще мы не Америка какая-нибудь, у нас личная жизнь граждан вовсе не для печати, наша журналистика – не такая, а ты, между прочим, комсомолка, а позволяешь себе тут с блокнотиком!»

Из непосредственных участников истории только Юлька, которой необходимо было выговориться, разрядиться, удостоила Риту вниманием. Взяв с нее слово ничего не тащить в газеты («нет-нет, Юльчик, я только для себя, никому и никогда, клянусь грядущим аттестатом!»), Юля рассказала все подробно и с деталями, но, естественно, со своей колокольни. Умная Рита сделала поправки на Юлькино экстраличное восприятие и довольно точно оценила и охарактеризовала для себя участников происшествия: Рома – наивный идеалист, хороший мальчик; Юлька – зациклившаяся на своей любви сероватая девочка; Вера Георгиевна – свихнутая на цыпленке курица-стерва; Людмила Сергеевна – прелестная, умная женщина, которая любит и любима, а потому – умная и прелестная. Еще Татьяна Николаевна, учительница… Ее-то Рита и так знает: старая дева, из добрых, чокнутых на литературе и «нравственности». В сущности, ничего нового и интересного.

А вот Юльке надо помочь! Девочка явно сдвинулась по фазе. Цепляет своими пальчиками пуговицы на Ритиной кофте и лихорадочно бормочет: «Не, ну ты представляешь? Не, ну ты слыхала?» Ее пичкают какими-то таблетками, а вот Рита замечает, что после того, как Юлька выговорится у нее на плече, она уходит домой успокоившейся, даже какой-то посвежевшей без всяких лекарств. Так и «лечила» ее Рита.

После больницы Юлька шла не домой, а к Рите, чем вызывала некоторую материнскую ревность.

Источник

Я уже как-то писала об этом фильме. Но это же не повод больше к нему не возвращаться, правда? Тем более, что порассуждать на эту тему интересно не мне одной.

Вы никогда не задумывались, что было с персонажами дальше? Уверена, что думали и что у вас есть свое видение продолжения историй героев.

Сразу оговорюсь, я беру за основу именно фильм. Не повесть Щербаковой и не продолжения (если таковые имеют место быть).

Кадр из фильма

Фильм заканчивается тем, что Роман и Катя сидят в снегу, Рома только что выпал из окна и явно травмирован. Что потом? Потом травматология, лечение переломов и ушибов внутренних органов. В больницу его ходит навещать Катя. Она бы и жила там, прямо в палате, но – не разрешают.

Мать и бабушка пытаются прорваться – но Рома не желает иметь с ними дел. Как вы думаете, кого они обвинят в падении Ромки из окна? Уж конечно, не себя. Катю. Зачем шла по двору, зачем кричала ему? Так Катя из просто ненавистной девчонки станет чуть ли не потенциальным убийцей их драгоценного Ромочки.

Кадр из фильма

После восстановления – возвращение Ромы в Москву. Дома он жить откажется, мать видеть не пожелает. Наверное, логично будет, если его приютит все та же добрая к своим ученикам Татьяна Николаевна. А вот с мамой спустя время Роман все-таки начнет общаться. Мама – знатная манипуляторша, пара “сердечных приступов” (возможно даже, с госпитализацией) – и Рома прибежит, как миленький. Да, доверия уже не будет, но в семью со временем мать его вернет.

Кадр из фильма

В институт Рома, конечно, поступит. И сразу же, как только им с Катей стукнет по 18 – женится на ней. Обещал же. Человек слова и долга. Даже если к тому времени он потихоньку начнет понимать, что учиться, образовываться дальше Катя не будет.

А зачем ей учиться? Способностей нет, замуж берут и так. А работу, не требующую образования, найти не проблема.

Кадр из фильма

Семейную жизнь их я описывать не буду, просто потому, что возможны сотни вариантов – от идиллии до гражданских войн с участием родителей.

А в 90-е Ромкин НИИ закроется и содержать всю семью будет необразованная Катя. Математикой-то на хлеб не заработаешь.

Теперь Татьяна Николаевна, Танечка. И Михаил. При всей ее хорошести, я не вижу у нее будущего с Мишей. Они изначально разные. В начале фильма, перед 1 сентября, он ей звонит “с соболезнованиями”, отчего она серьезно пугается. О чем это говорит? Михаил – человек циничный, что свойственно многим медикам, и в то же время ироничный.

