Один лишь сон и в тяжком пробуждение

Один лишь сон и в тяжком пробуждение thumbnail

Один лишь сон и в тяжком пробуждение

Владимир Сергеевич Соловьёв (1853–1900) – русский религиозный мыслитель, мистик, поэт, публицист, литературный критик. Соловьёв является одной из центральных фигур в российской философии XIX века. Он основал направление, известное как христианская философия, разработал новый подход к исследованию человека, который стал преобладающим в российской философии и психологии конца XIX – начала XX века.

Поэтическое творчество Соловьева находилось в тесной и неразрывной связи с его философской деятельностью, вся поэзия его насыщена мыслью и отдельные стихотворения являются образными иллюстрациями руководящих идей его философской системы.

Все его миросозерцание было обусловлено внутренними, нравственными запросами духа, мысль его была насыщена скрытою энергией чувства; вот почему она, не довольствуясь строго логическим изложением в отвлеченной форме, искала и находила себе другой способ воплощения, в поэзии, в лирическом творчестве. Это светлое всепримиряющее миросозерцание, в котором платоновский идеализм переплетается с христианскими религиозными представлениями, всецело было проникнуто идеей любви, покоряющей мир и спасающей его от зла и тьмы.

ПРОМЕТЕЮ

Когда душа твоя в одном увидит свете

      Ложь с правдой, с благом зло,

И обоймет весь мир в одном любви привете,

      Что есть и что прошло;

Когда узнаешь ты блаженство примиренья;

      Когда твой ум поймет,

Что только в призраке ребяческого мненья

      И ложь, и зло живет,—

Тогда наступит час — последний час творенья…

      Твой свет одним лучом

Рассеет целый мир туманного виденья

      В тяжелом сне земном:

Преграды рушатся, расплавлены оковы

      Божественным огнем,

И утро вечное восходит к жизни новой

      Во всех, и все в Одном.

¤ ¤ ¤

Бескрылый дух, землею полоненный,

Себя забывший и забытый бог…

Один лишь сон – и снова, окрыленный,

Ты мчишься ввысь от суетных тревог.

Неясный луч знакомого блистанья,

Чуть слышный отзвук песни неземной,–

И прежний мир в немеркнущем сиянье

Встает опять пред чуткою душой.

Один лишь сон – и в тяжком пробужденье

Ты будешь ждать с томительной тоской

Вновь отблеска нездешнего виденья,

Вновь отзвука гармонии святой.

¤ ¤ ¤

В сне земном мы тени, тени…

Жизнь – игра теней,

Ряд далеких отражений

Вечно светлых дней.

Но сливаются уж тени,

Прежние черты

Прежних ярких сновидений

Не узнаешь ты.

Серый сумрак предрассветный

Землю всю одел;

Сердцем вещим уж приветный

Трепет овладел.

Голос вещий не обманет.

Верь, проходит тень, –

Не скорби же: скоро встанет

Новый вечный день.

¤ ¤ ¤

Милый друг, иль ты не видишь,

Что все видимое нами –

Только отблеск, только тени

От незримого очами?

Милый друг, иль ты не слышишь,

Что житейский шум трескучий –

Только отклик искаженный

Торжествующих созвучий?

Милый друг, иль ты не чуешь,

Что одно на целом свете –

Только то что сердце к сердцу

Говорит в немом привете?

НОЧЬ НА РОЖДЕСТВО

Посвящается В. Л. Величко

Пусть все поругано веками преступлений,

Пусть незапятнанным ничто не сбереглось,

Но совести укор сильнее всех сомнений,

И не погаснет то, что раз в душе зажглось.

Великое не тщетно совершилось;

Недаром средь людей явился Бог;

К земле недаром небо приклонилось,

И распахнулся вечности чертог.

В незримой глубине сознанья мирового

Источник истины живет не заглушен,

И над руинами позора векового

Глагол ее звучит, как похоронный звон.

Родился в мире свет, и свет отвергнут тьмою,

Но светит он во тьме, где грань добра и зла.

Не властью внешнею, а правдою самою

Князь века осужден и все его дела.

ЭММАНУ-ЭЛЬ («С НАМИ БОГ»)

Во тьму веков та ночь уж отступила,

Когда, устав от злобы и тревог,

Земля в объятьях неба опочила

И в тишине родился с-нами-Бог.

