Мне снился сон безумный и прекрасный тэффи

Мне снился сон безумный и прекрасный тэффи thumbnail

Луне проклятье

Да будет проклята Луна!

Для нас, безумных и влюбленных,

В наш кубок снов неутоленных

Вливает мертвого вина…

Да будет проклята Луна!

Томлений лунных не зови!

Для тех, кто в страсти одиноки,

Они бесстыдны и жестоки,

Но слаще жизни и любви…

Томлений лунных не зови!

Кто звал Луну в ночные сны,

Тем нет возврата, нет исхода,

Те встретят зарево восхода

Рабами бледными Луны,

Кто звал Луну в ночные сны!

Ей власть забвенья не дана!

Она томлением отравит

И бросит в жизнь и жить оставит,

Она бессильна и жадна!..

Да будет проклята Луна!

Полночь

Светом трепетной лампады

Озаряя колоннады

Белых мраморных террас,

Робко поднял лик свой ясный

Месяц бледный и прекрасный

В час тревожный, в час опасный,

В голубой полночный час.

И змеятся по ступени,

Словно призрачные тени

Никогда не живших снов,

Тени стройных, тени странных

Голубых, благоуханных,

Лунным светом осиянных,

Чистых ириса цветов.

Я пришла в одежде белой,

Я пришла душою смелой

Вникнуть в трепет голубой

На последние ступени,

Где слились с тенями тени,

Где в сребристо-пыльной пене

Ждет меня морской прибой.

Он принес от моря ласки,

Сказки-песни, песни-сказки

Обо мне и для меня!

Он зовет меня в молчанье,

В глубь без звука, без дыханья,

В упоенье колыханья

Без лучей и без огня.

И в тоске, как вздох бездонной,

Лунным светом опьяненный,

Рвет оковы берегов…

И сраженный, полный лени,

Он ласкает мне колени,

И черней змеятся тени

Чистых ириса цветов…

«Вянут лилии, бледны и немы…»

Л.Г.

Вянут лилии, бледны и немы…

Мне не страшен их мертвый покой,

В эту ночь для меня хризантемы

Распустили цветок золотой!

Бледных лилий печальный и чистый

Не томит мою душу упрек…

Я твой венчик люблю, мой пушистый,

Златоцветный, заветный цветок!

Дай вдохнуть аромат твой глубоко,

Затумань сладострастной мечтой!

Радость знойная! Солнце востока!

Хризантемы цветок золотой

Снег

О, как я жду тебя! Как долго, долго жду я!..

Затихло все… Должно быть, близок ты…

Я ветер позвала. Дыханьем смерти дуя,

Он солнце погасил и, злясь и негодуя,

Прогнал докучных птиц и оборвал цветы.

О, дай мне грез твоих бестрепетных и чистых!

Пусть будет сон мой сладок и глубок…

Над цепью туч тоскующих и мглистых

Небесных ландышей воздушных и пушистых

Ты разорви серебряный венок!

Как белых бабочек летающая стая,

Коснешься ты ресниц опущенных моих…

Закинув голову, отдам тебе уста я,

Чтоб, тая, мог ты умереть на них!

Лунное

Не могу эту ночь провести я с тобой!

На свиданье меня месяц звал голубой.

Я ему поклялась, обещала прийти.

Я с тобой эту ночь не могу провести!

Нет, оставь! Не целуй! Долгой лаской не мучь!

Посмотри — уж в окно бьет серебряный луч.

Только глянет на нас бледный месяца лик —<

Ненавистен и чужд станешь ты в тот же миг!

Подбегу я к окну… Я окно распахну…

Свои руки, себя всю к нему протяну…

И охватит меня бледный лунный туман,

Серебристым кольцом обовьет он мой стан…

Он скользнет по плечам, станет кудри ласкать,

На ресницах моих поцелуем дрожать…

Он откроет душе, как ночному цветку,

Невозможной мечты и восторг и тоску.

Буду счастье искать я в тревожном, больном

Красоты и греха ощущенье двойном,

Умирать без конца… До конца замирать,

Трепет лунных лучей, как лобзанье, впивать…

Так оставь! Не терзай меня тщетной мольбой!

Не могу эту ночь провести я с тобой!

Изумруд

Реквием любви

Мою хоронили любовь…

Как саваном белым тоска

Покрыла, обвила ее

Жемчужными нитями слез.

