Музей бессонницы в москве

Сегодня музеи все больше стремятся использовать современные коммуникации, новые формы подачи экспонатов. А все для того, чтобы привлекать посетителей. Но и без новых подходов музей — это очень полезное времяпрепровождение. Это то место, где живет разум ноосферы и метафизика, сказал в эфире Pravda.Ru известный художник-дизайнер Леонтий Озерников.

— Леонтий, как вы считаете, каковы перспективы у российских музеев?

 – Вы знаете, это замечательно, что сегодня затрагиваются такие темы, так как после Строгановки волею судеб я был профессионально связан с музейным проектированием. Это была потрясающая школа причастности к истории, культуре, технике, философии, гениальности многих наших людей.

Музей — это дворец муз. Например, считалось, что в Александрийской библиотеке не только потрясающие коллекции могут содействовать просвещению, творчеству, но и некое присутствие метафизических сил, гениальности нашей Вселенной, ноосферы.

Музеи помогали влюбиться в жизнь, в наследие предков, в культуру, в мудрость, в процесс познания. Это потрясающие качества не должны исчезнуть. Я считаю, что это наш долг перед Вселенной — беречь, развивать музеи.

 – Сегодняшняя молодежь живет в бешеном ритме и считает, что музеи — это очень скучно. На ваш взгляд, как надо привлекать людей в музеи?

 – Это могут быть интересные авторские лекции, интерактивные экскурсии, электроника, которая позволяет вступить, так сказать, в контакт c коллекцией. Например, сейчас во всем музейном мире популярны говорящие предметы, говорящие зеркала, говорящие картины и так далее.

Также могут помочь какие-то специальные события: праздники, фестивали, мистерии, квест-проекты.

Но самое главное здесь — это найти гармонию между интерактивным началом и молчаливым и уважительным преклонением перед наследием человечества.

— В создании каких музеев, музейных коллекций вы принимали участие?

 – Да, я длительное время занимался музейным проектированием. Вместе с коллегами мне довелось создавать экспозиции в Музее эволюции, мы также сделали много экспозиций еще в тогдашних республиках СССР. Были очень интересные проекты в Музее самодеятельности и творчества в Суздале, в Музее хрусталя в Гусь-Хрустальном.

Я принимал участие в создании музея “Часы и время” во Владимире. Этот проект подарил мне безумную любовь к часам, измеряющим божий дар — нашу земную жизнь.

Делал выставку “Пушкин и декабристы” в Историческом музее на Старой Басманной, расположенном в усадьбе Муравьевых -Апостоловых.

Мы с коллегами около пяти лет делали музей Хошимина во Вьетнаме. Это десять авиаперелетов, это работа с местными философами, государственными деятелями, ремесленниками, художниками, с монахами. В рамках этого проекта мы встречались с людьми, которые живут по 300 лет, видели дрессированных животных, которые умеют говорить. Так вот мы познакомились с загадочным Востоком.

Были интересные работы в ГДР и ФРГ. Например, я делал в ФРГ выставку, посвященную Зингеру. Работал в Дмитровском и Боголюбском соборах во Владимире.

— Вы сами как-то сказали, что профессия музейщика становится невостребованной, что она несколько устаревает.

 – Я бы не сказал, что она устаревает, эта профессия будет вечной. Был такой великий мыслитель, русский философ Федоров, один из наших космистов. У него была идея создать такую социальную квадроструктуру, куда входил бы храм, кладбище, школа и музей — друг друга дополняющие сферы рационального познания мира. Школа, музей — это для человека своеобразные трамплины для познания земной жизни.

При этом, конечно, чтобы профессия музейщика жила, музейная деятельность жила, нужно привлекать свежие идеи, обязательно нужно учитывать язык современной цивилизации. Например, нужно уважительно относиться к тому, что сфера человеческой коммуникации меняется. В этом, как и в любом другом явлении, есть свои минусы и плюсы.

В общем-то, вопрос в том, как ты используешь эти самые современные коммуникации. Например, сталь — прекрасный материал, из которого можно сделать плуг для сельскохозяйственных работ, а можно сделать гильотину.

— Вы хорошо знаете и российские музеи, и европейские музеи. Где, на ваш взгляд, лучше построена работа с музеями, у нас или в Европе? Где музеев больше?

 – Я не возьмусь статистически анализировать этот вопрос. И в России, и в Европе много прекрасных музеев. Но, на мой взгляд, в европейских музеях очень грамотно выстроена финансовая политика. Например, в Великобритании все делается для того, чтобы бизнесменам было выгодно спонсировать музеи, помогать им.

Но при этом музеи нельзя превращать в хозрасчетные развлекательные учреждения, надеясь, что они сами себя прокормят. Это очень опасная, преступная идея.