Кадр из фильма. У Танечки по обыкновению кислое выражение лица. Это ее стиль жизни. Она гасит любые искры, которые пытается высечь Михаил

Он легкий, ему скучно жить без шутки, по расписанию, в жестких рамках. Танечка же – крайне ответственна, слишком правильна и никогда не расслабляется. Она все воспринимает всерьез, она не умеет быть самоироничной. Миша просто пошутил про начало учебного года, а она считает это чуть ли не преступлением.

Если бы они поженились, она бы его загнобила. Не важно, за что – за каждую ерунду. В итоге бы все равно развелись, но перед этим он бы еще и нагулялся налево и направо, раз дома занудно пилят.

Кадр из фильма. Алена

Алена. Та, которая большая и преследовала Рому в школе. Не исключено, что она продолжит это делать и дальше, в ВУЗе. Одержимость так просто не проходит, а у нее именно одержимость Романом, иначе и не скажешь. Если уж ее не смущало наличие Кати и она продолжала сопровождать Рому из школы. И если уж смога убедить родителей перевести ее в математическую школу, вслед за Ромой. А потом, когда он уехал, перевестись обратно.

Кадр из фильма

Родители Романа. Хоть папа там и уронил грозно вазочку с цветами, и прошелся по мокрому полу в приступе гнева, ни во что конкретное это не выльется. Мама как заправляла всеми, так и будет заправлять. Отец права голоса не имеет. Не исключено, что ему преподнесут историю с падением из окна так, то он тоже будет во всем винить Катю.

И даже рождение внука вряд ли смягчит мамашу. Ведь это будет внук “от той”, Костиной. А значит, не достоин любви.

Спасибо за внимание к каналу, всегда рада видеть ваши комментарии

Читать также:

“Покровские ворота”. Что стало с героями потом

“Экипаж”. А что будет с героями потом

“Служебный роман”. Что будет с героями потом

Источник

Аннотация: Продолжение знаменитого романа Галины Щербаковой, написанное ее дочерью Екатериной.

Екатерина Щербакова

ВАМ И НЕ СНИЛОСЬ…

ПЯТНАДЦАТЬ ЛЕТ СПУСТЯ

ВСТРЕТИМСЯ В ЧЕТВЕРГ

Рита заметила Юльку среди ярких полок Воронцовского супермаркета. Это было забавно – встретиться именно здесь после пятнадцати лет… Разлуки? Да нет, слишком красивое слово. «С чего бы – ах, разлука? Разве мы так уж дружили?» Лучше так: после пятнадцати лет «невиденья-неслышанья» друг друга. Рита почувствовала, что было бы очень заманчиво поболтать со старинной знакомой…

Она решительно двинула тележку, заполненную не более чем на четверть шуршащими заморскими пакетиками, к Юльке, к юности, к десятому классу.

Юлька сошлась с Ритой после той истории… Роман полгода пролежал в больнице: полтора месяца в Ленинградской, потом врачи разрешили перевезти его в Москву. Лавочкин-старший получил от всего этого обширный инфаркт и вскоре умер. Когда они оба, папа и сын, лежали в разных клиниках, Ромкина мама Вера Георгиевна разрывалась между ними, похудела на двадцать кило и стала похожа на старуху семидесятилетнюю. Потом стало полегче: папа Костя отдал Богу душу. Ужас какой! Юлька поймала себя на том, что именно так и формулирует, вспоминая: полегче. Это еще с того времени тянется: как она тогда ненавидела их всех, вспомнить жутко! Мысленно Юлька отрезала им руки, ноги, сдирала с них кожу, выкалывала глаза. Она тоже торчала в Ромкиной больнице с утра до ночи, впрочем, ее не особенно к нему пускали. А она не особенно и рвалась, почему-то… Сидела себе внизу, в холле, в каком-то странном отупении от всяких успокаивающих таблеток, которыми ее пичкали, смотрела в одну точку и выдумывала «всем этим подонкам» разные казни.

