О чем фильм полеты во сне и наяву
| Средняя оценка: 1982. СССР. 92 минуты. Жанр: драма. Режиссер: В главных ролях: Олег Янковский, Людмила Зорина, Елена Костина. Интересные факты о фильме: Государственная премия СССР — Роману Балаяну, Виктору Мережко, Вилену Калюте, Олегу Янковскому (1987). – роль Александра Адабашьяна озвучивал Юрий Богатырев. По словам Адабашьяна, в тот момент он был в командировке и не мог присутствовать на “озвучке”. – роман Балаян рассказывал, что сценарий Мережко изначально был рассчитан на Никиту Михалкова. Однако в один прекрасный вечер Балаян увидел по телевидению фильм “Мы, нижеподписавшиеся…” и понял, что главную роль должен играть Янковский. Он “предал” своего друга Михалкова; это не помешало Михалкову появиться в фильме в небольшом, но запоминающемся эпизоде. – лидер проката – фильм посмотрели 6.4 миллиона зрителей. – небольшая роль Олега Меньшикова появилась в фильме независимо от сценария. В какой-то момент Балаян решил, что главного героя надо уравновесить героем помоложе. Он пригласил Меньшикова, который сыграл одну из первых своих ролей. Версия для печати |
Мор:
Рецензия на фильм “Полеты во сне и наяву”
Главному герою фильма через пару дней исполняется 40 лет, и он приступает к разрушению несущих конструкций своей нехитрой жизни с дурацкой ухмылочкой и ужимками фигляра. В результате он остается без всего, но это все и не было ему по-настоящему нужно — в своем стеклянном мутном футляре он не видит в том, что имеет, ценности. Оставив жену, поволочившись за молоденькой грациозной девчонкой, получив в морду от грабителей и в очередной раз заняв пятьдесят рублей у загадочной молчаливой женщины, которая много лет любит его (отличная роль Гурченко), главный герой продувает ухажеру своей молодой пассии и кукарекает на вечеринке в честь дня рожденья. Это и есть итог всей его жизни — итог жизни множества людей, вынужденных переосмысливать свой собственный путь и оставаться ни с чем. Экзистенциальная советская драма о кризисе ценностей, несоответствии характера возрасту и просто о потерявшемся человеке, бессмысленно грезящем об уходящих или даже не появлявшихся возможностях. Грезящем туманно, словно во сне, о чем-то ином, но не находящем этого.
Главную роль исполняет Янковский, причем по сюжету все женские персонажи (за исключением эпизодических) увлекаются или увлекались им. Герой Янковского ведет себя, как вульгарный и себялюбивый урод, поэтому восторг окружающих, прощающих ему все, чрезмерно добрых и терпеливых, удивляет. Например, сцена в бюро выглядит безобразно и неправдоподобно. Именно поэтому драма и страдание главного героя не вызывают сочувствия, он черств и погружен в себя, рассматривая весь мир как приложение к его несчастливой судьбе. Интеллектуально его метания и попытки выбраться куда-то вовне (не увенчивающиеся успехом) понятны, его положение мрачно и может служить плохим предзнаменованием, но эмоционально фильм не вызывает реакции. Интересно, что у советской публики судьба Сергея Макарова вызвала сочувствие и любопытство, Балаяну предлагали сделать продолжение. Думаю, что картина ничуть не устарела и сейчас, но, несмотря на отличные актерские работы и злободневность темы, фильм прекрасно вписывается в линейку беспросветных и тоскливых драм восьмидесятых.
Отдельно хочется сказать о Гурченко — потрясающая все-таки женщина. Поза, взгляд — и вот уже получилась загадка. Как ей это удается?
Владимир Гордеев:
Бег зайца через поля
Не знаю, кому как, а мне герой Янковского симпатичен. Потому что томящийся бедолага. Инженер конструкторского бюро, тесной комнатушки, куда понабилось всякого разного, а на самом деле одинакового народу – “синих чулков”, дремотных и ленивых, амебообразных. Даром, что разного возраста. Это у Сережи возраст – средний. Через три дня – юбилей, сорок лет. И вот значит этот вот Сережа, которого блестяще играет Янковский (Балаян, по-моему, вообще – его режиссер), находится в таком странном состоянии, которое, говорят, наступает через каждые 12 лет. Типа, переходный возраст. Как сказала одна наша приятельница – у Сережи-Олега Янковского кризис среднего возраста, который для советского интеллигента выражался таким вот образом. Каким таким? Сережа “бесится”, “дурит”. Он прогуливает работу, посещает съемочную площадку и докапывается до самого Никиты Михалкова, унижает юных коллег, изменяет жене, пытается удрать от гаишника, на своем юбилее имитирует самоубийство.
