Полеты во сне и наяву рецензии

Мор:
Рецензия на фильм “Полеты во сне и наяву”

Главному герою фильма через пару дней исполняется 40 лет, и он приступает к разрушению несущих конструкций своей нехитрой жизни с дурацкой ухмылочкой и ужимками фигляра. В результате он остается без всего, но это все и не было ему по-настоящему нужно — в своем стеклянном мутном футляре он не видит в том, что имеет, ценности. Оставив жену, поволочившись за молоденькой грациозной девчонкой, получив в морду от грабителей и в очередной раз заняв пятьдесят рублей у загадочной молчаливой женщины, которая много лет любит его (отличная роль Гурченко), главный герой продувает ухажеру своей молодой пассии и кукарекает на вечеринке в честь дня рожденья. Это и есть итог всей его жизни — итог жизни множества людей, вынужденных переосмысливать свой собственный путь и оставаться ни с чем. Экзистенциальная советская драма о кризисе ценностей, несоответствии характера возрасту и просто о потерявшемся человеке, бессмысленно грезящем об уходящих или даже не появлявшихся возможностях. Грезящем туманно, словно во сне, о чем-то ином, но не находящем этого.

Главную роль исполняет Янковский, причем по сюжету все женские персонажи (за исключением эпизодических) увлекаются или увлекались им. Герой Янковского ведет себя, как вульгарный и себялюбивый урод, поэтому восторг окружающих, прощающих ему все, чрезмерно добрых и терпеливых, удивляет. Например, сцена в бюро выглядит безобразно и неправдоподобно. Именно поэтому драма и страдание главного героя не вызывают сочувствия, он черств и погружен в себя, рассматривая весь мир как приложение к его несчастливой судьбе. Интеллектуально его метания и попытки выбраться куда-то вовне (не увенчивающиеся успехом) понятны, его положение мрачно и может служить плохим предзнаменованием, но эмоционально фильм не вызывает реакции. Интересно, что у советской публики судьба Сергея Макарова вызвала сочувствие и любопытство, Балаяну предлагали сделать продолжение. Думаю, что картина ничуть не устарела и сейчас, но, несмотря на отличные актерские работы и злободневность темы, фильм прекрасно вписывается в линейку беспросветных и тоскливых драм восьмидесятых.

Отдельно хочется сказать о Гурченко — потрясающая все-таки женщина. Поза, взгляд — и вот уже получилась загадка. Как ей это удается?

Владимир Гордеев:
Бег зайца через поля

Не знаю, кому как, а мне герой Янковского симпатичен. Потому что томящийся бедолага. Инженер конструкторского бюро, тесной комнатушки, куда понабилось всякого разного, а на самом деле одинакового народу – “синих чулков”, дремотных и ленивых, амебообразных. Даром, что разного возраста. Это у Сережи возраст – средний. Через три дня – юбилей, сорок лет. И вот значит этот вот Сережа, которого блестяще играет Янковский (Балаян, по-моему, вообще – его режиссер), находится в таком странном состоянии, которое, говорят, наступает через каждые 12 лет. Типа, переходный возраст. Как сказала одна наша приятельница – у Сережи-Олега Янковского кризис среднего возраста, который для советского интеллигента выражался таким вот образом. Каким таким? Сережа “бесится”, “дурит”. Он прогуливает работу, посещает съемочную площадку и докапывается до самого Никиты Михалкова, унижает юных коллег, изменяет жене, пытается удрать от гаишника, на своем юбилее имитирует самоубийство.

