Мы вплываем друг другу в сны иногда акулами

…xt-align: center;”>Без тебя не радостно во дворе.

Я могу тихонько спуститься с крыш,

Как лукавый, добрый Оле-Лукойе;

Как же мне оставить тебя в покое,

Если без меня ты совсем не спишь?

(Фрёкен Бок вздохнет во сне: «Что такое?»

Ты хорошим мужем ей стал, Малыш).

Я могу смириться и ждать, как Лис –

И зевать, и красный, как перец чили

Язычок вытягивать; не учили

Отвечать за тех, кого приручили?

Да, ты прав: мы сами не береглись.

Я ведь интересней несметных орд

Всех твоих игрушек; ты мной раскокал

Столько ваз, витрин и оконных стекол!

Ты ведь мне один Финист Ясный Сокол.

Или Финист Ясный Аэропорт.

Я найду, добуду – назначат казнь,

А я вывернусь, и сбегу, да и обвенчаюсь

С царской дочкой, а царь мне со своего плеча даст…

Лишь бы билась внутри, как пульс, нутряная чьятость.

Долгожданная, оглушительная твоязнь.

Я бы стала непобедимая, словно рать

Грозных роботов, даже тех, что в приставке Денди.

Мы летали бы над землей – Питер Пэн и Венди.

Только ты, дурачок, не хочешь со мной играть.

Ночь 18-19 ноября 2005 года.

***

Я не то чтобы много требую – сыр Дор Блю

Будет ужином; секс – любовью; а больно – съёжься.

Я не ведаю, чем закончится эта ложь вся;

Я не то чтоб уже серьезно тебя люблю –

Но мне нравится почему-то, как ты смеешься.

Я не то чтоб тебе жена, но вот где-то в шесть

Говори со мной под шипение сигаретки.

Чтоб я думала, что не зря к тебе – бунты редки –

Я катаюсь туда-сюда по зеленой ветке,

Словно она большой стриптизерский шест.

Я не то чтобы ставлю все – тут у нас не ралли,

Хотя зрелищности б завидовал даже Гиннесс.

Не встреваю, под нос не тычу свою богинность –

Но хочу, чтоб давали больше, чем забирали;

Чтобы радовали – в конце концов, не пора ли.

Нас так мало еще, так робко – побереги нас.

Я не то чтоб себя жалею, как малолетки,

Пузырем надувая жвачку своей печали.

Но мы стали куда циничнее, чем вначале –

Чем те детки, что насыпали в ладонь таблетки

И тихонько молились: «Только бы откачали».

Я не то чтоб не сплю – да нет, всего где-то ночи с две.

Тысячи четвертого.

Я лунатик – сонаты Людвига.

Да хранит тебя Бог от боли, от зверя лютого,

От недоброго глаза и полевого лютика –

Иногда так и щиплет в горле от «я люблю тебя»,

Еле слышно произносимого – в одиночестве.

13 декабря 2005 года.

***

В Баие нынче закат, и пена

Шипит как пунш в океаньей пасти.

И та, высокая, вдохновенна

И в волосах ее рдеет счастье.

А цепь следов на снегу – как вена

Через запястье.

Ты успеваешь на рейс, там мельком

Заглянут в паспорт, в глаза, в карманы.

Сезон дождей – вот еще неделька,

И утра сделаются туманны.

А ледяная крупа – подделка

Небесной манны.

И ты уйдешь, и совсем иной

Наступит мир, как для иностранца.

И та, высокая, будет в трансе,

И будет, что характерно, мной.

И сумерки за твоей спиной

Сомкнет пространство.

В Баие тихо. Пройдет минута

Машина всхлипнет тепло и тало.

И словно пульс в голове зажмут, а

Между ребер – кусок металла.

И есть ли смысл объяснять кому-то,

Как я устала.

И той, высокой, прибой вспоровшей,

Уже спохватятся; хлынет сальса.

Декабрь спрячет свой скомороший

Наряд под ватное одеяльце.

И все закончится, мой хороший.

А ты боялся.