Когда умер Костя-папа, Ромка, весь загипсованный, тихо плакал, жалобно закусив губы, а Юлька сидела рядом и гладила его бледную руку. Вера Георгиевна стояла и смотрела скорбно, губы ее тряслись. Юлька же, глядя на нее, думала: «Ну что, дрянь, теперь полегче тебе будет?» Ромка застонал – в порыве ненависти к его матери Юлька случайно очень сильно сжала переломанную, так любимую ею руку. Никто бы не подумал, сколько непрощающей злости помещалось в этой маленькой, худенькой девочке. Она и сама такого про себя не знала.

Но недолго Вера Георгиевна «отдыхала». От переживаний и стрессов тяжелый инсульт свалил-таки железную питерскую бабушку. «Бог наказал, накликали, – сказала тогда Юлькина мама Людмила Сергеевна. – Вот, напридумали себе для неправедного дела и получили в натуральную величину. А еще говорят, что Бога нет…»

Бабусю пришлось забрать в Москву, так как в Питере у Вериной сестры возникла сразу большая куча проблем: ремонт, покупка участка, неприятности на работе, у мужа открылась язва и вообще – «вся ситуация, Веруня, на твоей совести. Ты, конечно, сейчас в горе и все такое, но не можем же мы, вся семья, жить только твоими проблемами! Войди и в наше положение, наконец! У тебя квартирные условия позволяют, да и Ромасик практически поправился».

– Подонская семья от носа до хвоста, – сказала тогда Людмила Сергеевна. – Ты, дочь, подумай еще разок, ведь Рома – их семя.

– Ма, Рома в их семейке – урод. Он – единственное оправдание существования этих людей…

Когда, выписавшись, Ромка выходил из дверей больницы, на ступеньках около одного из чугунных столбов, поддерживающих крышу больничного крыльца, стояла Юля. Она прижималась спиной к этому столбу, как к белой березе.

– Мама, – твердо сказала Роман. – Это, – он ткнул пальцем в Юльку, – моя жена. Или теперь мне надо сгореть, утонуть, застрелиться?..

Вера Георгиевна вздрогнула и закрыла лицо руками. Немая сцена длилась не меньше минуты.

Источник

Про продолжение книги “Вам и не снилось”[Oct. 24th, 2010|04:10 pm]

Alika


1. Прочитала продолжение “Вам и не снилось… Пятнадцать лет спустя” Екатерины Щербаковой, дочери писательницы.
Похоже очень на правду. Таланта писательского у дочери меньше, но знаний о другом времени наверняка больше. чем у матери.

2. Первая книга никогда романтично не западала мне в душу ощущением –оооо, вот бы мне такую любовь. Поэтому в отличие от очень многих читателей, оскорбленных тем, что им испоганили романтическую и трогательную любовь бытом и вырастанием, я таких претензий к автору не предъявляю. Меня Щербакова времен “Юности” слегка странно раздражала, казалась немного отстраненной и цинической. И эта отстраненность и циничность не давала полюбить никого из героев – потому что, как казалось, и автор никого из них не любит с нежностью.

3. После изобретения кино нужно всегда прислушиваться к себе тщательно – испытываете ли вы чувства именно к книге или к экранизации. А если к экранизации – то к чему именно. Меня может увлечь или сбить с ощущения внешность актеров, я формалистка в этом плане и могу забыть про сюжет вообще. А может быть вам нравится только странная и меланхоличная песня на стихи Тагора – и не будь ее фильм бы потерял одно измерение и вы бы его оценили иначе?

4. Я думаю, что время во второй книге очень показательное – между перестройкой и концом союза. Оно полностью вышибло совковую предсказуемость и накатанность и с людьми совершалось то, что они сами делали. Кто-то выжил и процвел, кто-то скуксился и скурвился. При этом первые могли и про советском строе процвести, будучи, например комсомольской сволочью. Они же процвели и во время перемен. Но во время перемен процвели и люди предприимчивые, которых внезапно лишили строгого присмотра и окриков. А скуксились при этом периоде и те, кто был слаб, поэтичен и не хотел мыть туалеты и торговать сникерсами – но и те, кто вполне бы процвел при советском строе, встроившись в обойму – рабочий-мастер-начальник цеха-главный инженер-директор завода – или вечерник-лаборант-аспирант-кандидат наук-доцент- зафкафедрой-декан. Иногда просто присутствие на месте и пиление обязанностей обеспечивало тебе передвижение с волной. Исчезла эта волна – и рабочие-директора и заочники-деканы заозирались – почему не несет, куда все делось? А грести в голову не приходило, закон природы – должно нести!

