Осия сорока сон в летнюю ночь
Сон в шалую ночь
По пьесе Уильяма Шекспира «Сон в летнюю ночь». Театр «Балтийский дом» (СПб). Режиссер Сильвиу Пуркарете
Опубликовано в журнале Знамя, номер 9, 2015
Любовники,
безумцы и поэты
Воображенью отданы во власть.
Умалишенный всюду видит бесов.
Влюбленный, точно так же
полоумен,
В чернавке видит светлую красу.
У. Шекспир. «Сон в летнюю ночь».
Перевод Осии
Сороки
Переводов пьес Шекспира на русский язык,
в том числе и «Сна в летнюю ночь», существует множество: есть переводы точные и
академические, требующие обращения читателя к сопутствующим комментариям, есть
более простые и вольные. У перевода Осии
Сороки, взятого румынским режиссером Сильвиу Пуркарете за основу новой постановки «Сна…», есть два
неоспоримых преимущества: во-первых, этот перевод изначально был создан для
театрального зрителя, а потому не требует дополнительных пояснений, а
во-вторых, шекспировский текст в интерпретации Сороки лишен сентиментальности и
романтических украшательств, которыми во все времена любили снабжать его
переводчики, создавая произведения часто прекрасные, но имеющие мало
отношения к Шекспиру: так, например, в оригинале знаменитого 130-го сонета,
известного всем в переводе Маршака («Ее глаза на звезды не похожи / Нельзя уста кораллами назвать…), изо рта возлюбленной
лирического героя «воняет» (какой уж там «фиалки не-жный лепесток» — ничего
подобного у Шекспира днем с огнем не найдешь), а кожа ее — тускло-коричневого
цвета, и даже не цвета, а масти, потому как автор употребляет прилагательное,
которое обычно применяется не к людям, а к домашней скотине. Шекспир — автор не
сентиментальный и не романтический, ему в принципе чужды попытки приукрасить —
что человеческое тело, что человеческую душу: он обладает, как замечает
переводчик в предисловии к «Сну в летнюю ночь», «необычной, жестокой,
разительной трезвостью взгляда, уменьем «дать страсти с плеч отлечь, как
рубищу»… Этот трезвый, почти жестокий взгляд на человеческую природу режиссер
делает стержнем своей постановки, и «Сон в летнюю ночь» выходит не совсем
комедией, хотя зрительный зал то и дело взрывается смехом.
Сильвиу Пуркарете и художник Драгош Бухаджар создали два
самостоятельных взаимосвязанных мира: мир людей и мир духов; первый
решен в черно-белых тонах и предельно минималистичен:
собственно, на сцене практически нет декораций, если не считать самостоятельной
декорацией пустое пространство, в котором разворачивается все первое действие —
до появления фей и эльфов, когда с потолка на сцену опускаются причудливые
барочные люстры, представляющие собой одновременно и лес, и ярко сияющие
созвездия колдовской ночи, и чары, окутывающие героев. Отношения миров
людей и духов можно выразить одной фразой: «Люди — ну ж и дурачье!», которую
произносит Робин-добрый малый, сельский эльф,
обязательный в пьесах Шекспира шут-трикстер — его
образ, один из самых запоминающихся в спектакле, создала актриса Наталья Парашкина, которая также исполняет роль Филострата,
распорядителя празднеств при дворе герцога афинского Тезея. К словам шутов у
Шекспира вообще следует относиться с наибольшим вниманием: среди его персонажей
именно шуты обладают авторской «трезвостью взгляда» и обнаруживают ее с
позволенной только шутам непосредственностью: люди слабы и непостоянны, им
стоит лишь смазать веки соком волшебного цветка, и они тотчас забудут прежнюю
страсть и загорятся новой.