И многое уж невозможно ныне:

Цари на небо больше не глядят,

И пастыри не слушают в пустыне,

Как ангелы про Бога говорят.

Но вечное, что в эту ночь открылось,

Несокрушимо временем оно,

И Слово вновь в душе твоей родилось,

Рожденное под яслями давно.

Да! С нами Бог, – не там, в шатре лазурном,

Не за пределами бесчисленных миров,

Не в злом огне, и не в дыханье бурном,

И не в уснувшей памяти веков.

Он здесь, теперь, – средь суеты случайной,

В потоке мутном жизненных тревог

Владеешь ты всерадостною тайной:

Бессильно зло; мы вечны; с нами Бог!

¤ ¤ ¤

Бедный друг, истомил тебя путь,

Темен взор, и венок твой измят.

Ты войди же ко мне отдохнуть.

Потускнел, догорая, закат.

Где была и откуда идешь,

Бедный друг, не спрошу я, любя;

Только имя мое назовешь –

Молча к сердцу прижму я тебя.

Смерть и Время царят на земле, –

Ты владыками их не зови;

Всё, кружась, исчезает во мгле,

Неподвижно лишь солнце любви.

¤ ¤ ¤

Хоть мы навек незримыми цепями

Прикованы к нездешним берегам,

Но и в цепях должны свершить мы сами

Тот круг, что боги очертили нам.

Всё, что на волю высшую согласно,

Своею волей чуждую творит,

И под личиной вещества бесстрастной

Везде огонь божественный горит.

¤ ¤ ¤

Милый друг, не верю я нисколько

Ни словам твоим, ни чувствам, ни глазам,

И себе не верю, верю только

В высоте сияющим звездам.

Эти звезды мне стезею млечной

Насылают верные мечты,

И растят в пустыне бесконечной

Для меня нездешние цветы.

И меж тех цветов, в том вечном лете,

Серебром лазурным облита,

Как прекрасна ты, и в звездном свете

Как любовь свободна и чиста!

¤ ¤ ¤

В тумане утреннем неверными шагами

Я шел к таинственным и чудным берегам.

Боролася заря с последними звездами,

Еще летали сны – и, схваченная снами,

Душа молилася неведомым богам.

Читайте также:  Расслабляющий массаж для грудничка перед сном видео

В холодный белый день дорогой одинокой,

Как прежде, я иду в неведомой стране.

Рассеялся туман, и ясно видит око,

Как труден горный путь и как еще далёко,

Далёко всё, что грезилося мне.

И до полуночи неробкими шагами

Всё буду я идти к желанным берегам,

Туда, где на горе, под новыми звездами,

Весь пламенеющий победными огнями,

Меня дождется мой заветный храм.

¤ ¤ ¤

В час безмолвного заката

Об ушедших вспомяни ты, –

Не погибло без возврата,

Что с любовью пережито.

Пусть синеющим туманом

Ночь на землю наступает –

Не страшна ночная тьма нам:

Сердце день грядущий знает.

Новой славою Господней

Озарится свод небесный,

И дойдет до преисподней

Светлый благовест воскресный.

¤ ¤ ¤

Земля-владычица! К тебе чело склонил я,

И сквозь покров благоуханный твой

Родного сердца пламень ощутил я,

Услышал трепет жизни мировой.

В полуденных лучах такою негой жгучей

Сходила благодать сияющих небес,

И блеску тихому несли привет певучий

И вольная река, и многошумный лес.

И в явном таинстве вновь вижу сочетанье

Земной души со светом неземным,

И от огня любви житейское страданье

Уносится, как мимолетный дым.

ОКО ВЕЧНОСТИ

«Да не будут тебе Бози инии, разве Мене».

Одна, одна над белою землею

      Горит звезда

И тянет вдаль эфирною стезею

      К себе – туда.

О нет, зачем? В одном недвижном взоре

      Все чудеса,

И жизни всей таинственное море,

      И небеса.

И этот взор так близок и так ясен,–

      Глядись в него,

Ты станешь сам – безбрежен и прекрасен –

      Царем всего.

¤ ¤ ¤

О, как в тебе лазури чистой много

И черных, черных туч!

Как ясно над тобой сияет отблеск Бога,

Как злой огонь в тебе томителен и жгуч.

И как в твоей душе с невидимой враждою

Две силы вечные таинственно сошлись,

И тени двух миров, нестройною толпою

Теснясь к тебе, причудливо сплелись.