5. Я верю, что с Юлькой именно так и произошло. Она человек с мономанией. Утухла мономания, жизнь потеряла смысл. Нужна другая мономания.
Это приводит меня опять к мысли, что человек должен любит себя так же как соседа. А в идеале и вообще жить должен любить.

6. В юности я записала примерно такую мысль про родителей и детей подростков. Подросток понимает, насколько жизнь вокруг огромнее, интереснее, сложнее, художественнее, удивительнее и разнообразнее, чем он. Он сам – такая ничтожная и малоинтересная часть этого всего. Иногда это приводит в настоящее отчаяние. И если при этом рядом взрослый человек, у которого все интересы сосредоточены только в этом подростке – как же мелки и ничтожны его интересы и его жизнь. Ни одному подростку такой взрослый рядом не будет казаться значительным, значимым, интересным и увлекательным.

7. А героиня так зациклилась, как любящая мамашка, отбросившая все – и жизнь, и мозги, и собственные интересы. Немудрено, что у нее нет никакого запаса личного, на котором можно было жить или строить новое, если старое рухнет.

8. Попутная мысль. А вот старому писателю или профессору какому-нибудь уже вполне кажется, что мир плоск, изучен, мелок, предсказуем и повторяем. И он – самая значительная, глубокая, мудрая и удивительная часть этого мира. Ему бы человек с полным и нераздельным интересом к нему показался бы очень правильным, разумным и духовно богатым:) Герои до этой стадии не дотянули.

9. В Ромку верится гораздо хуже. В первой повести он очень умен, способен и талантлив, насмешлив и с отличным чувством юмора. А во второй такое впечатление, что все эти качества засохли в веточках, не пустив ни листьев ни цветов, и он без промежутков превратился в папочку – слабого безвольного служащего, вот разве что радикулит уже не в моде. Не верю я в это. Человек с такими задатками должен был повеселиться во время учебы в институте – и умственно-учебно и шкодно-развлекательно. Должны были остаться институтские знакомые, компании и связи. А он как прямиком из куколки-школы вчера вылез.

10. С другой стороны, женитьба в 17 лет и дом, конечно, сильно отнимают от веселья в институтские годы. Могло и не быть. Могло и правда засохнуть.

11. Очень интересно, в чем Юлька теперь упрекает родителей. Как раз в том, что разрешали. Поддерживали молодую любовь, давали денег. Ныне ей кажется, что надо было объединиться с той семьей – и не пущать. Тогда бы они могли решить, мол, обдуманно и самостоятельно. А так – их вытолкали на вершину славы, с прожекторами – вот она, молодая, неумирающая любовь – и им пришлось под аплодисменты и восторги толпы жениться, сходиться, обеспечивать картину – мы так хотим быть вместе.

12. На самом деле по первой книге – они этого и хотели, и планировали, и обсуждали, что детям будут читать. Но может быть, без прожекторов действительно шли бы в другом темпе и в другую сторону?

13. Любой ребенок все равно упрекнет родителей, что бы они не делали. Интересовались чем-то кроме него? – как мне не хватало вашей неразделенной любви и заботы. Интересовались им – как мне не хватало в вас интересности и размаха, клушинность ваша душила. Запрещали что-то? – поломали жизнь, я не смог этим заниматься. Разрешали что-то? – если бы у вас были мозги, вы би исходили из моих интересов, а не капризов, и я бы сейчас был не здесь, а в гораздо лучшем положении!
И если это закон жизни, родителям остается только не метаться и пытаться угадать, что ребенок скажет про них дальше, а делать то, что им кажется правильным, честным, достойным и искренним прямо сейчас. Все равно другого выхода нет. И вещи , за которые ребенок скажет спасибо или попрекнет, невозможно угадать.