Отходную долго над ней

Измученный разум читал,

И долго молилась душа,

Покоя прося для нее…

Вечная память тебе!

Вечная — в сердце моем!

И черные думы за ней

Процессией траурной шли,

Безумное сердце мое

Рыдало и билось над ней…

Мою схоронили любовь.

Забвенье тяжелой плитой

Лежит на могиле ее…

Тише… Забудьте о ней!

Вечная память тебе!

Вечная — в сердце моем!

«Как темно сегодня в море…»

Как темно сегодня в море,

Как печально темно!

Словно все земное горе

Опустилось на дно…

Но не может вздох свободный

Разомкнуть моих губ —

Я недвижный, я холодный,

Неоплаканный труп.

Мхом и тиной пестро вышит

Мой подводный утес,

Влага дышит и колышет

Пряди длинных волос…

Странной грезою волнуя,

Впился в грудь и припал,

Словно знак от поцелуя,

Темно-алый коралл.

Ты не думай, что могила

Нашу цепь разорвет!

То, что будет, то, что было,

В вечном вечно живет!

И когда над тусклой бездной

Тихо ляжет волна,

Заиграет трепет звездный,

Залучится луна,

Я приду к тебе, я знаю,

Не могу не прийти,

К моему живому раю

Нет другого пути!

Я войду в твой сон полночный,

И жива, и тепла —

Эту силу в час урочный

Моя смерть мне дала!

На груди твоей найду я

(Ты забыл? Ты не знал?)

Алый знак от поцелуя,

Словно темный коралл.

Отдадимся тайной силе

В сне безумном твоем…

Мы все те же! Мы как были

В вечном вечно живем!

Не согнут ни смерть, ни горе

Страшной цепи звено…

Как темно сегодня в море!

Как печально темно!

Источник

Ваш черный карлик целовал Вам ножки,

Он с Вами был так ласков и так мил.

Все Ваши кольца, Ваши серьги, брошки

Он собирал и в сундуке хранил…

Но в страшный миг печали и тревоги

Ваш карлик вдруг поднялся и подрос

Теперь ему Вы целовали ноги,

А он ушел и сундучок унес…

Сегодня я хочу напомнить некоторые стихи Тэффи, поэтессы, писательницы, которая уже в зрелом возрасте стремительно вошла в литературу как мастер юмористики,прозаической и стихотворной. Тэффи (Лохвицкая) Надежда Александровна родилась в 1872 году в дворянской семье.

Творческая атмосфера сопровождала все ее детство. Дедушка был литератором и философом, – известный адвокат, издатель, профессор . Мама – француженка, увлекалась поэзией и хорошо знала европейскую литературу. Кстати, старшая сестра Тэффи – известная поэтесса Мирра Лохвицкая – «русская Сафо», как называл ее Иван Бунин. Скорее всего именно поэтому она и взяла псевдоним, чтобы не путали ее с сестрой.

Мне сегодня как будто одиннадцать лет —

Так мне просто, так пусто, так весело!

На руке у меня из стекляшек браслет,

Я к нему два колечка привесила.

Вы звените, звените, колечки мои,

Тешьте сердце веселой забавою.

Я колечком одним обручилась любви,

А другим повенчалась со славою.

Засмеюсь, разобью свой стеклянный браслет,

Станут кольца мои расколдованы,

И раскатятся прочь,

И пусть сгинет их след —

Оттого, что душе моей имени нет

И что губы мои не целованы!

Вышла замуж за юриста поляка Владислава Бучинского, который своей галантностью и остроумием обворожил юную девушку. Но семейная жизнь после рождения троих детей стала трещать по швам. Тэффи не видела себя примерной женой и образцовой домохозяйкой. Ей хотелась писать, творить, общаться с себе подобными неординарными людьми. Выбор был сделан и в 1900 году она ущла от мужа.

Marell Caracciolo Agnelli

Я синеглаза, светлокудра

Я знаю — ты не для меня…

И я пройду смиренномудро,

Молчанье гордое храня.

И знаю я — есть жизнь другая,

Где я легка, тонка, смугла,

Где от любви изнемогая,

Сама у ног твоих легла…

И, замерев от сладкой муки,

Какой не знали соловьи,

Ты гладишь тоненькие руки

Читайте также:  К чему снится разговаривать по телефону с любимым

И косы черные мои.