Впрочем, ведь и духи — ничем не
лучше людей, и царица эльфов Титания точно так же,
попав под власть цветочных чар, влюбляется в осла… Смешно ли это? Пожалуй, смешно, как смешна всякая путаница и несуразица: вот
только что юноши Лисандр (Игорь Гоппиков)
и Деметрий (Александр Муравицкий)
были без ума от прекрасной Гермии (Александра Мамкаева), и вот уже они отвергают ее и готовы драться друг
с другом за Елену (Елена Карпова). Но если хотя бы на мгновение
задуматься, ситуация предстанет совсем в ином свете: мрачном и почти трагическом,
и станет ясно, что сок волшебного цветка нужен только для ускорения действия,
для проявления превратностей действительности, в обычной жизни сглаженных
течением времени. Для этого же нужна магическая ночь на
первое мая, когда духи и призраки устраивают свой праздник, «шалая ночь», как
предлагает ее называть Осия Сорока, потому как
оригинальное название пьесы — «A Midsummer Night’s Dream» — идиома, в
буквальном переводе утрачивающая смысл, хотя и существует устоявшееся ошибочное
представление о магической шекспировской ночи как о ночи на Ивана Купалу (один
из переводных вариантов названия пьесы — «Сон в Иванову ночь»). Шекспир
предположительно писал так называемую «свадебную маску» — легкую
развлекательную комедию, предназначенную для разыгрывания на свадебных
торжествах, но Пуркарете поставил спектакль с тем же
размахом и требующий такой же глубины восприятия, что и его предыдущие
эпические театральные полотна.
Человеческий мир легкомыслен и
жесток одновременно, таинственный мир — мир снов и видений — еще более
легкомыслен, жесток и немного инфернален, что вполне
согласуется с представлениями времен Шекспира: феи, эльфы и духи — отнюдь не
ангелы, по случаю они могут и безжалостно подшутить над человеком, и только по
настроению бывают к нему благосклонны. В свете этого становятся понятными и
автоматы Калашникова в руках персонажей, и эльфы и феи, обликом больше
напоминающие бесов и демонов, и прозрачный намек на графа Дракулу в образе Оберона. Зло и добро в спектакле неотделимы
друг от друга и находятся в сложных взаимоотношениях, и ни один персонаж не
поддается однозначной трактовке. Иными словами, все как в жизни, и с XVI века,
когда была создана пьеса, ничего не изменилось: тексты великого драматурга вне
времени, но и вне географического пространства: и пространство, и время в них
предельно условны. Шекспировский текст предоставляет
режиссеру практически абсолютную свободу, поскольку с ним ничто не диссонирует:
ни звонящий в кармане у эльфа Робина мобильный телефон, ни плюшевая панда.
Сильвиу Пуркарете изображает персонажей
марионетками в руках сильных мира сего, с одной стороны, и рабами собственных
страстей — с другой: две пары влюбленных — Лисандр и Гермия, Деметрий и Елена, —
представляют собой именно таких мейерхольдовских сверхмарионеток, их движения четко выверены, слаженны и
механистичны, речь отрывиста. Четверо молодых актеров, каждый из которых
обладает яркой индивидуальностью, сумели создать убедительную иллюзию того, что
их персонажам немудрено перепутать друг друга и без
всякого колдовства: они и так похожи друг на друга, как братья и
сестры-близнецы. Как бы в противовес им подчеркнуто
свободными от условностей и живыми выглядят другие две пары: герцог Тезей и его
невеста Ипполита, царь эльфов Оберон и царица эльфов Титания, которых согласно уже устоявшейся традиции играет
одна пара актеров (Константин Анисимов и Мария Шульга (в другом составе — Мария
Мещерякова).
Настоящую «свадебную маску»
разыгрывают афинские ремесленники, задумавшие поставить в честь свадьбы Тезея и
Ипполиты «скорбную комедию» «Пирам и Фисба». Правда,
здесь нужно сделать небольшую оговорку: в «Сне в
летнюю ночь» присутствует не один, а сразу два шута: уже упомянутый эльф Робин
и Ник Мотовило (Леонид Алимов), ткач, превращенный Робином в осла и ставший
объектом страсти царицы эльфов. Именно околдованный Мотовило
в ответ на признание Титании произносит печальную
реплику, служащую противовесом всего происходящего в пьесе: «Думается
мне, сударыня, что любовь ваша малорассудительная. Но, правду говоря, нынче
любовь с рассудком компанью водят редко. И тем
прискорбней, что добрые люди не удосужатся их сдружить». Трезвость рассудка
сохраняет человек с ослиной головой на плечах, и неслучайно разыгранная дружной
компанией «скорбная комедия» представляет собой откровенную пародию на «Ромео и
Джульетту»: человеку невлюбленному влюбленные кажутся не больше чем безумцами,
их страсти — поводом для сожалений или для насмешек. В пьесах Шекспира всегда
присутствует множество внутренних связей, рифм; как в симфонии, каждая тема
разрабатывается в них сразу на нескольких уровнях. Не сократив текст
первоисточника ни на одну фразу, режиссер сохранил и все эти внутренние связи и
рифмы.