Мне кажется, что режиссер неспроста выбрал Янковского на эту роль. Будучи звездой советского кино, Янковский убедителен в роли чувака, вообразившего себя пупом вселенной и даже имеющего с этого горячего убеждения дивиденды: вокруг Сережи вьется толпа женщин, и, что симптоматично, всех актрис, которые изображают этот рой, зовут Людмилами. В фильме даже снялась реальная жена Янковского, тоже, конечно, Людмила. Созданный образ “любимца женщин” – “как у Жапризо” – особенно заостряет конфликт героя с окружающей его действительностью, серой, осенней, провинциальной. Ведь, казалось бы, чего тебе не хватает, когда вокруг столько Людмил, и ты окружен любовью? Но проблема в том, что жизнь – ненастоящая, и людмилы, соответственно, ненастоящие. Сережа жаждет свободы. Оторваться от земли и полететь. Но желание полета у Сережи какое-то смутное, поэтому окружающие его люди смеются над его “лекциями” о полетах во сне и наяву. Усилия, которые предпринимает Сережа, направлены не только на себя, но и на людей. Он пытается их растормошить, ибо знает: пройдет какое-то время, и он сам свыкнется с рутиной, обретет скучную, унылую, конформисткую дружелюбность, вроде той, которая присуща начальнику отдела (О.Табаков). Сережа “дурит”, и этим отчасти напоминает учителя дзэн-буддизма, когда тот нелепыми поступками, “постыдными” для взрослого человека, сбивает людей с толку и переводит их сознание на другой уровень. Но Сережа, к сожалению, не мастер дзэна, у него отсутствуют четкие ориентиры. Он слишком суетлив — и его суетливость хорошо очень показана. Поэтому “полеты в небе” превращаются в “бег зайца через поля” — Сережа действительно бегает в фильме через осенние поля, чтобы затем, несолоно хлебавши, вернуться к людям и начать все заново.
Юлия Ульяновская:
Рецензия на фильм “Полеты во сне и наяву”
“О чем этот фильм?” — спросила я. “Про одного там, который всем врал” — ответил Вовва. Я сразу вспомнила “Осенний марафон” и “Мертвые души”, испытала душевные корчи, но дело есть дело – стала смотреть.
Пленка Шосткинского завода “Свема” — это веха. Она такая же уныло желто-зеленая и такая же мрачная, как мои воспоминания о восьмидесятых годах. В те годы актер Янковский был кумиром миллионов, звездой, писаным красавцем. Фильм с ним был обречен на внимание и, как следствие, успех. Если кто-то желал громко заявить о чем-либо посредством кино, он просто обязан был ангажировать этого сутулого мужчину с асимметричной гасконской физиономией. Режиссеру Балаяну было что сообщить. Ему очень хотелось рассказать советским гражданам о том, чего у них как бы не было. В свете популярной аксиомы, созданной поэтом Лебедевым-Шмидтгофом – “Эх, хорошо в стране советской жить!” — у граждан не было вовсе не секса, как полагают до сих пор многие, а права на депрессию и возрастные кризисы. Режиссер Балаян предложил зрителю историю мужчины Серёжи, находящегося в самом эпицентре борьбы с наступающим сорокалетием. Мужчина Серёжа – существо лживое и хамоватое, при этом артистичное и беспомощное. Он начинает свой день, наговорив жене глупостей вперемешку с гадостями, затем отправляется на работу, где беззастенчиво врет начальнику отдела о больной матери и доводит юную сотрудницу до слез. После чего удовлетворенно сваливает на Жигулях за младой любовницей Алисой, чтоб помчать ее на пикник (отчего-то я уверена, что на роль Алисы приглашали Друбич — уж очень знакомый типаж). В фильме есть прекрасная сцена, апофеоз альфонсирующего кобеля, и сцена эта превысила уровень моей критики настолько, что после нее я перестала плевать в изображение Янковского и стала просто смотреть кино. Мужчина Серёжа сидит за рулем в машине, даденной ему по доверенности влюбленной женщиной с работы, и на заднем сидении у него – жена с авоськами после пробега по магазинам в обеденный перерыв, а на пассажирском – девушка Алиса, щебечущая про пленэр и дачку. И вместо того, чтобы немедленно провалиться к чертовой матери в преисподнюю, Серёжа весело объясняет им – это знаменитая сентенция – “с одной из вас меня не связывает ничего кроме долга, с другой – все кроме долга”, к тому же (давай курсив!) надеясь на понимание. До этого момента я смотрела фильм кровожадно, питаемая лишь надеждой, что в конце Серёжу постигнет ужасная мучительная смерть, усугубленная полным осознанием своих ошибок без права исправления. Злопыхать после этой сцены у меня не осталось нервов. Балаян – мастер и умница.