И, здесь не внемлющий моленьям,

Как кроткий раб, ты служишь там

Моим несознанным хотеньям,

Моим несказанным словам.

И в жизни той живу, не зная,

Где правда, где моя мечта,

Какая жизнь моя, родная,—

Не знаю — эта, или та…

Она полностью окуналась в творчество. “Мне снился сон..” – это первое опубликованное стихотворение появилось в 1901 году в журнале “Север” и принесло ей известность.

Мне снился сон безумный и прекрасный,

Как будто я поверила тебе,

И жизнь звала настойчиво и страстно

Меня к труду, к свободе и к борьбе.

Проснулась я… Сомненье навевая,

Осенний день глядел в мое окно,

И дождь шумел по крыше, напевая,

Что жизнь прошла и что мечтать смешно!..

Тэффи была ведущим сотрудником журнала «Сатирикон», где собралась целая плеяда талантливых и даровитых поэтов, сатириков, юмористов. Популярности Тэффи в те времена трудно найти аналоги. Сам Николай II с удовольствием читал ее и переплетал книги Тэффи в бархат, уважал ее творчество и Керенский. У нее были свои читатели. Любимый жанр Тэффи – комические миниатюры. Она пробовала сотрудничать в жанре политических фельетонов , но как метко заметил редактор газеты, в которой работала Тэффи, «на арабском коне воду возить нельзя».

В своих рассказах она умела сочетать печальное и смешное, она владела «тайной смеющихся слов», наконец, у нее был великолепный русский язык.

Тэффи была очень популярна, вышли даже духи, названные в ее честь «Тэффи». После революции 17 года она писала «Бывают пьяные дни в истории народов. Их надо пережить. Жить в них невозможно». В конце 1918 года она уехала в Киев. После скитаний по стране, не найдя себя в новой России, Тэффи оказалась в Париже. Хоть в памяти от Родины остались самые страшные впечатления – голод, тьма, хамство, плач, крик, стрельба, смерть, она не теряла надежды вернуться. Именно на чужбине появляются пронзительные ноты печали в ее стихах.

На острове моих воспоминаний

Есть серый дом.

В окне цветы герани,

Ведут три каменных ступени на крыльцо…

В тяжелой двери медное кольцо.

Над дверью барельеф — меч и головка лани,

А рядом шнур, ведущий к фонарю…

На острове моих воспоминаний

я никогда ту дверь не отворю!

В Париже она много печатается, ведет активный образ жизни. Благодаря своему остроумию, умению легко и непринужденно вести себя в обществе, она желанный гость на всех светских мероприятиях. В послеоктябрьском изгнании творческий диапозон Тэффи расширился. Каждую неделю ее рассказы появлялись в русской периодике. Ее любили благодаря позитивным эмоциям и улыбкам, которые вызывали ее статьи. Но все чаще и чаще звучат ностальгические ноты, все грустнее ее стихи и рассказы. «Я не здешняя, я издалека…»

Я не здешняя, я издалека,

Я от северных синих озер…

Я умею глубоко-глубоко

Затаить свой потупленный взор.

Только в миг незакатно единый

Мне почудился шорох крыла —

Мне послышался клик лебединый,

И я руки свои подняла…

Я умею глубоко-глубоко

Затаить свой потупленный взор,

Чтоб не знали, как плачет далеко

Лебедь северных синих озер…

Тэффи жила с Павлом Тикстоном. Тоже эмигрант, сбежавший в Париж, он любил и был счастлив с любимой женщиной. Но, когда во время мирового кризиса, пропали все его деньги, он не выдержал этого и тяжело заболел. Тэффи преданно ухаживала за угасающим человеком до конца его жизни и писала веселые рассказы, развлекая своих читателей. Кстати, Тэффи очень не любила, когда ее называли юмористкой. . “Анекдоты смешны, только когда их рассказывают, — говорила она.— Когда же их переживают – это уже трагедия. Моя жизнь – анекдот, а значит – трагедия» С возрастом все больше раскрывается ее душа. Все чаще она обращается к любви. “Нежность — самый кроткий, робкий, божественный лик любви. Сестра нежности — жалость, и они всегда вместе… Любовь-нежность (жалость) — всё отдает и нет ей предела. И никогда она на себя не оглянется, потому что “не ищет своего” – так писала Тэффи. В конце своего творческого пути Тэффи отказалась от холодности, язвительности, сарказма. Но трепетность, изысканность ее слога остались. Основная нота ее последних рассказов – просветленность и смирение перед своей судьбой, сопереживание и эмоциональная отзывчивость.