 – Над какими музейными проектами вы сейчас работаете? Расскажите вкратце?

 – Сейчас вместе с коллегами работаем над очень сложным, но очень интересным проектом по созданию музея памяти Виктора Степановича Черномырдина на его родине. Виктор Степанович очень любил свое родное село, строил там храмы, школы, дороги, постоянно туда приезжал. И сейчас сыновья Виктора Степановича не забывают о родном селе отца. Вообще, это очень хорошо, когда политик такого уровня помнит о своих истоках, о своей родине.

Кроме того, у меня сейчас есть весьма сумбурный такой проект по созданию Музея бессонницы.

 – Интересное название… Это музей, где не спят?

 – Бессонница — это синоним жизни, колыбель творчества. Для меня этот Музей — любовь и смысл моей жизни. И для меня это попытка сделать некое зеркало, как у Тарковского, куда я мучительно возвращаюсь и с радостью, и с надеждой.

Одна из центральных идей этого проекта заключается в том, что так называемые гении — это не заслуга земной личности, это открытые ретрансляторы тех импульсов, которые мы получаем из параллельного мира, не какого-то материального, а духовно-душевного, светлого, информационного. Это некий разум ноосферы.

Музей бессонницы — этой мой музей-мечта. Это даже не музей, а музеон, пространство муз, передвижная выставка. Мечтаю найти компаньона, чтобы создать такой клуб-музей, где можно будет приглашать людей на поэтические турниры, лекции по философии, физиологии, разным течениям человеческих знаний.

Хочу показать людям, что настоящее счастье заключается в том, чтобы любить окружающий мир больше самого себя, преодолеть свой проклятый эгоизм. И вот с такой любовью стареть, а с верой и надеждой умирать. Вот, собственно, такой мой скромный завет.

Читайте также:

Из Москвы купеческой в Москву развлекательную

История обуви: от башмаков до искусства

Битва музеев: Рерихи проигрывают

Подготовила к публикации Лилия Субин

Беседовала

Дорогие коллеги, приглашаем Вас на открытие знаменитой Дизайн-мистерии «Музей Бессонницы» в литературно-музыкальном салоне княгини Зинаиды Волконской Государственного музея «Преодоление» им. Н.Островского (Москва, ул.Тверская, 14). 21 февраля, сбор гостей в 18.30.

Автор проекта – один из самых известных в мире художников-дизайнеров Леонтий Озерников.

Экспозиция будет открыта для посетителей до конца мая 2013 года.
Выставка проходит при поддержке Правительства Москвы.

Семнадцать Муз «Музея Бессонницы», созданного Леонтием Озерниковым, – это круг героинь или, точнее, одной многоликой героини, создание которой – своего рода акт поклонения художника миру, гармонии, Женщине.
В скульптурную субстанцию включены элементы мебели, пишущих машинок,
музыкальных инструментов, ибо детали и символы – это часть целостного
мира.

В соответствии с традициями салона княгини Волконской, на открытие Дизайн-мистерии «Музей Бессонницы» приглашены писатели, художники, поэты, артисты, музыканты: балерина
Илзе Лиепа, композитор Александр Журбин, певицы Светлана Рерих, Ольга
Зарубина, поэт Владимир Вишневский, модельеры Вячеслав Зайцев, Наталья
Дригант и другие.

В
концертной программе открытия Выставки выступит известная танцовщица
Марчелла Солтан, заслуженная артистка Южной Осетии Амага Готти
(драматическое сопрано), лауреат международных конкурсов Ольга
Знаменская (лирическое сопрано).

Леонтий
Озерников лично проведет всех гостей по «Музею Бессонницы», чтобы
погрузить зрителя, «полуночника», в визуальную среду. Чем внимательнее
зритель будет к заключенным в скульптурах символам, тем более глубокие
слои бессонницы ему будут доступны.

«Часы
бессонного одиночества дают ощутить реальность бесконечных осей мира.
Как есть смоделированная в наших судьбах бездна неверия, ужаса и
отчаяния, так есть бездна счастья, смысла, поиска и обретения веры. Все
мы находимся на кровати жизни и смерти, на подушке нашей бессонницы, где
можно почувствовать этот ужас и увидеть этот свет…»

Леонтий Озерников

Творческих вам ночей, господа!

Аккредитацию СМИ на открытие «Музея Бессонницы» в салоне княгини З.Волконской осуществляет Агентство Культурных и Бизнес Коммуникаций:

metaphore@yandex.ru, info@cultcom.ru

Телефон: +7 (916) 171 3421

Для справки:

Литературно-музыкальный салон княгини Зинаиды Волконской посещалиАлександр Пушкин,Василий Жуковский, Антон Дельвиг, Петр Вяземский, Петр Киреевский и его брат Иван Киреевский, Евгений Боратынский, Дмитрий Веневитинов, Федор Тютчев, Адам Мицкевич, Владимир Одоевский, Николай Языков, Михаил Погодин, Николай Павлов, Каролина Павлова-Яниш, Николай Рожалин, Александр Алябьев, Алексей Верстовский, Михаил Виельгорский, Иосиф Геништа,Мария Шимановская и многие другие талантливые люди эпохи.