Но верится: пройдет сверкающий громами

Средь этой мглы божественный глагол,

И туча черная могучими струями

Прорвется вся в опустошенный дол.

И светлою росой она его омоет,

Огонь стихий враждебных утолит,

И весь свой блеск небесный свод откроет

И всю красу земли недвижно озарит.

¤ ¤ ¤

Лишь забудешься днем иль проснешься в

полночи –

Кто-то здесь… Мы вдвоем, –

Прямо в душу глядят лучезарные очи

Темной ночью и днем.

Тает лед, расплываются хмурые тучи,

Расцветают цветы…

И в прозрачной тиши неподвижных созвучий

Отражаешься ты.

Исчезает в душе старый грех первородный:

Сквозь зеркальную гладь

Видишь, нет и травы, змей не виден подводный,

Да и скал не видать.

Только свет да вода. И в прозрачном тумане

Блещут очи одни,

И слилися давно, как роса в океане,

Все житейские дни.

¤ ¤ ¤

Если желанья бегут, словно тени,

Если обеты – пустые слова, –

Стоит ли жить в этой тьме заблуждений,

Стоит ли жить, если правда мертва?

Вечность нужна ли для праздных стремлений,

Вечность нужна ль для обманчивых слов?

Что жить достойно, живет без сомнений,

Высшая сила не знает оков.

Высшую силу в себе сознавая,

Что ж тосковать о ребяческих снах?

Жизнь – только подвиг, и правда живая

Светит бессмертьем в истлевших гробах.

Источник

1882

«Под чуждой властью знойной вьюги…»

Под чуждой властью знойной вьюги,

Виденья прежние забыв,

Я вновь таинственной подруги

Услышал гаснущий призыв.

И с криком ужаса и боли,

Железом схваченный орел —

Затрепетал мой дух в неволе

И сеть порвал, и ввысь ушел.

И на заоблачной вершине

Пред морем пламенных чудес

Во всесияющей святыне

Он загорелся и исчез.

1852

«Бескрылый дух, землею полоненный…»

Бескрылый дух, землею полоненный,

Себя забывший и забытый бог…

Один лишь сон – и снова, окрыленный,

Ты мчишься ввысь от суетных тревог.

Неясный луч знакомого блистанья,

Чуть слышный отзвук песни неземной,—

И прежний мир в немеркнущем сиянье

Встает опять пред чуткою душой.

Один лишь сон – и в тяжком пробужденье

Ты будешь ждать с томительной тоской

Вновь отблеска нездешнего виденья,

Вновь отзвука гармонии святой.

Июнь 1883

«В тумане утреннем неверными шагами…»

В тумане утреннем неверными шагами

Я шел к таинственным и чудным берегам.

Боролася заря с последними звездами,

Еще летали сны – и, схваченная снами,

Душа молилася неведомым богам.

В холодный белый день дорогой одинокой,

Как прежде, я иду в неведомой стране.

Рассеялся туман, и ясно видит око,

Как труден горный путь и как еще далёко,

Далёко всё, что грезилося мне.

И до полуночи неробкими шагами

Всё буду я идти к желанным берегам,

Туда, где на горе, под новыми звездами,

Весь пламенеющий победными огнями,

Меня дождется мой заветный храм.

А. А. Фету, 19 октября 1881 г.

Перелетев на крыльях лебединых

Двойную грань пространства и веков,

Подслушал ты на царственных вершинах

Живую песнь умолкнувших певцов.

И приманил твой сладкозвучный гений

Чужих богов на наши берега,

И под лучом воскресших песнопений

Растаяли сарматские снега.

И пышный лавр средь степи нелюдимой

На песнь твою расцвел и зашумел,

И сам орел поэзии родимой

К тебе с высот невидимых слетел.[4]

Октябрь 1884

«От пламени страстей, нечистых и жестоких…»

От пламени страстей, нечистых и жестоких,

От злобных помыслов и лживой суеты

Не исцелит нас жар порывов одиноких,

Не унесет побег тоскующей мечты.

Не средь житейской мертвенной пустыни,

Не на распутье праздных дум и слов

Найти нам путь к утраченной святыне,

Напасть на след потерянных богов.

Не нужно их! В безмерной благостыне

Читайте также:  Муж узнал про измену во сне

Наш бог земли своей не покидал

И всем единый путь от низменной гордыни

К смиренной высоте открыл и указал.