Alexandra Nedzvetckaya

Он ночью приплывет на черных парусах,

Серебряный корабль с пурпурною каймою,

Но люди не поймут, что он пришел за мною,

И скажут: “Вот луна играет на волнах!”

Как черный серафим три парные крыла,

Он вскинет паруса над звездной тишиною,

Но люди не поймут, что он уплыл со мною,

И скажут: “Вот она сегодня умерла”…

8 октября в Париже в 1952 году на русском кладбище Сен-Женевьев де Буа это стихотворение над открытой могилой Тэффи прочитал ее друг Григорий Алексинский. Я сердцем кроткая была,

Я людям зла не принесла,

Я только улыбалась им

И тихим снам своим…

И не взяла чужого я

И травка бедная моя,

Что я срывала у ручья —

И та была — ничья…

Когда твой голос раздался

Я только задрожала вся,

Я только двери отперла…

За что я умерла?

источник

Источник

«Я не здешняя, я издалека…»

Я не здешняя, я издалека,

Я от северных синих озер…

Я умею глубоко-глубоко

Затаить свой потупленный взор.

Только в миг незакатно единый

Мне почудился шорох крыла —

Мне послышался клик лебединый,

И я руки свои подняла…

Я умею глубоко-глубоко

Затаить свой потупленный взор,

Чтоб не знали, как плачет далеко

Лебедь северных синих озер…

«Я сердцем кроткая была…»

Я сердцем кроткая была,

Я людям зла не принесла,

Я только улыбалась им

И тихим снам своим…

И не взяла чужого я.

И травка бледная моя,

Что я срывала у ручья, —

И та была — ничья…

Когда твой голос раздался,

Я только задрожала вся,

Я только двери отперла…

За что я умерла?

«Пела-пела белая птица…»

Пела-пела белая птица,

Я не слышу ее теперь…

Мне Господь повелел смириться

И с молитвой закрыть свою дверь!

И слова я все позабыла —

Только песнью плачет душа, —

Видно, слишком слаба моя сила,

Или песня была хороша…

И когда мне ночью не спится

И ветер гудит под окном,

Все мне чудится — белая птица

Стучит о стекло крылом…

Верь мне, Господи, верь! — Я не внемлю,

Кто там бьется белой тоской…

Я земля, обращенная в землю, —

Со святыми меня упокой!..

«Я синеглаза, светлокудра…»

Я замирал от сладкой муки,

Какой не знали соловьи.

Ф. Сологуб

Я синеглаза, светлокудра,

Я знаю — ты не для меня…

И я пройду смиренномудро,

Молчанье гордое храня.

И знаю я — есть жизнь другая,

Где я легка, тонка, смугла,

Где, от любви изнемогая,

Сама у ног твоих легла…

И, замерев от сладкой муки,

Какой не знали соловьи,

Ты гладишь тоненькие руки

И косы черные мои.

И, здесь не внемлющий моленьям,

Как кроткий раб, ты служишь там

Моим несознанным хотеньям,

Моим несказанным словам.

И в жизни той живу, не зная,

Где правда, где моя мечта,

Какая жизнь моя, родная, —

Не знаю — эта, или та…

«Вот завела я песенку…»

Вот завела я песенку,

А спеть ее — нет сил!

Полез горбун на лесенку

И солнце погасил!..

По темным переулочкам

Ходил вчера Христос —

Он всех о ком-то спрашивал,

Читайте также:  К чему снится писающий мальчик

Кому-то что-то нес…

В окно взглянуть не смела я —

Увидят — забранят!..

Я черноносых, лапчатых

Качаю горбунят…

Цветут тюльпаны синие

В лазоревом краю…

Там кто-нибудь на дудочке

Доплачет песнь мою!

«Благословение Божьей десницы…»

Благословение Божьей десницы

Над тем, кто грешил, обманул и убил.

И стоит у ложа каждой блудницы

С белой лилией Архангел Гавриил.

И столько знамений и столько знаков,

Что находим и видим их, не искав:

Славен вовек обманувший Иаков

И, обиженный, уничтожен Исав.