Когда наступает утро, эльфы и феи
улетают, причудливый лес люстр поднимается к потолку, но волшебство остается:
увидев ткача Мотовило в роли Пирама, Ипполита,
мгновение назад бывшая Титанией, вздрагивает, как
будто что-то припомнив, а Деметрий будет всю жизнь
любить свою Елену, зачарованный соком цветка. «Сон в летнюю ночь», очевидно,
можно считать одной из самых ярких премьер театрального сезона: спектакль
получился новаторским, очень в духе «Балтийского дома», на сцене которого можно
увидеть самые авангардные постановки, но в то же время — и традиционным, с
бережным отношением к тексту и сдержанной актерской игрой. Режиссеру Сильвиу Пуркарете удалось
воплотить мощную и завораживающую фантасмагорию и в то же время — поставить не
«русского Шекспира», но «вечно современного» Шекспира по-русски, в
котором при желании можно обнаружить не только общефилософский, но и политический
подтекст и взглянуть на сценическое действо, как в безжалостно прямое зеркало.
Следующий материал
В театр — верю. Жизнь — люблю
Мнемозина. Документы и факты из истории отечественного театра ХХ века (Москва)
Источник
Надо бросать эту паскудную привычку рассказывать о происшедшем спустя время.
Впечатления такая хрупкая вещь, что если по горячему не записал, то позже будешь героически восстанавливать в памяти, а еще хуже – постараешься додумать, лишь бы не оказаться в результате перед куцым клочком получившегося текста.
Взять, к примеру, театр.
Неделю назад была в краснодарской «Молодежке», смотрела «Ночь любовных помешательств» по Шекспиру.
Пришла домой после спектакля с полной головой готовых хлестких фраз и планом вот прям сейчас написать, как минимум страницы полторы, про восторги.
А нет, последовал вечер бесед на иные темы, и театр потерял актуальность. Потом была рабочая неделя, когда мне (как обычно) не до лирики, а в новый выходной случилась «Травиата» в Музыкальном театре. Теперь тянет рисовать агитационные плакаты с надписями «Виолетты, не потакайте папашам Альфредов!» и «Решительное НЕТ этому их «Плачьте! Судьба вознаградит вас за слезы!»
Какая-то жизнь бегом, на скорости, где не успевет остыть одно, как уже готово другое.
Но от шекспировско-молодежеской «Ночи» остались фотографии.
Без текста они как голые, а мне от этого не по себе.
Поэтому – Молодежка, «Ночь», Шекспир.
Когда-то (лет десять назад, наверное), у меня был неудачный опыт знакомства с Молодежкой.
Я уже не помню ни названия постановки, ни о чем она была.
Зато помню возмущение и раздражение, рожденное происходившим в зале.
Терпела до конца – из уважения к тем, с кем пришла на спектакль, им вроде было интересно.
Но с тех пор в этом театре не была.
Некоторое время назад Молодежка все чаще стала возникать в разговорах.
То один похвалит, то другой, а третий так вообще назовет лучшим театром в Краснодаре.
Такие заявления я не могла оставить без внимания. Начала расспрашивать знатоков и любителей, «зачистила» по теме интернет и решила начать новое знакомство с театром с «Ночи любовных помешательств».
Мировое все – Уильям Шекспир – четыре столетия назад создал комедию «Сон в летнюю ночь».
В ХХ веке Осия Сорока перевел шекспировскую комедию на русский язык, дав ей название «Сон в шалую ночь».