21 декабря 2005 года.

***

А что до депрессивного осла

Иа-Иа, то он был прав всецело.

От этих праздников – да что удар весла,

Ухмылка автоматного прицела –

Ручная бы граната не спасла.

Я еду в Питер третьего числа,

Поскольку мне тут все осточертело.

Поскольку в этом маленьком аду

Любая выстраданность, страсть, отважный выпад

Встречает смех в семнадцатом ряду

Или отеческое замечанье – keep it

Inside; а я потом сбегу в Египет

И навсегда с радаров пропаду.

***

Вместо праздничной чепухи

(Помнишь, нас заставляла школа

Клеить дождики, частоколы

Из картона и шелухи

Стенгазетной – всего такого)

Я развешиваю стихи –

От Тверского и до Терскола,

Через скалы со дна морского,

И сугробы, и лопухи,

Через пики, через верхи, –

Осторожнее, Полозкова! –

Через памятники Кускова,

Ухо сельского, городского

Через сердце – здесь место скола,

Через льды, косогоры, мхи –

Пусть мерцают тебе, тихи

Ненавязчивы, проблесковы,

Как далекие маяки.

Как все эти часы, что жду

Потепленья в твоем лице я.

От Заневского и до Цея

От Азау и до Лицея

В Царскосельском пустом саду.

***

Я так устала, что все гурьбой

Столпились, шепчутся, хмурят бровки.

И вдруг, с разбегу, без подготовки,

Плашмя, с Эльбруса и до Покровки –

Бах! – вечер падает голубой

На снег, покусанный и рябой;

Движенья скомканы и неловки –

Я засыпаю в твоей толстовке,

И утро пахнет совсем тобой.

Улыбки все с одного броска

Подбиты – выцвели и усопли.

И даже носом идут не сопли,

А оглушительная тоска,

И ты орешь, что весна близка –

И тонной смерзшегося песка

Ответит небо на эти вопли.

***

– Во сколько точно? Вечерним рейсом?

Ногами, сумерками, закатом.

Ты грейся в кресле, а я по рельсам

К Дворцовым набережным покатым;

Любовь по принципу «разогрей сам»,

Простым сухим полуфабрикатом;

Карманный сборник молитв – well, pray some!

Все остальное читай под катом.

Живой? А как там у вас погода?

В домишке инеем все покрыто?

У нас подводят итоги года –

Передо мной, например, корыто –

Оно разбито

И древоедом насквозь изрыто.

– И где все, Боже, твои дары-то?

– Да не дури ты.

На этом – кода.

***

Все предвкушают, пишут письма Санте,

Пакуют впрок подарки и слова,

А я могу лишь, выдохнув едва,

Мечтать о мощном антидепрессанте,

Тереть виски, чеканить «Перестаньте!»

И втягивать ладони в рукава.

И чтобы круче, Риччи, покороче,

Как в передаче, пуговички в ряд.

Чтоб в мишуре, цветной бумаге, скотче

И чтоб переливалось все подряд –

До тошноты. Прости им это, Отче.

Не ведают, похоже, что творят.

И вроде нужно проявить участье,

Накрыть на стол, красивое найти.

Но в настоящие, святые миги счастья

Неконвертируемы тонны конфетти.

И я сбегаю налегке почти,

Под самые куранты, вот сейчас – и…

Но я вернусь. Ты тоже возвращайся,

Авось, пересечемся по пути.

26-27 декабря 2005 года.

***

Город носит в седой немытой башке гирлянды

И гундит недовольно, как пожилая шлюха,

Взгромоздившись на барный стул; и все шепчут: глянь ты!

Мы идем к остановке утром, закутав глухо

Лица в воротники, как сонные дуэлянты.

Воздух пьется абсентом – крут, обжигает ноздри

И не стоит ни цента нам, молодым легендам

(Рока?); Бог рассыпает едкий густой аргентум,

Мы идем к остановке, словно Пилат с Га-Ноцри,

Вдоль по лунной дороге, смешанной с реагентом.