Гибель кротких, радость низкопорочных —

Оправдан Варавва и распят Христос.

А мы на весах аптекарски точных

Делим добра и зла единый хаос!

И чтоб было ровно и вышло гладко,

Обещаем награду в загробный срок…

Господи! Вервие разума кратко!

Господи, кладезь Твой так глубок!

Умираю… Гасну мыслью усталой…

И как все уйду, и как все не пойму…

И, плача, стараюсь свечою малой

Озарить великую Божью тьму!

7 августа 1921

Проклятие

На жизнь и смерть твою, меня сгубившего,

Расторгшего восторг объятия,

Мою свечу пред Богом погасившего —

Великое кладу проклятие!

Познаешь ли любовь грядущих дней —

Ты именем ее моим зови,

В ее очах ищи моих огней,

В ее ночах ночей моей любви!

Да не восстанешь ты от сна могильного!

В час воскрешения во прахе прахом сгинь!

Да будет воля моя — воля Сильного!

И крепко слово мое! Аминь.

«Тоска, моя тоска! Я вижу день дождливый…»

Тоска, моя тоска! Я вижу день дождливый,

Болотце топкое меж чахнущих берез,

Где, голову пригнув, смешной и некрасивый,

Застыл журавль под гнетом долгих грез.

Он грезит розовым сверкающим Египтом,

Где раскаленный зной рубинность в небе льет,

Где к солнцу, высоко над пряным эвкалиптом,

Стремят фламинго огнекрылый взлет…

Тоска моя, тоска! О, будь благословенна!

В болотной темноте тоскующих темниц,

Осмеянная мной, ты грезишь вдохновенно

О крыльях пламенных солнцерожденных птиц!

Источник

* * * *
Я сердцем кроткая была,
Я людям зла не принесла,
Я только улыбалась им
И тихим снам своим…

И не взяла чужого я,
И травка бедная моя,
Что я срывала у ручья –
И та была – ничья…

Когда твой голос раздался,
Я только задрожала вся,
Я только двери отперла…
За что я умерла?
(Н. А. Тэффи)

Аметист
Побледнел мой камень драгоценный,
Мой любимый темный аметист.
Этот знак, от многих сокровенный,
Понимает тот, кто сердцем чист.

Робких душ немые властелины,
Сатанинской дерзкою игрой
Жгут мечту кровавые рубины,
Соблазняют грешной красотой!

Мой рубин! Мой пламень вдохновенный!
Ты могуч, ты ярок и лучист…
Но люблю я камень драгоценный –
Побледневший чистый аметист!

1909

Моя любовь – как странный сон…
Моя любовь – как странный сон,
Предутренний, печальный…
Молчаньем звезд заворожен
Ее призыв прощальный!

Как стая белых, смелых птиц
Летят ее желанья
К пределам пламенных зарниц
Последнего сгоранья!..

Моя любовь – немым богам
Зажженная лампада.
Моей любви, моим устам –
Твоей любви не надо!

1909

Белая одежда

В ночь скорбей три девы трех народов
До рассвета не смыкали вежды —
Для своих, для павших в ратном поле,
Шили девы белые одежды.

Первая со смехом ликовала:
«Та одежда пленным пригодится!
Шью ее отравленной иглою,
Чтобы их страданьем насладиться!»

А вторая дева говорила:
«Для тебя я шью, о мой любимый.
Пусть весь мир погибнет лютой смертью,
Только б ты был Господом хранимый!»

И шептала тихо третья дева:
«Шью для всех, будь друг он, или ворог.
Если кто, страдая умирает —
Не равно ль он близок нам и дорог!»

Усмехнулась в небе Матерь Божья,
Те слова пред Сыном повторила,
Третьей девы белую одежду
На Христовы раны положила:

«Радуйся, воистину Воскресший,
Скорбь твоих страданий утолится,
Ныне сшита кроткими руками
Чистая Христова плащаница».

1909

Восток

Мои глаза,
Фирюза-бирюза,
Цветок счастья
Взгляни. Пойми
Хочешь? Сними
С ног запястья…

Кто знает толк,
Тот желтый шелк
Свивает с синим
Ай, и мы вдвоем
Хочешь?— совьем
И скинем.