(Люди понимающие говорят, что Осия Сорока позволяет читателю и театральному зрителю почувствовать настоящего Шекспира, и не допускает в текст сентиментальности и романтические излишества, которыми грешат другие переводчики Шекспира).
В 2016 году Даниил Безносов поставил в краснодарской Молодежке «Ночь любовных помешательств», по комедии Шекспира «Сон в летнюю ночь» в переводе Осии Сороки «Сон в шалую ночь».
В «Ночи любовных помешательств» переплетаются самостоятельные, но связанные миры – людей и эльфов.
Это истории любовных помешательств, отягощенные провокациями и путаницами, больше вызывающие хохот, иногда – горечь, а после – не отпускающие несколько дней. Так было у меня.
Я не буду вдаваться в подробности, кто в кого влюбился, потом перевлюбился и наоборот – для понимания лучше обратиться к шекспировскому тексту в переводе Осии Сороки, читать его перед спектаклем уже было удовольствием.
Поименованное в пьесе место действия «Афины и ближний лес» создатели спектакля представили в виде деревьев, стремящихся в высоту, фонарей, и луны на заднем плане. Почти три часа зритель как бы смотрит в небо.
А на земле – опавшая листва, каменная чаша, да несколько парковых скамеек, особенно востребованных коварными шутниками хиппи-эльфами – с этих скамеек удобно наблюдать за людскими страстями, приговаривая «Люди – ну уж и дурачье!» и щелкая семечки.
Хотя чем они, эльфы, лучше людей – такие же легкомысленные и непостоянные создания, как люди.
Сбрызнули веки спящей царице эльфов Титании соком волшебного цветка – и она влюбилась в осла.
В углу стоит гипсовый Шекспир, будто наблюдает за происходящим.
Больше четырехсот лет назад Шекспир писал о взаимоотношениях людей.
В этой области по большому счету с тех пор мало что изменилось и его пьесы не теряют актуальности, время не властно над ними.
Потому шекспировскому тексту в “Ночи любовных помешательств” краснодарской Молодежки не противоречат ни партийные советские боссы в каракулевых шапках, ни ошалевшая от любви молодежь, одетая как студенты-шестидесятники, ни эльфы «а-ля Вудсток» из свиты царя Оберона или царица эльфов Титания со своими яркими ребятами под Энди Уорхола.
Последние товарищи незабываемы из-за песни о «черноспинных жуках».
Второй акт стал спектаклем в спектакле – коллектив самодеятельных артистов-работяг на свадьбе Тезея (герцога афинского) и Ипполиты (покоренной царицы амазонок) показывает молодоженам пьесу «Пирам и Фисба».
Получился комедийно-трагедийный “капустник”, где “все герои полегли” («свирепая самопародия на “Ромео и Джульетту”), но зал взрывался хохотом – без смеха наблюдать за “Хвисбусей” и другими было просто невозможно.
Кроме нас, зрителей в зале, появились и новые зрители – ими стали новоиспеченные молодые Тезей и Ипполита (и другие), перебивающие артистов недовольными выкриками:
Ипполита: В жизни не смотрела я ничего глупее.
Тезей: Даже лучшие из актеров – лишь тени действительных людей.
А и худшие сойдут, если прикрасить эти тени работой воображения.
Ипполита: Не актерского, а нашего воображения.
Такая действительно “свирепая самопародия”.
Завершаю коротко.
Моя новая попытка знакомства с краснодарской Молодежкой благодаря яркому и талантливому спектаклю “Ночь любовных помешательств” получилась настолько удачной, что я очень жду продолжения.
На днях посмотрю постановку «Вечный муж» по Достоевскому, а потом в планах «Гроза» по Островскому и «Гедда Габлер» по Ибсену.
Источник
Сон в шалую ночь.
Театр им.Пушкина. Пресса о спектакле
Газета, 27 декабря 2004
года
Глеб Ситковский
“Сон в шалую ночь” в
Театре имени Пушкина
Отчетный сценический
год побил рекорд по количеству
приснившихся «Снов в летнюю ночь».