Я хотела как лучше, правда: надумать наших

Общих шуток, кусать капризно тебя за палец,

Оставлять у твоей кровати следы от чашек,

Улыбаться, не вылезать из твоих рубашек,

Но мы как-то разбились.

Выронились.

Распались.

Нет, не так бы, не торопливо, не на бегу бы –

Чтоб не сдохнуть потом, от боли не помешаться.

Но ведь ты мне не оставляешь простого шанса,

И слова на таком абсенте вмерзают в губы

И беспомощно кровоточат и шелушатся.

Вот все это: шоссе, клаксонная перебранка,

Беспечальность твоя, моя неживая злость,

Трогать столб остановки, словно земную ось,

Твоя куртка саднит на грязном снегу, как ранка, –

Мне потребуется два пива, поет ДиФранко,

Чтобы вспомнить потом.

И пять – чтобы не пришлось.

23 января 2006 года.

***

Тяжело всю жизнь себя на себе нести.

За уши доставать из себя, как зайца.

От ощущения собственной невъебенности

Иногда аж глаза слезятся.

31 января 2006 года.

***

Упругая,

Легконогая,

С картинками, без врагов –

Пологая

Мифология:

Пособие для богов.

Юное, тайное,

Упоительное,

Первым номером всех программ:

Посткоитальное

Успокоительное

Очень дорого: смерть за грамм.

Дикие

Многоликие,

Приевшиеся уже

Великие религии –

Загробное ПМЖ.

Дурная,

дносторонняя,

Огромная, на экран –

Смурная

Самоирония:

Лечебная соль для ран.

Пробные,

Тупые,

Удары внутри виска.

Утробная

Энтропия –

Тоска.

Глаз трагические

Круги –

Баблоделы; живые трупы.

Летаргические

Торги,

Разбивайтесь на таргет-группы.

Чугунная,

Перегонная,

Не выйти, не сойти –

Вагонная

Агония –

С последнего пути.

***

Мы вплываем друг другу в сны иногда – акулами,

Долгим боком, пучинным облаком, плавниками,

Донным мраком, лежащим на глубине веками,

Он таскает, как камни, мысли свои под скулами,

Перекатывает желваками,

Он вращает меня на пальце, как в колесе, в кольце –

Как жемчужину обволакивает моллюск,

Смотрит; взгляд рикошетит в заднего вида зеркальце,

На которое я молюсь;

Это зеркальце льет квадратной гортанной полостью

Его блюзовое молчание, в альфа-ритме.

И я впитываю, вдыхаю, вбираю полностью

Все, о чем он не говорит мне.

Его медную грусть, монету в зеленой патине,

Что на шее его, жетоном солдата-янки –

Эту девушку, что живет в Марианской впадине

Его смуглой грудинной ямки.

Он ведь вовсе не мне готовится – сладок, тепленек,

Приправляется, сервируется и несется;

Я ловлю его ртом, как пес, как сквозь ил утопленник

Ловит

Плавленое солнце.

***

Утро близится, тьма все едче,

Зябче; трещинка на губе.

Хочется позвонить себе.

И услышать, как в глупом скетче:

– Как ты, детка? Так грустно, Боже!

– Здравствуйте, я автоответчик.

Перезвоните позже.

Куда уж позже.

***

Я могу ведь совсем иначе: оборки-платьица,

Мысли-фантики, губки-бантики; ближе к массам.

Я умею; но мне совсем не за это платится.

А за то, чтобы я ходила наружу мясом.

А за то, что ведь я, щенок, молодая-ранняя –

Больше прочих богам угодна – и час неровен.

А за то, что всегда танцую на самой грани я.

А за это мое бессмертное умирание

На расчетливых углях взрослых чужих жаровен.

А за то, что других юнцов, что мычат «а че ваще?»

Под пивко и истошный мат, что б ни говорили –

Через несколько лет со мной подадут, как овощи –

Подпеченных на том же гриле.

***

Деточка, зачем тебе это всё?

Поезжай на юг, почитай Басё,

Поучись общаться, не матерясь –

От тебя же грязь.