Душна чадра!
У шатра до утра
В мушкале росистой
Поцелуй твой ждала
Как мушкала,
Ай, душистый…

Придет черед,
Вот солнце зайдет
За Тах-горою,
Свои глаза
Фирюза-бирюза,
Хочешь?— закрою…

1909

Есть у сирени темное счастье…

Есть у сирени темное счастье –
Темное счастье в пять лепестков!
В грезах безумья, в снах сладострастья,
Нам открывает тайну богов.

Много, о много, нежных и скучных
В мире печальном вянет цветов,
Двухлепестковых, чётносозвучных…
Счастье сирени – в пять лепестков!

Кто понимает ложь единений,
Горечь слияний, тщетность оков,
Тот разгадает счастье сирени –
Темное счастье в пять лепестков!

1910

Марьонетки

Звенела и пела шарманка во сне…
Смеялись кудрявые детки…
Пестря отраженьем в зеркальной стене,
Кружилися мы, марьонетки.
Наряды, улыбки и тонкость манер,-
Пружины так крепки и прямы!-
Направо картонный глядел кавалер,
Налево склонялися дамы.
И был мой танцор чернобров и румян,
Блестели стеклянные глазки;
Два винтика цепко сжимали мой стан,
Кружили в размеренной пляске.
“О если бы мог на меня ты взглянуть,
Зажечь в себе душу живую!
Я наш бесконечный, наш проклятый путь
Любовью своей расколдую!
Мы скреплены темной, жестокой судьбой,-
Мы путники вечного круга…
Мне страшно!.. Мне больно!.. Мы близки с тобой,
Не видя, не зная друг друга…”
Но пела, звенела шарманка во сне,
Кружилися мы, марьонетки,
Мелькая попарно в зеркальной стене…
Смеялись кудрявые детки…

1910

Гульда

На кривеньких ножках заморыши-детки!
Вялый одуванчик у пыльного пня!
И старая птица, ослепшая в клетке!
Я скажу! Я знаю! Слушайте меня!

В сафировой башне златого чертога
Королевна Гульда, потупивши взор,
К подножью престола для Господа Бога
Вышивает счастья рубинный узор.

Ей служат покорно семь черных оленей,
Изумрудным оком поводят, храпят,
Бьют оземь копытом и ждут повелений,
Ждут, куда укажет потупленный взгляд.

Вот взглянет – и мчатся в поля и долины.
К нам, к слепым, к убогим, на горе и страх!
И топчут и колют, и рдеют рубины –
Капли кроткой крови на длинных рогах…

Заморыши-детки! Нас много! Нас много,
Отданных на муки, на смерть и позор,
Чтоб вышила счастья к подножию Бога
Королевна Гульда рубинный узор!

1910

Я синеглаза, светлокудра…

Я синеглаза, светлокудра
Я знаю — ты не для меня…
И я пройду смиренномудро,
Молчанье гордое храня.

И знаю я — есть жизнь другая,
Где я легка, тонка, смугла,
Где от любви изнемогая,
Сама у ног твоих легла…

И, замерев от сладкой муки,
Какой не знали соловьи,
Ты гладишь тоненькие руки
И косы черные мои.

И, здесь не внемлющий моленьям,
Как кроткий раб, ты служишь там
Моим несознанным хотеньям,
Моим несказанным словам.

И в жизни той живу, не зная,
Где правда, где моя мечта,
Какая жизнь моя, родная,—
Не знаю — эта, или та…

1910

Мне снился сон безумный и прекрасный…

Мне снился сон безумный и прекрасный,
Как будто я поверила тебе,
И жизнь звала настойчиво и страстно
Меня к труду, к свободе и к борьбе.

Проснулась я… Сомненье навевая,
Осенний день глядел в мое окно,
И дождь шумел по крыше, напевая,
Что жизнь прошла и что мечтать смешно!..

(первое опубликованное стихотворение, навеянное Тэффи творчеством Чехова)

Бедный Азра

Каждый день чрез мост Аничков,
Поперек реки Фонтанки,
Шагом медленным проходит
Дева, служащая в банке.

Каждый день на том же месте,
На углу, у лавки книжной,
Чей-то взор она встречает –
Взор горящий и недвижный.

Читайте также:  К чему снится когда все зубы выпадают

Деве томно, деве странно,
Деве сладостно сугубо:
Снится ей его фигура
И гороховая шуба.

А весной, когда пробилась
В скверах зелень первой травки,
Дева вдруг остановилась
На углу, у книжной лавки.