Над комедией Шекспира по очереди
потрудились Владимир Епифанцев,
Владимир Мирзоев и Джон Ноймайер.
Режиссер Нина Чусова завершила
ударный год, несколько выбившись
из общего ряда «сновидцев»? –
использовав неканонический
перевод Осии Сороки, она
попыталась превратить летнюю
ночь в шалую.
«Шалая» – хорошее
словечко, и его совсем недавно
можно было запросто
использовать для характеристики
режиссера Чусовой. Ее спектакли
были сильны не глубокой мыслью,
но залихватским ребячеством, и
все ее беспечные сценические
шалости отличались обаянием и
заразительностью. «Сон в шалую
ночь» формально выполнен по тому
же шаловливому принципу, но от
былой заразительности не
осталось и следа.
Премьера «Сна» пала как
раз на тот счастливый момент,
когда многочисленная армия
московских артистов начинает
кормиться ‘елками’, и надо
сказать, что какую-то особую
разницу между казенным весельем
елочных представлений и
натужной шаловливостью
спектакля Нины Чусовой уловить
непросто. В конце концов всем
кормиться надо, так почему б и не
«позажигать», если почтенная
публика выложит свои рублики.
Тревожная ренессансная комедия
о необузданной силе любви
превратилась в интерпретации
Чусовой в банальный «елочный»
сценарий, обставленный песнями,
плясками и необходимыми
препятствиями, которые положено
преодолеть для того, чтоб елочка,
черт побери, наконец зажглась. Во
всяком случае полуголые эльфы в
париках, судорожно изображающие
на сцене веселье, до ужаса похожи
на голубоватых мальчиков из
телерекламы «Арбат Престижа»: «А
у нас Новый год!» Елочными огнями
сцена, кстати, переливается уже с
первой минуты спектакля.
Сценограф Виктор Платонов
любовно украсил сцену
веселенькими разноцветными
ленточками, а художник по
костюмам Евгения Панфилова
выделила необходимое количество
бус и набедренных повязок для
персонажей. Коли веселье, так
веселье: кто лучше всех
попрыгает вокруг тотема, если не
афиняне из племени мумба-юмба?
Перенеся действие в
экзотическую страну и научив
обитателей заколдованного леса
летать с помощью цирковых лонжей,
Чусова, видимо, решила, что этого
довольно. Ни одной сколько-нибудь
смешной выдумки, ни единой
изобретательной мизансцены…
Предпринятая Чусовой веселуха
чем дальше, тем вернее смежает
очи – причем не только заснувшим
афинским влюбленным, но и
зрителям. Да что ж это за шалости
такие, если спать охота? Уж лучше
на «елку».
| |
Фото Виктора Сенцова |
Газета.ру, 25 декабря
2004 года
Дина Годер
Нина Чусова поставила в театре
имени Пушкина «Сон в шалую ночь».
Шекспир, перенесенный в Африку,
обогатился дредами, красивыми
голыми животами и богом-прапорщиком.
Вот и опять появился
спектакль, рассказывая о котором,
рецензент не может себе найти
другого занятия, как только
описывать костюмы актеров. Стало
быть, и я опишу, вот только скажу
несколько вступительных слов
для тех, кто пока не в курсе. Во-первых,
представление называется «Сон в
шалую ночь», – так звучит
знакомый всем шекспировский «Сон
в летнюю ночь» в переводе Оссии
Сороки. Во-вторых, Нина Чусова
ставила спектакль к Рождеству,
так что и судить о нем следует,
имея в виду, что он носит явно
праздничный, подарочный и вообще
елочный характер. В-третьих,
текст комедии чуть ли не вдвое
сокращен, так что эта «елка» в
театре имени Пушкина продлится
меньше двух часов без антракта, и
вы легко успеете покататься с
горки на Тверском бульваре, если,
конечно, у вас не заказан ужин в «Пушкине».
Ну и, в-четвертых, главным
замыслом режиссера был перенос
действия в некую условную Африку.