Кошмар, в котором мечется мужчина Серёжа, можно объяснить его личной нереализованностью – такой импозант, а сидит в затхлом конструкторском бюро под начальством кота Матроскина. Тянется ко всему веселому и интересному, а кругом как сговорились – требуют остепениться и выйти вон со съемочной площадки, где снимает кино Генри Баскервиль. Его привлекает свежесть молодых, но молодость в лице Константина Ромина смеется над нелепой несовременностью Серёжи, и легко осаживает его куковать под столом. Через всё это безобразие с первого кадра тянется – мать, мать, мать. Несмотря на безысходность, которой несёт от человека, горько плачущего в холодной глубине сырого стога, у него все же остается один путь – ненавистный и необходимый – приехать в Тайный город и взглянуть этой пресловутой матери в глаза, чтоб увидеть там себя как есть: изношенным, никчемным и безусловно любимым. Но этого нам не покажут, конечно, оставив самих домысливать, как поступит персонаж Янковского, выбравшись из-под сена и утерев сопли с лукавой рожи рукавом растянутого свитера.
Будучи стройным и лаконичным при своей почти скандальной откровенности и расхлябанности, содержа в себе вопросы от масштабных – о смысле жизни, например, до мелочных – откуда здесь все эти пляшущие люди с транзистором, фильм и раздражает, и притягивает. В нем нет ответов, нет выходов, только герметичная данность. Я в нем увязла и часто в мыслях к нему возвращаюсь, и это нездорОво. За это нездоровье я ставлю ему своё субъективное четыре, хоть он и сделан на пять.
Дмитрий Савочкин:
Рецензия на фильм “Полеты во сне и наяву”
Хорошее кино, хорошо, качественно сделанное, но настолько далёкое от меня, моей жизни и моего мира, что, откровенно говоря, всю картину я боролся со смешанным чувством скуки и отвращения.
Фильм про сорокалентнего долбоёба. Про уёбище, прожившее жизнь, и не нажившее мозгов. И в этом его трагедия, как, впрочем, трагедия половины “поколения застоя”. Советский Союз умудрился наштамповать дикое множество “великовозрастных дитять”, людей, которые внешне, формально, могли соответствовать нормам, что-то делать, чего-то достигать, и выглядеть нормальными и успешными. А на деле же они вообще не были людьми. Так — насекомые. Не обладающие индивидуальностью, не умеющие отличаться, но главное — решительно не понимающими парадигму ответственности, прежде всего за свою собственную жизнь. Есть себе течение — ты по нему и плывёшь…
Долбоёб, о котором идёт речь в фильме, не совсем такой. Я называю его долбоёбом не потому, что у него что-то не получается, он устраивает глупые клоунады всю картину, или он запутался. Кто угодно может запутаться, или устроить глупую клоунаду. И у каждого человека временами ничего не получается (самый лучший эпизод фильма “Гонщики” Роберта Родригеса — это испорченные кадры, показанные после финальных титров; последней там идёт сцена, где Аркетт щёлкает зажигалкой, и никак не может её зажечь. В конце концов он проникновенно смотрит в камеру, и говорит: “Бывают такие периоды, когда нихуя не получается”. Клацает зажигалкой, и прикуривает). Главный герой — долбоёб не потому, что что-то делает, и не достигает, а потому, что нихуя не делает. Потому что он не знает, чего хочет достигнуть.
У чувака нет ориентиров. Нет целей. Нет понимания того, чего ему хочется в этой жизни. И поэтому он — сорокалетний долбоёб. Потому что трепетные игры в “хочу — не хочу” с самим собой — это удел семнадцатилетних писюх. А в сорок лет не знать, чего тебе нужно — это очень печально, други мои. Это тяжёлый диагноз. Это неизлечимо.