14. А если бы сейчас кто-то написал продолжение, еще раз пятнадцать лет спустя – в компании кто-то совсем стухся бы, кто-то стал карликовым олигархом, кто-то эмигрировал. Но все они застряли бы в междужизнии, не приняли интернет, с трудом использовали комп для писем внукам или уехавшим детям, не вели бы жж, не видели бы мира на экране компьютера, не подозревали бы, что он есть – и разрыв между ними и внуками был бы значителен, как между разными классами животных.

15. Умный милый, когда я ему излагала все это за завтраком, рассказал мне, что существует нынче такое явление, как digital divide, активно изучаемое. Цифровой раздел – когда люди непоправимо разделяются на тех, кто живет в интернете свободно, использует компьютер для любой задачи, все сведения мира для доступны без посредников, общается он поперек часовых поясов, возрастных и классовых делений – и людей, которые смотрят телевизор, ходят в библиотеку за сведениями, читают газеты и передают новости голосом по телефону или за столом. Разница между ними так значительна, что иногда они не в состоянии поддерживать беседу. Целый мир понятий, знаний, словечек, мемов, течений цифрового человека ничего не значит для человека нецифрового.

16. Вывода у меня два. Но оба начинаются со слов – я не люблю. Поэтому их я писать не буду:)

17. Предсказывая некоторые предсказуемые вопросы, могу ответить – да, я читала сумасшедший мемуар дочки, да я в курсе, какая мамашка холодная стерва, да я видела ответы, дискуссии и выступления родственников, да, я знаю про жж, да и про похороны за плинтусом я тоже читала, и да, я знаю, что актер умер, и да, лучше говорить не ” погуглите и прочитайте вот это”, а “не читали ли вы вот это?” :))

Comments:

Если Вы читали мемуар дочки, не показалось ли Вам, что вся книга – проекция на проекции? И купленная квартира, и неудавшаяся жизнь – и воплощение судьбы в журналистике – Рита (да-да-да, и молодой красивый любовник)?
Лично мне это продолжение резало глаз парой несоответствий:
– живут вместе уже 15 лет – а ребенку всего шесть. Не было тогда надежных противозачаточных, тем более, герои однозначно должны были захотеть немедленно детей, Юлька-то особенно.
– совершенно нелогичным затуханием Ромки, вот именно, он как не жил все эти 15 лет.
Сюжетоообразующую огромную любовь Риты и Макса даже несоответствием не назовешь. Кстати, опять таки, ребенок у Риты очень поздний для описанного.

Согласна с п.13. Что ужасно для не очень уверенных в себе людей.

Да, и совершенно ужасная для Ромки судьба на содержании у Алены, которая выдается за хорошее развитие событий. ИМХО, автор к тому моменту уже совсем возненавидела мужа.

Но все они застряли бы в междужизнии, не приняли интернет, с трудом использовали комп для писем внукам или уехавшим детям, не вели бы жж, не видели бы мира на экране компьютера, не подозревали бы, что он есть – и разрыв между ними и внуками был бы значителен, как между разными классами животных

Посмотрите в жж: дат рождения около 1960 немного, но достаточно.

А РОмка бы как раз стал компьютерщиком, начал бы с ЕС и перфокарт… я таких знаю. И детей их знаю, которые мрачно говорят, что все анекдоты про пап-программистов с натуры писаны.

Подождите-подождите. Я не читал продолжения, но так понял, что там речь о дальнейшей судьбе Ромки. Но ведь Ромка у Щербаковой погибает, разве нет?

Вот у меня тоже было такое впечатление! Что он налетел на трубу и пробил себе организм и в последних сценах умирает.

Но перечитала сейчас – труба лежала на земле, он об нее ударился.Сломал ребра, долго лечился во второй части и выздоровел. по всей второй части меряет болью в переломах отношение к людям – болит, значит противный человек, ничего не болит во время секса – значит правильная женщина!

Мне кажется, я где-то читала, что она написала сначала четко трагичный финал, а потом ее в “Юности” заставили переделать, чтобы он не умирал.

к “цифровому разделу” опровергающий пример из моей жизни. у меня соседки (из трех разных семей) такие нецифровые, почту могут раз в неделю или реже проверять, но у нас девочки-ровесницы и это, плюс тема схожего домохозяйства (не в смысле что дома сидим, а что дома похожие и за ними надо ухаживать), и разговаривать можем часами.