Для этого художник Виктор
Платонов изобразил в глубине
сцены нишу в виде огромной луны (на
ее фоне очень эффектно смотрятся
африканские силуэты актеров) и
завесил пространство вместо
занавесей ярусами разноцветных
лиан из веселеньких перьев и
лент. Кажется, все. Теперь можно
приступить к главному –
рассказу, кто как одет (художник
по костюмам – Евгения Панфилова).
 | |
Фото Виктора Сенцова | |
 |
Так вот, девочки, актеры
все на сцене такие шоколадные,
прямо негры, и на голове у них – у
кого косичек африканских масса,
а у кого дреды ежом торчат, что
твой Боб Марли. На шее у всех –
бусы, на запястьях, локтях и
щиколотках – браслеты, все
звенит и громыхает при ходьбе –
прелесть!
Все, понятное дело,
ходят босиком, у мужчин торсы
голые, а у девушек лифы из бус
сшиты, как будто они тоже голые, а
грудь только висюльками
прикрыта, понимаете? Гермию
Александра Урсуляк играет, она
худенькая и ей придумали
штанишки такие коротенькие,
вроде набедренной повязки, а
Елену – Наталья Корогодова, она
девушка пышная, и ее юбочкой из
лоскутов немножко прикрыли.
Мужчины тоже загляденье, что
Лисандр (Сергей Ланбамин), что
Деметрий (Илья Барабанов), оба
накачанные, в таких сквозных
шароварах из лент – закачаешься!
А еще все скачут в африканских
плясках, стонут так томно, рычат
так страстно, глазами вращают и
даже зубами щелкают.
Правителей Тезея с
Ипполитой играют те же актеры,
что волшебников Оберона с
Титанией – Андрей Заводюк и
Виктория Исакова. Так вот, когда
они цари, то стоят неподвижно на
котурнах все в золоте: в длинных
таких набедренных повязках и
высоченных головных уборах,
вроде корон из золотых перьев. И
Ипполита все время бедрами
шевелит. Живот у нее, надо честно
сказать, красивый. А когда они –
цари фей, то носят длинные
полупрозрачные хитоны, а один
раз Исакова хитон снимает (ну,
когда Ипполита обольщает осла), а
там на ней такое трико, как будто
она голая, но вся покрыта
блестками – шикарно!
У царицы фей еще есть
слуги-эльфы, так они и вовсе
похожи на ангелочков – с белыми
крыльями, в белых кудрявых
паричках и в белых набедренных
повязках, такие хорошенькие,
студенты Школы-студии МХАТ Глеб
Иванов и Евгений Плиткин. (Они же
при Тезее охранников играют –
ходят важные в миленьких таких
юбочках в складку и стучат
жезлами с черепами на верхушке.)
А еще все духи летают: Титания и
вовсе спускается с неба, сидя на
серебристом месяце, а эльфы
вокруг нее на цирковых подвесках
раскачиваются. Оберона тоже пару
раз от земли отрывают, только
видно, что он боится.
Вот, собственно, и все.
Спектакль и впрямь
очень энергичный, но энергия эта
какая-то невменяемая: просто все
носятся колбасой по сцене,
хрипят, рычат и производят
эротические телодвижения.
Зачем-почему весь этот
маскарад, не поймешь. Ну и,
понятное дело, как это принято в
спектаклях Чусовой, все
беспрестанно несут отсебятину,
не особенно заморачиваясь
текстом Шекспира. И бог бы с ними,
в конце концов, пусть несут, что
хотят, но от характера этой
отсебятины иногда просто
стекленеешь. Вот, например,
передовик по этой части, Денис
Ясик, играющий эльфа Робина,
появляется перед четверкой
спящих влюбленных, чтобы капнуть
Деметрию в глаза волшебным соком
(тогда тот полюбит обожающую его
Елену). Так вот, Ясик, усевшись
перед ними и произнеся
положенное по случаю: «Кто здесь
носик задирает, девушкой
пренебрегает?», – вдруг впадает
в раж и орет: «Кто? Отвечать!
Смотреть мне в глаза! Кто? Я не
люблю повторять два раза! Потому,
что я бог! Я бог!» Тут же меняет
голос на тоненький: «Да, Робин, ты
бог!» – снова прапорщицким рыком:
«Вот так!». А потом бегает по
сцене, крича, что он «Робин-гоблин».