Выдающийся художник-дизайнер Леонтий Озерников в специальном интервью для Artifex рассказал о своей жизни и творчестве. У мастера особое видение мира, поэтому все его работы проникновенны и исключительны. Так, проект «Часы и время» вошел в «Сто выдающихся музеев мира». Но главным своим творением автор считает дизайн-мистерию «Музей Бессонницы».

Корреспонденты Artifex побывали в мастерской Леонтия, узнали о детстве и жизни известного скульптора, обсудили такие важные вопросы, как значение женщины, света, красоты для художника и этого мира.

Художник встретил нас в своей мастерской, которая буквально пропитана таинственностью. Приглушенный свет и силуэты прекрасных дам создают атмосферу сказочного мира, а сам скульптор превращается в героя волшебной истории.

Artifex: Расскажите, каково это – расти в творческой семье?

Хочу поделиться тем, что является основой моего счастья. Это воспоминания детства, это фундамент, это начало жизни. До того, как мне исполнилось шесть лет, родители все время гастролировали. Поэтому картины отрывистые: пейзажи, городки, театры, закулисье, мешки с бутафорией, на которых я ночевал мальчишкой… Хорошо помню грим, уборные… Знаете, эта динамика до сих пор во мне. И сейчас воспоминания не забываются, а только становятся ярче.

Artifex: Как вы жили, кто занимался вашим воспитанием?

Мной особо не занимались, родители были целиком в работе, но любили безумно. Жили они творчеством, а не деньгами. В советское время оклады у театральных художников и актеров были довольно скромные. Помню, после спектаклей они усталые, с друзьями из труппы, приходили к нам домой, играли в преферанс, спорили об идеях Чехова, Горького, Достоевского.

Я, конечно, в то время еще мало что мог понять и проанализировать, но атмосфера рождала прекрасную творческую среду, которая очаровывала. Сейчас мне уже 68, но эти детские годы живы, я до сих пор восхищаюсь чудесами мира, связанного с театром.

Художник спокойно и задумчиво смотрел куда-то вдаль, все глубже погружаясь в свои воспоминания.

Artifex: Как вы учились?

В мои школьные годы наша семья осела в Севастополе. Знаете, я был такой коротко стриженный бесцветный тихий мальчишка, но очень любящий учиться. Юность прошла замечательно, потому что у нас 11 пацанов из двора ходили в один класс. Футбик, купание, походы, мы носились на великах, играли в войну. (Легкая улыбка озарила лицо Леонтия) В то время Севастополь был засыпан осколками и остатками оружия. У некоторых моих друзей детства оторвало руки, ноги… Когда мы видели гранату, то хватали ее, нюхали, щупали. Мальчишки…

Artifex: Помните момент осознания себя и своей будущей профессии?

Да, в школе часто просили нарисовать разные стенгазеты. С товарищами делали живой уголок, чучела, рисовали пейзажи, много всего… И где-то с седьмого класса это стало для меня предчувствием профессии. Еще не знал, смогу ли, есть ли во мне так называемый талант, но ощущение привязанности к такой деятельности было.

Artifex: А когда вы убедились, что это ваше?

Когда поступал в Строгановку в первый раз, то не прошел. После этого я был готов на все: идти рабочим куда угодно, стать рабом, если хотите, лишь бы за год подготовиться и все сдать. Понял, что ничего в жизни больше не хочу, кроме этой профессии. И знаете, поступил на факультет промышленного искусства.

Artifex: Даже сейчас в мастерской, где мы находимся, все творения сказочно подсвечены. Скажите, что вообще для вас значит свет?

У меня есть опыт работы в музеях и на театральных площадках. Понимаете, свет может изменить все! Он может сделать драматургию позитивной, спокойной, взрывной, негативной, таинственной. Сказано: «Аз есмь свет».

Artifex: Когда приходит его виденье – в начале работы или в самом конце?

Я об этом думаю где-то в середине. Потому что в начале рождается некая схема, и она довольно ясная. У меня бывают случаи, когда я вижу прямо законченное произведение, и практически тут же, в первые минуты, рисую, а потом начинаю по-своему лепить, творить, воплощать. Бывает так, что я вижу некий образ, незаконченный, который требует, чтобы я сделал его не сегодня, а занимался с ним. Чтобы ожить, творение само сообщает, что делать: подумай об этом, а здесь – знак, а мои крылья? А моя подставка, а что есть земное, что есть небесное, а в чем смыл света, нужен ли он внутри или снаружи и так далее. Этот процесс такой, что никогда не заканчивается. Я до сих пор думаю, что можно еще многое менять.