Мне кажется, что режиссер неспроста выбрал Янковского на эту роль. Будучи звездой советского кино, Янковский убедителен в роли чувака, вообразившего себя пупом вселенной и даже имеющего с этого горячего убеждения дивиденды: вокруг Сережи вьется толпа женщин, и, что симптоматично, всех актрис, которые изображают этот рой, зовут Людмилами. В фильме даже снялась реальная жена Янковского, тоже, конечно, Людмила. Созданный образ “любимца женщин” – “как у Жапризо” – особенно заостряет конфликт героя с окружающей его действительностью, серой, осенней, провинциальной. Ведь, казалось бы, чего тебе не хватает, когда вокруг столько Людмил, и ты окружен любовью? Но проблема в том, что жизнь – ненастоящая, и людмилы, соответственно, ненастоящие. Сережа жаждет свободы. Оторваться от земли и полететь. Но желание полета у Сережи какое-то смутное, поэтому окружающие его люди смеются над его “лекциями” о полетах во сне и наяву. Усилия, которые предпринимает Сережа, направлены не только на себя, но и на людей. Он пытается их растормошить, ибо знает: пройдет какое-то время, и он сам свыкнется с рутиной, обретет скучную, унылую, конформисткую дружелюбность, вроде той, которая присуща начальнику отдела (О.Табаков). Сережа “дурит”, и этим отчасти напоминает учителя дзэн-буддизма, когда тот нелепыми поступками, “постыдными” для взрослого человека, сбивает людей с толку и переводит их сознание на другой уровень. Но Сережа, к сожалению, не мастер дзэна, у него отсутствуют четкие ориентиры. Он слишком суетлив — и его суетливость хорошо очень показана. Поэтому “полеты в небе” превращаются в “бег зайца через поля” — Сережа действительно бегает в фильме через осенние поля, чтобы затем, несолоно хлебавши, вернуться к людям и начать все заново.

Юлия Ульяновская:
Рецензия на фильм “Полеты во сне и наяву”

“О чем этот фильм?” — спросила я. “Про одного там, который всем врал” — ответил Вовва. Я сразу вспомнила “Осенний марафон” и “Мертвые души”, испытала душевные корчи, но дело есть дело – стала смотреть.

Пленка Шосткинского завода “Свема” — это веха. Она такая же уныло желто-зеленая и такая же мрачная, как мои воспоминания о восьмидесятых годах. В те годы актер Янковский был кумиром миллионов, звездой, писаным красавцем. Фильм с ним был обречен на внимание и, как следствие, успех. Если кто-то желал громко заявить о чем-либо посредством кино, он просто обязан был ангажировать этого сутулого мужчину с асимметричной гасконской физиономией. Режиссеру Балаяну было что сообщить. Ему очень хотелось рассказать советским гражданам о том, чего у них как бы не было. В свете популярной аксиомы, созданной поэтом Лебедевым-Шмидтгофом – “Эх, хорошо в стране советской жить!” — у граждан не было вовсе не секса, как полагают до сих пор многие, а права на депрессию и возрастные кризисы. Режиссер Балаян предложил зрителю историю мужчины Серёжи, находящегося в самом эпицентре борьбы с наступающим сорокалетием. Мужчина Серёжа – существо лживое и хамоватое, при этом артистичное и беспомощное. Он начинает свой день, наговорив жене глупостей вперемешку с гадостями, затем отправляется на работу, где беззастенчиво врет начальнику отдела о больной матери и доводит юную сотрудницу до слез. После чего удовлетворенно сваливает на Жигулях за младой любовницей Алисой, чтоб помчать ее на пикник (отчего-то я уверена, что на роль Алисы приглашали Друбич — уж очень знакомый типаж). В фильме есть прекрасная сцена, апофеоз альфонсирующего кобеля, и сцена эта превысила уровень моей критики настолько, что после нее я перестала плевать в изображение Янковского и стала просто смотреть кино. Мужчина Серёжа сидит за рулем в машине, даденной ему по доверенности влюбленной женщиной с работы, и на заднем сидении у него – жена с авоськами после пробега по магазинам в обеденный перерыв, а на пассажирском – девушка Алиса, щебечущая про пленэр и дачку. И вместо того, чтобы немедленно провалиться к чертовой матери в преисподнюю, Серёжа весело объясняет им – это знаменитая сентенция – “с одной из вас меня не связывает ничего кроме долга, с другой – все кроме долга”, к тому же (давай курсив!) надеясь на понимание. До этого момента я смотрела фильм кровожадно, питаемая лишь надеждой, что в конце Серёжу постигнет ужасная мучительная смерть, усугубленная полным осознанием своих ошибок без права исправления. Злопыхать после этой сцены у меня не осталось нервов. Балаян – мастер и умница.