По отношению к этому герою у меня нет сочувствия, нет сопереживания, нет вообще никаких чувств, кроме скуки. Шёл бы ты отсюда, а? Ну зачем тебе эти проблемы — милиция, разборки… Ну всё, давай. Домой иди.
Источник
После провального дебюта в 1974 г. – телефильма “Эффект Ромашкина”, режиссер киностудии им. А. Довженко Роман Балаян решил снимать классику. Только что посадили режиссера той же студии Сергея Параджанова и снимать что-то авангардное, ему вряд ли бы разрешили, а опять потерпеть провала, как с “Эффектом Ромашкина”, Балаян не хотел. И он выбрал для своего следующего фильма безобидное классическое произведение А.П. Чехова “Каштанка”. Это был опять телефильм, его показали по ТВ в апреле 1976 г. Провала на этот раз не было, но и особого отклика у зрителей он не вызвал. Крепкая средняя работа с запоминающимися ролями Дурова и Табакова. Ну, так очень сложно назвать роли этих актеров, которые бы были провальными.
Следующей его картиной был также экранизация классики – рассказа “Бирюк” из цикла И.С. Тургенева “Записки охотника”. Но и этот фильм никаких лавров не завоевал, премьера состоялась в 1978 г., фильм вышел в ограниченный прокат, всего 191 копия и его посмотрело всего около 2 млн. человек.
После этого Балаян не снимал фильмов около 5 лет. От предлагаемых киностудией сюжетов на “советскую” тематику он отказывался. Его предложения не принимали. В режиссере стала копиться обида на всех и вся. И накопилось в нем желчное состояние, которое необходимо было выплеснуть. И он придумал идею сюжета, где герой считает, что все виноваты вокруг, кроме него. Хотя сам понимает, что наполовину виноват сам, потому что не реализуется. Но все равно виноваты все вокруг.
С этим сюжетом его приятель Никита Михалков посоветовал обратиться к драматургу Виктору Мережко, по сценарию которого он начал снимать “Родню”. Мережко вначале не понимал, о чем писать. Тогда Балаян сказал ему:”Напиши про меня. Все время мне снится, как будто я стою на горе высокой и потом лечу вниз. Просыпаюсь, я опять на земле: один со всеми проблемами, жена ругается, что денег нет, дети орут — кушать хотят…” И Мережко написал. Вот из этих снов Балаяна и родилось название сценария и фильма “Полеты во сне и наяву”, хотя никаких полетов то по существу в фильме и нет. Если что и есть, так это подобие гона зайца по осеннему полю с зарыванием в стог сена.
Так что это очередная экранизация снов режиссера. И очень все это напоминает реплику главного героя его дебютного фильма “Эффект Ромашкина”, об этом фильме мы писали в предыдущей статье, пенсионера Василия Ромашкина, у которого после употребления кефира возникают видения. которыми очень заинтересовались ученые. ” Эх, знаете товарищи ученые, вот иной раз как идет на меня видение, думаю – подарить бы его широким массам. А с другой стороны думаю – это какие же такие ценные у меня видения, чтобы они были полезны для общественности. Ведь я что вижу, как на свадьбе своей гулял вижу. Как прогрессивку мне начисляли вижу и другие подобные видения по бытовым вопросам.” И отсюда вопрос – а полезны ли были обществу эти видения Балаяна, которые описал Мережко?
Да, незамеченным этот фильм не прошел, “эта горестная жизнь плута” вызвала очень большой отклик у творческой интеллигенции. Правда, хитом проката 1983 года не стал, собрав скромные 6,4 млн. зрителей. А сейчас принято считать, что этот фильм “потрясающе обобщил трагедию поколения, жившего в условиях глубоко абсурдных реалий режима позднего социализма.” Вот такой глобальный фильм получился из вполне заурядной жизненной истории неудачливого и безвестного режиссера Балаяна.
А история вполне себе заурядна. Вот, к примеру, вышедший за три года до этого “Осенний марафон”, история практически один в один – все тот же неудачник по жизни Бузыкин бегает, как весенний заяц в гон, от жены к любовнице и обратно, и вновь к любовнице. Попадая при этом в различные комические ситуации от своего вранья. И Макаров, герой “Полетов”, так же носится по этому кругу и никак из него не может выпасть. Только почему- то “Осенний марафон” не стал таким культовым фильмом среди интеллигенции, а “Полеты” стали.