“Кто ты? – молвила,- откройся!
Хочешь – я запламенею
И мы вместе по закону
Предадимся Гименею?”

Отвечал он: “Недосуг мне.
Я агент. Служу в охранке
И поставлен от начальства,
Чтоб дежурить на Фонтанке”.

1911

Он был так зноен…

Он был так зноен, мой прекрасный день!
И два цветка, два вместе расцвели.
И вместе в темный ствол срастались их стебли,
И были два одно! И звали их – сирень!

Я знала трепет звезд, неповторимый вновь!
(Он был так зноен, мой прекрасный день!)
И знала темных снов, последних снов ступень!..
И были два одно! И звали их – любовь!

1912

Монахиня

Вчера сожгли мою сестру,
Безумную Мари.
Ушли монахини к костру
Молиться до зари…
Я двери наглухо запру.
Кто может – отвори!

Еще гудят колокола,
Но в келье тишина…
Пусть там горячая зола,
Там, где была она!..
Я свечи черные зажгла,
Я жду! Я так должна!

Вот кто-то тихо стукнул в дверь,
Скользнул через порог…
Вот черный, мягкий, гибкий зверь
К ногам моим прилег…
– Скажи, ты мне принес теперь
Горячий уголек?

Не замолю я черный грех –
Он страшен и велик!
Но я смеюсь и слышу смех
И вижу странный лик…
Что вечность ангельских утех
Для тех, кто знал твой миг!

Звенят, грозят колокола,
Гудит глухая медь…
О, если б, если б я могла,
Сгорая, умереть!
Огнистым вихрем взвейся, мгла!
Гореть хочу! Гореть!

1912

Как темно сегодня в море…

Как темно сегодня в море,
Как печально темно!
Словно все земное горе
Опустилось на дно…
Но не может вздох свободный
Разомкнуть моих губ –
Я недвижный, я холодный,
Неоплаканный труп.
Мхом и тиной пестро вышит
Мой подводный утес,
Влага дышит и колышет
Пряди длинных волос…
Странной грезою волнуя,
Впился в грудь и припал,
Словно знак от поцелуя,
Темно-алый коралл.
Ты не думай, что могила
Нашу цепь разорвет!
То, что будет, то, что было,
В вечном вечно живет!
И когда над тусклой бездной
Тихо ляжет волна,
Заиграет трепет звездный,
Залучится луна,
Я приду к тебе, я знаю,
Не могу не прийти,
К моему живому раю
Нет другого пути!
Я войду в твой сон полночный,
И жива, и тепла –
Эту силу в час урочный
Моя смерть мне дала!
На груди твоей найду я
(Ты забыл? Ты не знал?)
Алый знак от поцелуя,
Словно темный коралл.
Отдадимся тайной силе
В сне безумном твоем…
Мы все те же! Мы как были
В вечном вечно живем!
Не согнут ни смерть, ни горе
Страшной цепи звено…
Как темно сегодня в море!
Как печально темно!

1912

Песня о трех пажах

Три юных пажа покидали
Навеки свой берег родной.
В глазах у них слезы блистали,
И горек был ветер морской.

– Люблю белокурые косы!-
Так первый, рыдая, сказал.-
Уйду в глубину под утесы,
Где блещет бушующий вал,
Забыть белокурые косы!-
Так первый, рыдая, сказал.

Промолвил второй без волненья –
Я ненависть в сердце таю,
И буду я жить для отмщенья
И черные очи сгублю!

Но третий любил королеву
И молча пошел умирать.
Не мог он ни ласке, ни гневу
Любимое имя предать.
Кто любит свою королеву,
Тот молча идет умирать!

1912

Засветила я свою лампаду…

Засветила я свою лампаду,
Опустила занавес окна.
Одиноких тайную усладу
Для меня открыла тишина.
Я не внемлю шуму городскому,
Стонам жизни, вскрикам суеты,
Я по шелку бледно-голубому
Вышиваю белые цветы.
Шью ли я для брачного алькова
Мой волшебный, радостный узор?
Или он надгробного покрова
Изукрасит траурный убор?…
Иль жрецу грядущей новой веры
Облечет неведомый обряд?
Иль в утеху царственной гетеры
Расцветит заманчивый наряд…
Иль на буйном празднике свободы
Возликует в яркости знамен?..
Иль, завесив сумрачные своды,
В пышных складках скроет черный трон?.
В откровенье новому Синаю
Обовьет ли новую скрижаль?..
Я не знаю, ничего не знаю –
Что мне страшно и чего мне жаль!
Волей чуждой, доброю иль злого,
Для венка бессмертной красоты
Зацветайте под моей иглою,
Зацветайте, белые цветы!