За последние пару лет
все так настойчиво втолковывали
Нине Чусовой, что она – «девочка-праздник»,
что она и сама в это поверила. И
теперь ей кажется, что ее
единственная задача – заразить
своим праздником актеров. Судя
по всему, пока она вместе с ними
репетирует, это получается: все
рассказывают, что на репетициях
у Чусовой сплошное веселье. Но
зрителям остаются только
артисты, которые как
наскипидаренные бестолково
носятся по сцене, а что их так
воодушевило, посторонним
никогда не узнать.
МК, 27 декабря 2004 года
Марина Райкина
Шекспир для тинейджеров
Под Рождество и в самом
деле жди чудес. Вот, скажем,
господин Шекспир сочинил “Сон
в летнюю ночь” , а она стала “шалой”
и предлагает себя рассматривать
вне сезона. Во всяком случае, к
Рождеству творение режиссера
Нины Чусовой в Театре им. Пушкина
очень даже подходит.
Ее “Сон”
принципиально отличается от
всех “Снов” московской
сцены, в том числе и свеженького,
идущего по соседству в Театре им.
Станиславского в постановке
режиссера Мирзоева. Если в
мужской версии “Сон”
получился элитарным оперным
действом, то в женской у Чусовой –
дискотечно-цирковым. И, несмотря
на Рождество, – в набедренной
повязке. События всеобщей
любовной интриги, закрученной
Шекспиром, у Чусовой начинаются
в племени тумба-юмба, намекая, и
не без основания, на
первородность и природность
чувства. Костюмы от молодой
талантливой художницы Евгении
Панфиловой намекают на лето и
египетские корни (много золота в
платье и высоких головных уборах),
а сценография Виктора Платонова
настойчиво навязывает елочно-праздничную
тематику. Занавес у него из
разноцветных сплетенных лент,
огромная луна на заднике, и она
же в виде золотого месяца
спускается из-под колосников. На
месяце раскачивается Ипполита (Виктория
Исакова), а вокруг нее с
ангельскими крылышками порхают
эльфы (студенты школы-студии
МХАТ Глеб Иванов и Евгений
Плиткин) в виде ангелочков-херувимов.
Причем порхают и вьются
конкретно в воздухе. Для этого в
Пушкинский театр пригласили
циркачей, и шесть из них дежурят
за кулисами, страхуя
драматических артистов. До
премьеры артисты под
руководством цирковых собратьев
прошли серьезную акробатическую
выучку. Поэтому очень эффектно
отрываются от земли и кружат,
кружат…
Содержание “Сна в
шалую ночь” упрощено
благодаря переводу Сороки –
учителя из Воронежа. Философия,
нежно оплетающая сюжетную суть
двух влюбленных пар, испарилась,
как вода из чайника. Осталось
очень энергичное действо,
обаятельно и с искренним
энтузиазмом сыгранное молодыми
артистами – Александрой Урсуляк,
Сергеем Ланбаминым, Ильей
Барабановым, Натальей
Корогодовой, а также Денисом
Ясиком, комично сыгравшим Робина.
Хотя они и не летают, как в цирке,
но загружены не меньше, чем в
дансгруппе. Здесь следует
отметить отличную работу
хореографа Рамуне Ходоркайте,
которая для “Сна” придумала
оригинальный и интересный
пластический рисунок. На
пластику сделана ставка
практически во всех сценах –
погоне, склоках, любовных утехах.
Без пошлости, банальности и
красиво.
Почему-то под упрощение
попала и знаменитая группа
шекспировских героев,
разыгрывающих представление
перед Тезеем (Андрей Заводюк) и
Титанией. Они лишены своих
знаменитых имен и называются
просто “Клоуны”. Жаль, что
эта краска выполнена в спектакле
как бы впроброс, без особых
фантазий. Посмотрев красивый
рождественский “Сон” в
Пушкинском театре, заряжаешься,
как на классной дискотеке, где
отлично и стильно развлекают и
особенно не грузят.
Источник