Кошмар, в котором мечется мужчина Серёжа, можно объяснить его личной нереализованностью – такой импозант, а сидит в затхлом конструкторском бюро под начальством кота Матроскина. Тянется ко всему веселому и интересному, а кругом как сговорились – требуют остепениться и выйти вон со съемочной площадки, где снимает кино Генри Баскервиль. Его привлекает свежесть молодых, но молодость в лице Константина Ромина смеется над нелепой несовременностью Серёжи, и легко осаживает его куковать под столом. Через всё это безобразие с первого кадра тянется – мать, мать, мать. Несмотря на безысходность, которой несёт от человека, горько плачущего в холодной глубине сырого стога, у него все же остается один путь – ненавистный и необходимый – приехать в Тайный город и взглянуть этой пресловутой матери в глаза, чтоб увидеть там себя как есть: изношенным, никчемным и безусловно любимым. Но этого нам не покажут, конечно, оставив самих домысливать, как поступит персонаж Янковского, выбравшись из-под сена и утерев сопли с лукавой рожи рукавом растянутого свитера.

Будучи стройным и лаконичным при своей почти скандальной откровенности и расхлябанности, содержа в себе вопросы от масштабных – о смысле жизни, например, до мелочных – откуда здесь все эти пляшущие люди с транзистором, фильм и раздражает, и притягивает. В нем нет ответов, нет выходов, только герметичная данность. Я в нем увязла и часто в мыслях к нему возвращаюсь, и это нездорОво. За это нездоровье я ставлю ему своё субъективное четыре, хоть он и сделан на пять.

Дмитрий Савочкин:
Рецензия на фильм “Полеты во сне и наяву”

Хорошее кино, хорошо, качественно сделанное, но настолько далёкое от меня, моей жизни и моего мира, что, откровенно говоря, всю картину я боролся со смешанным чувством скуки и отвращения.

Фильм про сорокалентнего долбоёба. Про уёбище, прожившее жизнь, и не нажившее мозгов. И в этом его трагедия, как, впрочем, трагедия половины “поколения застоя”. Советский Союз умудрился наштамповать дикое множество “великовозрастных дитять”, людей, которые внешне, формально, могли соответствовать нормам, что-то делать, чего-то достигать, и выглядеть нормальными и успешными. А на деле же они вообще не были людьми. Так — насекомые. Не обладающие индивидуальностью, не умеющие отличаться, но главное — решительно не понимающими парадигму ответственности, прежде всего за свою собственную жизнь. Есть себе течение — ты по нему и плывёшь…

Долбоёб, о котором идёт речь в фильме, не совсем такой. Я называю его долбоёбом не потому, что у него что-то не получается, он устраивает глупые клоунады всю картину, или он запутался. Кто угодно может запутаться, или устроить глупую клоунаду. И у каждого человека временами ничего не получается (самый лучший эпизод фильма “Гонщики” Роберта Родригеса — это испорченные кадры, показанные после финальных титров; последней там идёт сцена, где Аркетт щёлкает зажигалкой, и никак не может её зажечь. В конце концов он проникновенно смотрит в камеру, и говорит: “Бывают такие периоды, когда нихуя не получается”. Клацает зажигалкой, и прикуривает). Главный герой — долбоёб не потому, что что-то делает, и не достигает, а потому, что нихуя не делает. Потому что он не знает, чего хочет достигнуть.

У чувака нет ориентиров. Нет целей. Нет понимания того, чего ему хочется в этой жизни. И поэтому он — сорокалетний долбоёб. Потому что трепетные игры в “хочу — не хочу” с самим собой — это удел семнадцатилетних писюх. А в сорок лет не знать, чего тебе нужно — это очень печально, други мои. Это тяжёлый диагноз. Это неизлечимо.

По отношению к этому герою у меня нет сочувствия, нет сопереживания, нет вообще никаких чувств, кроме скуки. Шёл бы ты отсюда, а? Ну зачем тебе эти проблемы — милиция, разборки… Ну всё, давай. Домой иди.