Нас окружила мгла могильными стенами…

Нас окружила мгла могильными стенами,
Сомкнула ночь зловещие уста,
И бледная любовь стояла между нами
В одежде призрачной, туманна и чиста.
Поникли розы, робостью томимы,
Меж брачных мирт чернеющей листвы,
И – шестикрылые земные серафимы –
Молчали лилии, холодны и мертвы,
Нас истомила мгла мучительными снами,
Нам жертвенных костров забрезжили огни…
И проклял ты Ее, стоящую меж нами,
И ты сказал: распни Ее! распни!
К позорному кресту мы Ей прибили руки,
Ты для Нее терновый сплел венец…
И радовали нас Ее земные муки,
И опьянил Ее земной конец!
Но, искупленья чудо совершая,
На землю пала жертвенная кровь…
И вновь воспрянула бессмертная, живая,
Любовь единая, воскресшая любовь!
Раздвинулась небес тяжелая завеса,
И вспыхнули светил златые алтари…
Свершалася для нас таинственная месса
В надмирной высоте негаснущей зари.
Молилася земля, и радостные слезы
Блистали в облаках, блаженны и легки…
И тихо в темный мирт ввиваться стали розы,
Сплетаяся для нас в венчальные венки!
И радость та была прекрасна и желанна,
В Единый Свет сливая дух и плоть…
И лилии вокруг воскликнули: Осанна!
Благословенна Жизнь! Благословен Господь!

1912

Предчувствие

Недвижна эта ночь. Как факел погребальный
Кровавая луна пылает в небесах…
Из песен я плету себе венок венчальный,
И голос мой звенит, тревожный и печальный,
Рыдает в нем тоска, трепещет чуткий страх…

Наутро принесут мне твой привет прощальный –
Я буду ждать его, покорна и бледна…
Я знаю почему, как факел погребальный,
На чистый мой венок, на мой венок венчальный
Льет свой кровавый свет зловещая луна!

1918

Зацветают весной…

Зацветают весной (ах, не надо! не надо!),
Зацветают весной голубые цветы…
Не бросайте на них упоенного взгляда!
Не любите их нежной, больной красоты!

Чтоб не вспомнить потом (ах, не надо! не надо!),
Чтоб не вспомнить потом голубые цветы,
В час, когда догорит золотая лампада
Неизжитой, разбитой, забытой мечты!

1921

Семь огней

Я зажгу свою свечу!
Дрогнут тени подземелья,
Вспыхнут звенья ожерелья,-
Рады зыбкому лучу.
И проснутся семь огней
Заколдованных камней!
Рдеет радостный Рубин:
Тайны темных утолений,
Без любви, без единений
Открывает он один…
Ты, Рубин, гори, гори!
Двери тайны отвори!
Пышет искрами Топаз.
Пламя грешное раздует,
Защекочет, заколдует
Злой ведун, звериный глаз…
Ты, Топаз, молчи, молчи!
Лей горячие лучи!
Тихо светит Аметист,
Бледных девственниц услада,
Мудрых схимников лампада,
Счастье тех, кто сердцем чист…
Аметист, свети! Свети!
Озаряй мои пути!
И бледнеет и горит,
Теша ум игрой запретной,
Обольстит двуцвет заветный,
Лживый сон – Александрит…
Ты, двуцвет, играй! Играй!
Все познай – и грех, и рай!
Васильком цветет Сафир,
Сказка фей, глазок павлиний,
Смех лазурный, ясный, синий,
Незабвенный, милый мир…
Ты, Сафир, цвети! Цвети!
Дай мне прежнее найти!
Меркнет, манит Изумруд:
Сладок яд зеленой чаши,
Глубже счастья, жизни краше
Сон, в котором сны замрут…
Изумруд! Мани! Мани!
Вечно ложью обмани!
Светит благостный Алмаз,
Свет Христов во тьме библейской,
Чудо Каны Галилейской,
Некрушимый Адамас…
Светоч вечного веселья,
Он смыкает ожерелье!

1921

Источник