Деточка, зачем тебе эти все?

Прекрати ладони лизать попсе,

Не питайся славой, как паразит –

От тебя разит.

Деточка, зачем тебе ты-то вся?

Поживи-ка, в зеркало не кося.

С птичкой за окном, с чаем с имбирем.

Все равно умрем.

12 февраля 2006 года.

***

Перед днем рожденья всегда хандреж:

Видел ли Париж? Сделал хоть на грош?

Шутишь – изнутри ж пробирает дрожь;

Что ни говоришь – все кому-то врешь.

Перед днем рожденья всегда мандраж:

Вся горишь, орешь, прямо входишь в раж,

Будто превышаешь хронометраж;

Пропадает сон, нападает жор,

Происходит всяческий форс-мажор:

Ты стоишь над этим как дирижер,

Когда в яме его пожар

Перед днем рожденья ты как Бежар,

Заходящийся в диком танце –

Бьешься так, что сходит случайный жир

А всего-то навсего – пассажир:

Перекур на одной из станций.

3 марта 2006 года.

***

Погляди: моя реальность в петлях держится так хлипко –

Рухнет. Обхвачу колени, как поджатое шасси.

Милый мальчик, ты так весел, так светла твоя улыбка.*

Не проси об этом счастье, ради Бога, не проси.

Дышишь мерно, пишешь мирно, все пройдет, а ты боялась,

Скоро снова будет утро, птичка вон уже поет;

А внутри скулит и воет обессилевшая ярость,

Коготком срывая мясо, словно маленький койот;

Словно мы и вовсе снились, не сбылись, не состоялись –

Ты усталый дальнобойщик, задремавший за рулем;

Словно в черепной коробке бдит угрюмый постоялец:

Оставайся, мальчик, с нами, будешь нашим королем.

Слушай, нам же приходилось вместе хохотать до колик,

Ты же был, тебя предъявят, если спросит контролер?

Я тебя таскаю в венах, как похмельный тебяголик,

Все еще таскаю в венах. Осторожней, мой соколик.

У меня к тебе, как видишь, истерический фольклор.

Из внушительного списка саркастических отмазок

И увещеваний – больше не канает ничего.

Я грызу сухие губы, словно Митя Карамазов,

От участливых вопросов приходя в неистовство.

Ведь дыра же между ребер – ни задраить, ни заштопать.

Ласки ваши бьют навылет, молодцы-богатыри.

Тушь подмешивает в слезы злую угольную копоть.

Если так черно снаружи – представляешь, что внутри.

Мальчик, дальше, здесь не встретишь ни веселья, ни сокровищ.

Но я вижу – ты смеешься, эти взоры – два луча.

Ты уйдешь, когда наешься. Доломаешь. Обескровишь.

Сердце, словно медвежонка,

За собою

Волоча.

19 марта 2006 года.

***

Выйдет к микрофону, буркнет

Что-нибудь – и зал в огне.

Приходи же, Ваня Ургант,

И скорей женись на мне.

21.03.06

***

Прежде, чем заклеймить меня злой и слабой, –

Вспомнив уже потом, по пути домой –

Просто представь себе, каково быть бабой –

В двадцать, с таким вот мозгом, хороший мой.

Злишься – обзавелась благодарной паствой,

Кормишь собой желающих раз в два дня?

Да. Те, кто был любим – ни прощай, ни здравствуй.

Тем, кто остался рядом – не до меня.

С этой войной внутри – походи, осклабясь,

В сны эти влезь – страшней, чем под героин,

После мужчин, – да, я проявляю слабость, –

Выживи, возведи себя из руин,

Пой, пока не сведет лицевые мышцы,

Пой, даже видя, сколько кругом дерьма.

Мальчик мой, ты не выдержишь – задымишься,

Срежешься, очень быстро сойдешь с ума.

Нет у меня ни паствы, ни слуг, ни свиты.

Нет никаких иллюзий – еще с зимы.

Все стало как обычно; теперь мы квиты.

Господи,

Проапгрейди и вразуми.