Artifex: И как тогда выбрать правильный момент, чтобы завершить работу?

Этот вопрос вечный. И у Сальвадора Дали, и у Леонарда да Винчи на этот счет были похожие фразы, что закончить произведение — значит убить его.

Artifex: Ваши работы очень насыщены различными элементами. Как не перейти тонкую грань между красотой и пошлостью?

Да, все на грани. Знаете, некоторые люди на моих выставках говорили, что это пошлое, приземленное, слишком эротичное и так далее. Через 15 минут приходили другие и говорили, что это божественное, светлое, прекрасное, романтичное, фантазийное, соединяющее материальное с духовным. В чем дело? Не знаю, но так будет до скончания веков.

Я немного провоцирую в своих инсталляциях. Но в каждом явлении есть свои плюсы и минусы, черное и белое. Ведь женщина, дарующая жизнь, дарует и смерть. Почему я сделал Еву? Она, вкусив запретный плод, дала начало всему, что есть на этой планете. Было и такое, что стою как-то в пробке, жара невыносимая, и тут слышу голос: «Я – беременная амазонка, слепи меня!» Вот это я помню четко, причем даже ее голос, дикцию. Для чего? Что такое? У меня есть работа коммерческая, нужно деньги зарабатывать, семью кормить, а ты бросай все и «слепи меня»!

Artifex: Что вообще для вас женщина?

Что делает мужчина? По сути – ничего. Просто оплодотворяет яйцеклетку, а женщина девять месяцев вынашивает плод, чтобы родить сущность, тело и душу, ибо во время беременности в нее входит божественный дух. И по сему женщина — это особая субстанция во вселенной. И в русском языке она – все: мать, земля, судьба, надежда, вера, любовь, мудрость, дорога, жизнь…

Основа женщины – сила, потому что ее главная идея — это не взять, а отдать, подарить. Ей присуще внутренняя жертвенность. Она – душа этого мира и муза.

Artifex: У вас достаточно узнаваемый стиль, как долго вы искали «себя»?

Основные воплощения у меня пошли с конца 70-х. Тогда я с удовольствием делал выставки молодежных советов, сад красивый, то есть не витринные экспозиции, а образные. Когда создавал музей «Часы и время», то было состояние двух лет счастья. Это – моя любовь, потому что часы измеряют жизнь. И так получилось, что в этой экспозиции я пытался отобразить многоплановость часов как символа человеческого сознания: египетские, солнечные, китайские. Там были часы Бориса Левитана «Советское инофирм бюро». А почему было состояние счастья? Это был период самозабвения. Ведь даже Достоевский написал потрясающее письмо к своей первой жене Марии Дмитриевне, умершей от туберкулеза. Он писал: «Маша лежит на столе, увижусь ли я с Машей?» Пишет мелко, красиво: «Сможем ли мы жить как ангелы? Нет!» И крупно: «”Я” препятствует».

Artifex: Другими словами, вы стремитесь к духовному через отвержение земного?

Ну, я не могу похвастаться, что достиг этого, но стремлюсь, как могу. Даже хочу слепить скульптуру «Самозабвенность мастера». В Швейцарии меня поразила такая вещь. В одном магазине женщина рассказала историю про часы, у которых на крышке было написано: не открывать 500 лет, ибо одна пылинка испортит ход сверхточного механизма. Через 450 лет часы всё же вскрыли и в микроскопе увидели, что каждая деталь, платы, шестерёнки были украшены тонкими потрясающей красоты узорами. То есть это мастер делал не для покупателя – ведь никому не дано прожить 500 лет – а для небесного учителя.

Artifex: Последний вопрос. Как, по вашему мнению, искусство сейчас развивается или прибывает в неком застое?

Когда бываю в галереях у нас и за рубежом, то вижу какую-то пустоту. Сейчас времена стали другие… А так всегда говорят: «Вот в наше время было так, а сейчас такие говнюки». Однажды сижу, извините, с похмелья, приехал мой приятель. Я ему налил рюмочку и говорю: «Вот ты знаешь, не мог заснуть, и попался журнал с переводами вавилонских глиняных табличек. Там везде одни проститутки, взяточники и жизнь невозможная, нравы упали, счастья нет, чести нет, любить некого» (смеется). То есть в истории это повторяется бесконечно: все осуждают грядущее поколение. Но к этому нужно относится спокойно. Всегда будут таланты, гении и они будут вносить что-то новое и прекрасное.
 

Автор: Дарья Пономарева