А вы совсем не упоминаете знания из интернета? или упоминаете и служите им поставщиком информации?

Я тоже про “цифровой раздел “.
Разница между “цифровыми” и “нецифровыми” у вас , на мой взгляд , сильно преувеличена.
Рзговаривать голосом по телефону, читать газеты и ходить в библиотеки,при таком быстром развитии интернета , скоро наоборот будет модным.
И в комментарии у вас как-то очень много спеси к тем, кто не в интернете. Или мне показалось;)?

Наверное показалось. Может быть у вас какие-то сейчас как раз проблемы, в которых чья-то спесь участвует, профессиональная или любительская – и вы чувствительны к оттенкам.

Я не могу, честно сказать, представить активного профессионала в любой области, обходящегося без цифрового мира – не получающего информацию в интернете, не обменивающегося информацией в интернете, не использующего программ для работы, средств электронной связи, планирования и фиксирования результатов. То есть, человека только с карандашом, бумажкой и книгами в библиотеке и телевизором.

Вот вы, например, кого имеете в виду?

эхх.
тяжко читается это продолжение.
совершенно неживой язык.
то есть как в среднем (ну хорошо, в неплохом) школьном сочинении: я понимаю, о чём мне хотят рассказать, – но и не более того.

Про 8: наоборот, чем больше человек знает, способен воспринять и понять, тем более широким и удивительным он видит мир. Я и ученых таких много знаю и вообще стариков. По МГУ помню – самые интересные лекции нам читали как раз пожилые профессора и интересными они были потому, что ставили вопросы, заставляли замереть от восторга и начать искать информацию, думать и т.д.

Про 13 совершенно точно, размышляла на эту тему неоднократно. Часто вижу, как кто-нибудь пишет “Вот мои родители делали так-то, мне это не нравилось, я буду делать строго противоположное” и думаю, что никто никогда не может предугадать, как отреагирует именно твой ребенок на именно такие действия, как отреагирует сейчас, как отреагирует, когда вырастет.

Мне тоже показался совершенно не соответствующим изначально описанному характеру Ромка. У Щербаковой это очень ответственный мальчик. Поскольку папа безволен и переведен на роль дитяти, главный мужик в семье, это Рома. На эту отвественность его родня и ловит, когда отправляет в Питер, за бабушкой ухаживать.
Я верю, что после такого предательства он мог бы с семьей порвать. Но его ответственность перенеслась бы на Юльку и свою семью. И работу бы он нашел, и все бы сделал – пусть через боль. Возможно, надорвался бы раньше времени и умер, не дожив до тридцати. Но в то, что выродился бы в такое, и продался Алене – не верю.
Я тоже читала мемуары и у меня создалось впечатление, что автор хотела а) отомстить маме, запинав в темный угол с пауками самых романтичных ее героев (а вот фигушки, не было такой любви, чтоб вам и не снилось, все плохо, лучше б Рома умер), б) с мазохистским упоением пинала саму себя – Юля всеми брошена, ни на что не способна, всем гадит, отчим в нее пальцем тычет “какое счастье, что это – не мое”. При этом невооруженным глазом видно, что Юля – это Екатерина. То, что мучает Юлю, потом будет высказано в “Мама, не читай”.
Оно вполне достоверно – вот только Рома из щербаковской повести ее бы тянул и всеми силами создавал бы вокруг оранжерейную обстановку. Кости болят? Неважно, главное, чтоб Юленька не пострадала, она ж такая маленькая, нежная, у нее богатый внутренний мир.
И думаю, если бы у нее мания прошла, она б ушла первая. К тому же Саше.

(Мне не нравится, что пишет Шпиллер, но мне и творчество Щербаковой не нравится. Фильм тоже не люблю – из-за актрисы, которая играет Юлю-Катю).

А можно подробнее на мемуары Екатерины Щербаковой? Слышу в первый раз. А ссылка есть?