И не колеблются Сионские твердыни,

Саронских пышных роз не меркнет красота,

И над живой водой, в таинственной долине,

Святая лилия нетленна и чиста.

23 декабря 1884

L’ONDA DAL MAR’ DIVISA[5]

Волна в разлуке с морем

Не ведает покою,

Ключом ли бьет кипучим,

Иль катится рекою, —

Всё ропщет и вздыхает,

В цепях и на просторе,

Тоскуя по безбрежном,

Бездонном синем море.

1884

«Пора весенних гроз еще не миновала…»

Посвящается В. Л. Величко

Пора весенних гроз еще не миновала,

А уж зима пришла,

И старость ранняя нежданно рассказала,

Что жизнь свое взяла.

И над обрывами бесцельного блужданья

Повис седой туман.

Душа не чувствует бывалого страданья,

Не помнит старых ран.

И, воздух горный радостно вдыхая,

Я в новый путь готов,

Далёко от цветов увянувшего мая,

От жарких летних снов.

Начало января 1885

«Восторг души расчетливым обманом…»

Восторг души расчетливым обманом

И речью рабскою – живой язык богов,

Святыню муз – шумящим балаганом

Он заменил и обманул глупцов.

Когда же сам, разбит, разочарован,

Тоскуя, вспомнил он святую красоту,

Бессильный ум, к земной пыли прикован,

Напрасно призывал нетленную мечту.

Былой любви пленительные звуки

Вложить в скорбящий стих напрасно он хотел.

Не поднялись коснеющие руки,

И бледный призрак тихо отлетел.

Январь 1885

вернуться

4

А. А. Фет, которого исключительное дарование как лирика было по справедливости оценено в начале его литературного поприща, подвергся затем продолжительному гонению и глумлению по причинам, не имеющим никакого отношения к поэзии. Лишь в последнее десятилетие своей жизни этот несравненный поэт, которым должна гордиться наша литература, снова приобрел благосклонность читателей и критиков. Первым публичным выражением этой перемены в отношении к нему было суждение Академии наук, удостоившей полной Пушкинской премии его переводы из Горация и Гете. Это признание его заслуг имело для Фета особенное значение потому, что было связано с именем боготворимого им Пушкина (сюда относятся слова «сам орел поэзии родимой»).

Источник

1880

«О, как в тебе лазури чистой много…»

О, как в тебе лазури чистой много

И черных, черных туч!

Как ясно над тобой сияет отблеск бога,

Как злой огонь в тебе томителен и жгуч.

И как в твоей душе с невидимой враждою

Две силы вечные таинственно сошлись,

И тени двух миров, нестройною толпою

Теснясь к тебе, причудливо сплелись.

Но верится: пройдет сверкающий громами

Средь этой мглы божественный глагол,

И туча черная могучими строями

Прорвется вся в опустошенный дол.

И светлою росой она его омоет,

Огонь стихий враждебных утолит,

И весь свой блеск небесный свод откроет

И всю красу земли недвижно озарит.

1881

«В стране морозных вьюг, среди седых туманов…»

В стране морозных вьюг, среди седых туманов

Явилась ты на свет,

И, бедное дитя, меж двух враждебных станов

Тебе приюта нет.

Но не смутят тебя воинственные клики,

Звон лат и стук мечей,

В раздумье ты стоишь и слушаешь великий

Завет минувших дней:

Как древле вышний бог избраннику еврею

Открыться обещал,

И бога своего, молитвой пламенея,

Пророк в пустыне ждал.

Вот грохот под землей и гул прошел далёко,

И меркнет солнца свет,

И дрогнула земля, и страх объял пророка,

Но в страхе бога нет.

И следом шумный вихрь и бурное дыханье,

И рокот в вышине,

И с ним великий огнь, как молнии сверканье,—

Но бога нет в огне.

И смолкло все, укрощено смятенье,

Пророк недаром ждал:

Вот веет тонкий хлад,[3] и в тайном дуновенье

Он бога угадал.

1882

Три подвига

Когда резцу послушный камень

Предстанет в ясной красоте

И вдохновенья мощный пламень

Даст жизнь и плоть твоей мечте,

У заповедного предела

Не мни, что подвиг совершен,

И от божественного тела

Не жди любви, Пигмалион!