***

Отдайте меня букетом – одной певице.

Гвоздиками, васильками, лозой, драценой.

Пускай она обольет меня драгоценной

Улыбкой своей и бросит лежать за сценой.

Она королева.

Все остальные – вице-.

Сажает тебя в партер к себе как в корытце,

Купает в горячем голосе, как младенца,

Закутывает в сиянье, как в полотенце, –

И больше тебе совсем никуда не деться,

Нигде от нее не скрыться.

Ни фокусов, ни лукавства, ни грана фальши.

Ни рынка, ни секса – нет никакой игры там.

Выходишь с ее концерта раздетым, вскрытым,

Один, как дурак, с разбитым своим корытом,

И больше не знаешь в принципе, как жить дальше.

Все прошлое – до секунды отменено.

Такая она, Нино.

***

Жирным в журналах – желчь, ни строки о жертвах.

В жаркой зловонной жиже живем – без жабров.

Из бижутерии – тяжеленный жернов

Дежурных жанров.

Щелочь уже по щиколотки – дощечки

Тащит народ, чтоб как-то перемещаться.

Щурится по-щенячьи на солнце, щёчки

Щуплые улыбает – и ищет счастья.

Счастье все хнычет, перед окном маячит,

Хочет войти и плачет, чет или нечет.

Память меня совсем ничему не учит.

Время совсем не лечит.

6-8 апреля 2006 года.

***

Дробишься, словно в капле луч.

Как кончики волос секутся –

Становишься колючей, куцей,

Собой щетинишься, как бутсой,

Зазубренной бородкой – ключ.

И расслоишься, как ногтей

Края; истаешь, обесценясь.

Когда совсем теряешь цельность –

Безумно хочется детей.

Чтоб вынес акушер рябой

Грудного Маленького Принца, –

Чтоб в нем опять соединиться

Со всей бесчисленной собой.

Чтоб тут же сделаться такой,

Какой мечталось – без синекдох,

Единой, а не в разных нектах;

Замкнуться; обрести покой.

Свыкаешься в какой-то миг

С печальной мудростью о том, как

Мы продолжаемся в потомках,

Когда подохнем в нас самих.

Ночь 11-12 апреля 2006 года

***

Я всегда с собой в ладу.

Просто я на все кладу.

9 июня 2006 года.

***

Вечер душен, мохито сладок, любовь навек.

Пахнет йодом, асфальтом мокрым и мятной Wrigley.

Милый мальчик, ты весь впечатан в изнанку век:

Как дурачишься, куришь, спишь, как тебя постригли,

Как ты гнешь уголками ямочки, хохоча,

Как ты складываешь ладони у барных стоек.

Я наотмашь стучу по мыслям себя. Я стоик.

Мне еще бы какого пойла типа Хуча.

Я вся бронзовая: и профилем, и плечом.

Я разнеженная, раскормленная, тупая.

Дай Бог только тебе не знать никогда, о чем

Я тут думаю, засыпая.

Я таскаюсь везде за девочками, как Горич

За женою; я берегу себя от внезапных

Вспышек в памяти – милый мальчик, такая горечь

От прохожих, что окунают меня в твой запах,

От людей, что кричат твое золотое имя –

Так, на пляже, взрывая тапком песочный веер.

Милый мальчик, когда мы стали такими злыми?..

Почему у нас вместо сердца пустой конвейер?..

Я пойду покупать обратный билет до ада плюс

Винограду, черешни, персиков; поднатужась

Я здесь смою, забуду, выдохну этот ужас.

…Милый мальчик, с какого дня я тебе не надоблюсь?

Это мой не-надо-блюз.

Будет хуже-с.

Ранним днем небосвод здесь сливочен, легок, порист.

Да и море – такое детское поутру.

Милый мальчик, я очень скоро залезу в поезд

И обратной дорогой рельсы и швы сотру.

А пока это все – so true.

7 июля 2006 года

***

Нет, доктор, меня не портят – а умирают.

Вспороли все мои струны подряд, пройдохи.