А все потому, что бедный, безответный, всеми затюканный, глубоко порядочный, грамотный, кстати, переводчик Бузыкин вызывает жалость. А в наглом, самоуверенном лжеце и эгоисте, уже порядком потрепанном жизнью нарциссе и бесполезном работнике Макарове интеллигенция увидела своего героя – который забил работать на “это” государство, потому что не любит и не умеет работать вообще, занят только своими личными делами, но при этом “очень обаятелен и привлекателен”, и у него такая тонкая душевная организация. В общем такой “латентный диссидент” или, как раньше это называли в русской классической литературе, “лишний человек”.
Сценарий Мережко в первоначальном виде представлял собой легкую сатирическую комедию, подобно “Осеннему марафону”. Балаян дал Мережко идею, а тот уже по своему разумению и знанию написал сценарий, при этом образ главного героя целиком писался на Никиту Михалкова.
И если бы Никита Михалков играл главную роль, то можно себе представить, что никакой “экзистенциальной социальной драмы”, как сейчас ее характеризуют критики, не было бы. А Михалков, если бы он строго по сценарию играл свою роль, создал бы очередной образ проводника Андрея из “Вокзала для двоих”.
И тогда это была бы очередная комедия в том же стиле, что “Влюблен по собственному желанию” или “Искренне Ваш…”
Но Балаяну же надо было выплеснуть из себя всю накопившуюся за годы простоя в кино желчь и жизненный негатив, поэтому фильм должен был быть не комедией, а именно драмой. А превратить комедийный материал в драму тогда могли только два актера – Станислав Любшин и Олег Янковский, находившиеся на пике своего мастерства. Балаян выбрал Янковского и не ошибся. Режиссеру надо было, чтобы Янковский сыграл человека, который не хочет “строить коммунизм”, и тот такого героя сыграл.
Это лучшая кинороль Олега Ивановича Янковского. Он сумел так сыграть этого пустого и самовлюбленного потертого жизнью нарцисса, что превратил его из сатирического персонажа в социального героя.
И в финале его даже становится жалко. Для усиления этой к нему жалости в фильм ввели молодого человека по имени Сергей в исполнении Олега Меньшикова.
Это тот, кем сам Макаров был 20 лет назад. Такой же молодой, наглый, сильный и самоуверенный победитель по жизни. И теперь настало его время, а время Макарова практически ушло. Сергей уводит у Макарова его молоденькую любовницу Алису и вдобавок побеждает его в армреслинге.
Это тот, кем сам Макаров был 20 лет назад. Такой же молодой, наглый, сильный и самоуверенный победитель по жизни. И теперь настало его время, а время Макарова практически ушло. Сергей уводит у Макарова его молоденькую любовницу Алису и вдобавок побеждает его в армреслинге.
В итоге от обиды и унижения Макаров пытается утопиться. А затем в отчаянии бегает по полю за мальчишками, падает в стог сена и пытается в него закопаться поглубже от этой своей незадачливой жизни.
Кроме Янковского в фильме надо отметить игру и Людмилы Гурченко. Она играет 43-х летнюю коллегу Макарова по техотделу Ларису Юрьевну Кузьмину, “самую неразгаданную из всех разгаданных женщин”.
Тринадцать лет назад у нее с Макаровым был роман, но она продолжает его любить. В этом фильме Гурченко играет без своих, привычных зрителю, экзальтированных штучек-дрючек. Она попыталась было режиссеру предоставить свое видение роли в привычной для нее манере, но Балаян сказал, что нужно изобразить Анук Эме. Гурченко ответила:” Поняла. Сидим-молчим.” И действительно за весь фильм она скажет только пару – тройку фраз, но как же будет выразительно ее молчание и мимика. Очень выразительно сыграно.
Вот так и мается этот “латентный диссидент”, который практически не появляется на работе, пользуясь добротой своего начальника, с кем учился в институте. Пользуется любовью Ларисы Юрьевны, которая всегда даст ему свои “Жигули” сгонять на свидание к любовнице и займет 50 рублей без отдачи. И молоденькой телефонисточке Алисе дурит голову. Все ему должны, только он, такой легкий и веселый, никому ничего не должен. Д а еще и обижается, когда ему правду в глаза кто-нибудь скажет.