Нужна ей новая победа:

Скала над бездною висит,

Зовет в смятенье Андромеда

Тебя, Персей, тебя, Алкид!

Крылатый конь к пучине прянул,

И щит зеркальный вознесен,

И опрокинут – в бездну канул

Себя увидевший дракон.

Но незримый враг восстанет,

В рог победный не зови —

Скоро, скоро тризной станет

Праздник счастья и любви.

Гаснут радостные клики,

Скорбь и мрак и слезы вновь…

Эвридики, Эвридики

Не спасла твоя любовь.

Но воспрянь! Душой недужной

Не склоняйся пред судьбой,

Беззащитный, безоружный,

Смерть зови на смертный бой!

И на сумрачном пороге,

В сонме плачущих теней

Очарованные боги

Узнают тебя, Орфей!

Волны песни всепобедной

Потрясли Аида свод,

И владыка смерти бледной

Эвридику отдает.

1882

«Под чуждой властью знойной вьюги…»

Под чуждой властью знойной вьюги,

Виденья прежние забыв,

Я вновь таинственной подруги

Услышал гаснущий призыв.

И с криком ужаса и боли,

Железом схваченный орел —

Затрепетал мой дух в неволе

И сеть порвал, и ввысь ушел.

И на заоблачной вершине

Пред морем пламенных чудес

Во всесияющей святыне

Он загорелся и исчез.

1852

«Бескрылый дух, землею полоненный…»

Бескрылый дух, землею полоненный,

Себя забывший и забытый бог…

Один лишь сон – и снова, окрыленный,

Ты мчишься ввысь от суетных тревог.

Неясный луч знакомого блистанья,

Чуть слышный отзвук песни неземной,—

И прежний мир в немеркнущем сиянье

Встает опять пред чуткою душой.

Один лишь сон – и в тяжком пробужденье

Ты будешь ждать с томительной тоской

Вновь отблеска нездешнего виденья,

Вновь отзвука гармонии святой.

Июнь 1883

«В тумане утреннем неверными шагами…»

В тумане утреннем неверными шагами

Я шел к таинственным и чудным берегам.

Боролася заря с последними звездами,

Читайте также:  Сон поймать большую рыбу на удочку мужчине

Еще летали сны – и, схваченная снами,

Душа молилася неведомым богам.

В холодный белый день дорогой одинокой,

Как прежде, я иду в неведомой стране.

Рассеялся туман, и ясно видит око,

Как труден горный путь и как еще далёко,

Далёко всё, что грезилося мне.

И до полуночи неробкими шагами

Всё буду я идти к желанным берегам,

Туда, где на горе, под новыми звездами,

Весь пламенеющий победными огнями,

Меня дождется мой заветный храм.

<1884>

А. А. Фету, 19 октября 1881 г.

Перелетев на крыльях лебединых

Двойную грань пространства и веков,

Подслушал ты на царственных вершинах

Живую песнь умолкнувших певцов.

И приманил твой сладкозвучный гений

Чужих богов на наши берега,

И под лучом воскресших песнопений

Растаяли сарматские снега.

И пышный лавр средь степи нелюдимой

На песнь твою расцвел и зашумел,

И сам орел поэзии родимой

К тебе с высот невидимых слетел.[4]

вернуться

3

«Глас хлада тонка»– выражение славянской Библии.

вернуться

4

А. А. Фет, которого исключительное дарование как лирика было по справедливости оценено в начале его литературного поприща, подвергся затем продолжительному гонению и глумлению по причинам, не имеющим никакого отношения к поэзии. Лишь в последнее десятилетие своей жизни этот несравненный поэт, которым должна гордиться наша литература, снова приобрел благосклонность читателей и критиков. Первым публичным выражением этой перемены в отношении к нему было суждение Академии наук, удостоившей полной Пушкинской премии его переводы из Горация и Гете. Это признание его заслуг имело для Фета особенное значение потому, что было связано с именем боготворимого им Пушкина (сюда относятся слова «сам орел поэзии родимой»).

Источник

Владимир Соловьев

– Бедный друг, истомил тебя путь… – Бескрылый дух, землею полоненный… – Милый друг, не верю я нисколько… – Панмонголизм – Там, где семьей столпились ивы… – Шум далекий водопада… – Эпитафия

* * * Бедный друг, истомил тебя путь, Темен взор, и венок твой измят. Ты войди же ко мне отдохнуть. Потускнел, догорая, закат.