Они меня не умеют. Перевирают.

Фальшивят меня, бросают на полувздохе.

Играют меня по-школьному, зло, громоздко,

Не чувствуют сути! Жалуешься – угрозы.

А если б они прислушались! Если б мозга

Коснулся сигнал – ведь были бы виртуозы!

Но вывернут так – себя не узнаешь в зеркале.

А я открываюсь искренне, без условий.

И плачу: За что ж вы так меня исковеркали?..

Они мне: Да ну, сам черт в тебе ногу сломит.

Мальчишки ведь, дети – что бы хоть понимали!

Хохочут, кричат, с размаху бьют по плечу!

Но вот расшалились, доктор, – и доломали.

Не трогайте, доктор, хватит.

Я не звучу.

***

Накрывают тревогой койки – такой тяжелой, что не засну.

Испариться бы, попросить их меня не трогать.

Я люблю тебя так, как щупают языком кровоточащую десну.

Как касаются пальцем места, где содран ноготь.

Я люблю тебя, как в приемной сидят и ждут.

Побелелые, словно выпаренные, лица.

Ожиданье – такой же спазм: оно крутит в жгут.

Я люблю тебя так, что больно пошевелиться.

Я не жду ничего. Я смирная, будто агнец.

Врач всех нас оглядит и цокнет: «Вот молодцы-то!»

Я люблю тебя так, что это теперь диагноз.

Индуцированный синдром тебядефицита.

***

Да, а лето-то какое.

Все несется кувырком.

Из приемного покоя

Тянет свежим ветерком.

Стекла в длинных грязных каплях.

Птицы высоко летят.

Девушки в больничных тапках

Все похожи на утят.

Тишина, прохлада, благость.

Мысли съело пустотой.

Сестры в капельницы август

Разливают золотой.

Навещать приходят реже –

Дорог внутренний уют.

Скоро мне тебя отрежут

И зашьют.

4 августа 2006 года.

***

Жаль, в моих смс-архивах программы нету,

Что стирала бы слой отмерший в режиме «авто».

 читаю «ну я же рядом с тобой» – а это

Уже неправда.

Недействительные талоны; ущерб немыслим.

Информация неверна; показанья лживы.

Он писал мне «я тут умру без тебя», но мы с ним

Остались живы.

Я читаю: «Я буду после работы сразу

И останусь» – но не останется. Нестыковки.

Пусть указывают срок годности каждой фразы

На упаковке.

Истечет ведь куда быстрее, чем им поверишь.

И за это им даже, в общем-то, не предъявишь.

Сколько нужно, чтоб написать их? Минуты две лишь

И десять клавиш.

Сколько нужно, чтоб обезвредить их, словно мину

У себя в голове?.. Сапер извлечет из почвы

Как из почты, и перережет, как пуповину

Проводочек: «Эй, половина.

Спокойной ночи».

11 августа 2006 года.

***

Летит с ветвей ажурный лист

Приходит осень. Зябко ёжась,

Садится юный журналист

Искать фуллтаймовую должность.

Да, он, трепло и егоза,

Берется, наконец, за дело.

Не хочет быть как Стрекоза,

Что лето красное пропела,

А тут зима катит в глаза.

Он алчет славы и бабла.

Свою визитку; пропуск; статус.

Сменить веселую поддатость

На деловое бла-бла-бла.

Сменить куртенку на гвозде

На пиджачок, лэптоп и туфли.

Пельмени, что давно протухли –

На шведские столы везде.

Он спит до трех и пьет до ста

Бутылок в год, но – не тоска ли? –

Он хочет, чтоб его пускали

В партеры и на вип-места.

Так сладко жизнь его течет

И так он резв и беззаботен.

Но хочет в месяц двести сотен

И чтоб везде ему почет.

Чтоб офис, годовой баланс.

А не друзья, кабак и танцы.

Ему так мил его фриланс –

Но толку что с его фриланса?

Да, прозы требуют года.

Он станет выбрит и хозяйствен.

Сегодня с милым распиздяйством

Он расстается навс