про цифровой раздел.
здесь даже три категории: те, кто не умеет (и не хочет), те, кто как-то умеет и пользуется по необходимости, и те, кто вдобавок использует цифровые возможности “для души”

Или есть еще те, кто в принципе не разделяет источники информации по носителям. Не было интернета – ходили в библиотеку, появился интернет – ищут нужное там, не придавая особого значения факту “оцифрованности”. Мой папа, например. Ему 73. В этом году появился доступ к интернету (не в Москве живет). Пользуется. Даже не задумывается над вопросом, о чем тут говорить, ведь не впечатляться же фактом, что, к примеру, в районе открыли огромную библиотеку? Так и с интернетом. Да, хорошо, удобно. Ну и отлично 🙂

Продолжение я читала довольно давно,подробностей сюжета уже не помню.Помню только свои ощущения от книги: “не верю”. Герои так резко отличались от “материнских”,и казалось,что автор продолжения просто сводит с ними счеты за что-то своё.Неестественность поведения всех без исключения персонажей неприятно поразила.
Это было еще до появления “разоблачительных” мемуаров.

Я только что прочла, у меня похожее ощущение именно про сведение счетов и неубедительность героев.

Алика, а как вам удается фильтровать информацию? У меня проблема что всего что хочется посмотреть и прочесть в цифре ТАК много что прямо беда! Вот один ваш блог “съедает” )) кучу времени! Столько интересных ссылок, ваших размышлений очень актуальных, всяких полезных советов и т.д. Я по вашим следам подписалось ещё на со-во реактивных домохозяек, так оно меня в ужас повергает ко-вом постов которые я не успеваю читать, а ещё и книга флай-леди на рабочем столе только начатая! И по специальности новости, в почте рассылку не успеваю читать и другое, про которое хочется быть в курсе… И ещё, признаюсь, любопытны бывают всякие сетевые скандалы и одиозные личности, не удержишься и сунешь нос… Как вы находите баланс между полезным-важным и просто любопытным-необязательным. Хотя честно говоря одного полезного-важного так много что не до жиру… Чтоб всё успевать надо только нужное еще фильтровать, а на всё остальное забить болт, грубо говоря…

Приходится фильтровать, да. Вот флайледи, например, я не читаю:) Модерирую, но не читаю – времени нет. До последней неделе многое пропускала из постов. потому что доделывала книгу. А сейчас сдала все, жду окончательной верстки – и одновременно чувствую себя усталой и вымотанной и приболела – поэтому побоку всякие хозяйственные дела и подвиги – лежу на диване, слушаю дождь и читаю бумажные книги.
То есть закон жизни таков – можешь что угодно, но только что-то одно:)
С долгим течением времени из одиночных “одно” получается разнообразие.

это продолжение оставило такое же “холодное и липкое” впечатление как и “мемуар дочки”.

Мемуар на меня произвел впечатление больного человека. Книга, понятное дело, не должна была производить впечатление болезни, она написана по настоянию издателя, с согласия и по просьбе матери. Но у людей там холодные и стылые судьбы, кроме воображаемой чудесной истории, как одну знакомую страстно, предано и ответственно полюбил хороший, надежный, красивый и юный молодой человек:) Этот кусок истории выписан с пристрастным удовольствием. и для него была введена новая героиня, которой не было в оригинале – то есть видимо альтер эго автора:)

У меня есть подруга, с которой мы одногодки, разница в месяц (конец семидесятых). Вместе были в детском саду, и в школе.
Так вот у неё вообще нет компьютера. Она никогда не была в интернете, до сих пор пишет бумажные письма и открытки именно как обычную почту, не с целью выпендриться.
Что забавно, у неё есть некоторое количество знакомых, с которыми она так переписывается.
Когда мы встречаемся, то прекрасно друг друга понимаем. Неважно ведь откуда информация, важно, что она значит.
Хотя все равно странно :-).

Мне первая книга нравится. Очень.
И в любовь я верю. А продолжение читать просто не буду. Потому что написано оно явно с пошлой коммерческой целью въехать в литературу верхом на маминой славе, прицепив к её “паровозику” свою собственную неудавшуюся жизнь и карьеру писателя…
До Дюма ей далеко явно. Согласен с Марейчевой, что это такой сиквел-глум над красивой маминой историей. Вот вам, поганые взрослые, кто восторгался ею и мамой! Не бывает любви, не бывает чудес, а только мерзкая бытовуха. Кровожадная месть женщины с комплексом ребенка великого человека. Не сильно верю, что это мамина последняя воля…
Точно так же поглумились над “Иронией судьбы”.

Источник