Да, ужасно тяжело жилось идеалу интеллигенции в мрачную эпоху самого глухого “застоя”. Одна только и радость, что к Алиске сгонять в рабочее время, а вечером на кухне с начальником выпить мировую бутылку водки под яичницу, застой ведь, голодовка, никаких продуктов в доме у начальника, имеющего двух детей, кроме яиц нет, и спеть “Синий троллейбус” с намеком о принадлежности их к “шестидесятникам.” В сценарии они поют почему-то “Синий платочек”. Но сценарий то писался на Михалкова, ему по его уровню развития только простенький “Синий платочек” и подобает петь. А “латентный диссидент” должен петь Окуджаву, “Синий троллейбус” или “Возьмемся за руки, друзья.”
Только вот это по молодости он еще мог вот так лихо скакать по чужим огородам, а ему уже сорок. А он себя, как молоденький козлик, все ведет. И наступает ему расплата. Жена его выгоняет из дома. Вот, кстати, вопрос зачем он женился. Ему сорок, дочери 3-4 года, значит женился в 35. Поздновато. Скорее всего, он и не собирался жениться, но тут подруга ему выкатила, что беременна и не собирается избавляться от ребенка. А он, как благородный интеллигентный человек, не смог уйти в сторону.
Значит, жена его выгоняет. Молодая любовница, видя, что у него к ней никаких серьезных намерений нет, начинает крутить со своим молодым. красивым и сильным ровесником. На работе его полностью разоблачают, как наглого и бесстыдного вруна и прогульщика и только лояльность начальника пока спасает его от увольнения за прогул. Полный тупик, из которого он и не пытается выйти. Привык, что само все рассосется. “Латентные диссиденты”, так всегда и поступают, как малейшая опасность, глазки ручками прикрыли – “я в домике, меня трогать нельзя”.
А если и не рассосется, то можно утопиться. Только и это у него не получается. В итоге зарывается он стог сена и рыдает от обиды на всех. “Жил грешно и чуть не умер смешно.” В сценарии якобы подразумевалась смерть Макарова. Он отмечал день рождения на даче у Ларисы, залез высоко на дерево и стал раскачиваться на ветке. Ветка сломалась, и он упал вниз. Никто этого не заметил, кроме Ларисы. Она подошла к нему и увидела его лежащим и плачушим. Плакал, наверное, от того, что помереть и то не смог.
Вот такой это герой нашей интеллигенции, который считается, еще раз повторюсь, “потрясающе обобщил трагедию поколения, жившего в условиях глубоко абсурдных реалий режима позднего социализма.”
Кстати, Балаян сам смеялся над профессиональными литераторами и критиками, которые находили в его фильме какие экзистенциальные смыслы и фиги в кармане. В этой простенькой ленте, которой он хотел всю свою желчь и стресс, накопившиеся за пять бесцельно и без работы прожитых лет, выплеснуть на зрителя, и тем самым снять с себя напряжение. Что ему, по его признанию, и удалось.
А что же там дальше то было с этим персонажем? Полагаю, ничего. Поплакал, поплакал в стогу, замерз, да и пошел к своим гостям водочки для сугрева дернуть. Они его, как обычно, за все выходки простили. И опять пошла у него жизнь по тому же самому кругу. Как и у Бузыкина в “Осеннем марафоне”.
Только Бузыкина жалко. А этого нет. Или Вам Макарова тоже жалко?
Ну, а с началом “перестройки” эти “латентные диссиденты” очень активно включились в разрушение проклинаемого ими “совка”. Правда, добившись желаемого, сами стали первыми жертвами новой социально-экономической формации, потому как ничего по жизни не умели. Это при проклятом “тоталитаризме” можно было паразитировать и хаять строй, который этих паразитов поил и кормил, а при долгожданной “демократии” самому крутиться надо.
А в 2008 году уже в другой стране Балаян снял фильм, где тема “полетов во сне и наяву” получила свое продолжение. И там тоже играл Олег Янковский. И его герой умел уже натурально летать наяву и других этому учил. Только тут уже никто не мешал режиссеру снимать откровенную антисоветчину. Но об этом в следующей статье.
Статьи на нашем канале о других фильмах Романа Балаяна.
“Эффект Ромашкина”
“Райские птицы”
Пишите комментарии
Ставьте лайки
Подписывайтесь на наш канал
Источник