Где была и откуда идешь, Бедный друг, не спрошу я, любя; Только имя мое назовешь Молча к сердцу прижму я тебя.

Смерть и Время царят на земле,Ты владыками их не зови; Всё, кружась, исчезает во мгле, Неподвижно лишь солнце любви. 18 сентября 1887 Строфы века. Антология русской поэзии. Сост. Е.Евтушенко. Минск-Москва, “Полифакт”, 1995.

ПАНМОНГОЛИЗМ Панмонголизм! Хоть слово дико, Но мне ласкает слух оно, Как бы предвестием великой Судьбины божией полно.

Когда в растленной Византии Остыл божественный алтарь И отреклися от Мессии Иерей и князь, народ и царь,

Тогда он поднял от Востока Народ безвестный и чужой, И под орудьем тяжким рока Во прах склонился Рим второй.

Судьбою павшей Византии Мы научиться не хотим, И всё твердят льстецы России: Ты – третий Рим, ты – третий Рим.

Пусть так! Орудий божьей кары Запас еще не истощен. Готовит новые удары Рой пробудившихся племен.

От вод малайских до Алтая Вожди с восточных островов У стен поникшего Китая Собрали тьмы своих полков.

Как саранча, неисчислимы И ненасытны, как она, Нездешней силою хранимы, Идут на север племена.

О Русь! забудь былую славу: Орел двухглавый сокрушен, И желтым детям на забаву Даны клочки твоих знамен.

Смирится в трепете и страхе, Кто мог завет любви забыть… И Третий Рим лежит во прахе, А уж четвертому не быть. Поэзия Серебряного Века. Москва, “Художественная Литература”, 1991.

* * * Шум далекий водопада Раздается через лес, Веет тихая отрада Из-за сумрачных небес.

Только белый свод воздушный, Только белый сон земли… Сердце смолкнуло послушно, Все тревоги отошли.

Неподвижная отрада, Все слилось как бы во сне… Шум далекий водопада Раздается в тишине. Поэзия Серебряного Века. Москва, “Художественная Литература”, 1991.

* * * Бескрылый дух, землею полоненный, Себя забывший и забытый бог… Один лишь сон – и снова, окрыленный, Ты мчишься ввысь от суетных тревог.

Неясный луч знакомого блистанья, Чуть слышный отзвук песни неземной,И прежний мир в немеркнущем сиянье Встает опять пред чуткою душой.

Один лишь сон – и в тяжком пробужденье Ты будешь ждать с томительной тоской Вновь отблеска нездешнего виденья, Вновь отзвука гармонии святой. Серебряный век русской поэзии. Москва, “Просвещение”, 1993.

ЭПИТАФИЯ Владимир Соловьев Лежит на месте этом. Сперва был философ. А ныне стал шкелетом. Иным любезен быв, Он многим был и враг; Но, без ума любив, Сам ввергнулся в овраг Он душу потерял, Не говоря о теле: Ее диавол взял, Его ж собаки съели. Прохожий! Научись из этого примера, Сколь пагубна любовь и сколь полезна вера. 15 июня 1892 Строфы века. Антология русской поэзии. Сост. Е.Евтушенко. Минск-Москва, “Полифакт”, 1995.

* * * Милый друг, не верю я нисколько Ни словам твоим, ни чувствам, ни глазам, И себе не верю, верю только В высоте сияющим звездам.

Эти звезды мне стезею млечной Насылают верные мечты, И растят в пустыне бесконечной Для меня нездешние цветы.

И меж тех цветов, в том вечном лете, Серебром лазурным облита, Как прекрасна ты, и в звездном свете Как любовь свободна и чиста! 100 Стихотворений. 100 Русских Поэтов. Владимир Марков. Упражнение в отборе. Centifolia Russica. Antologia. Санкт-Петербург: Алетейя, 1997.

* * * Там, где семьей столпились ивы И пробивается ручей, По дну оврага торопливо, Запел последний соловей.

Что это? Радость обновленья, Иль безнадежное прости?.. А вдалеке неслось движенье И гул железного пути.

И небо высилось ночное С невозмутимостью святой И над любовию земною, И над земною суетой… 16 июня 1892 Русская поэзия серебряного века. 1890-1917. Антология. Ред. М.Гаспаров, И.Корецкая и др. Москва: Наука, 1993.

Источник