Казак мой вопреки приказанию спал крепким сном

Казак мой вопреки приказанию спал крепким сном thumbnail

Упражнение 27. Выделите обособленные обстоя­тельства, выраженные деепричастиями и деепри­частными оборотами. Расставьте недостающие знаки препинания. Обоснуйте ответ.

1. Вечером пристроившись на попутную машину я выехал в Тельму (Песков). 2. Какой-то работяга дремал в тенёчке у стены сидя на корточках (Трифонов). 3. Приходилось сидеть сложа руки и думать (Салтыков-Щедрин). 4. Глебов волнуясь отошёл в сторону потыкался туда-сюда ища Ефима потом вошёл в магазин поспрошал там и ругаясь мысленно проклиная необязательных людей вновь вышел во двор (Трифонов). 5. Иногда Половцев оставив карты садился прямо на полу по-калмыцки сложив ноги и расстелив кусок брезента разбирал, чистил и без того идеально чистый ручной пулемёт (Шолохов). 6. Глебов стоял молча покачиваясь на своих скрипучих сандалетах и смотрел на работягу вспоминая его имя (Трифонов). 7. Шулепников выплюнул окурок и не посмотрев на Глебова пошёл вразвалочку в глубь двора (Трифонов). 8. Пашка Матвеев спал почти круглые сутки а просыпаясь приговаривал: «Знатно!» (Кетлинская). 9. Он опять достал из кармана фотографию, положил её на колени и смотря на неё освещаемую луной задумался (Полевой). 10. Левашов мельком взглянул на него но ничего не сказал а придвинув телефон стал крутить ручку (Симонов). 11. Элдар сел скрестив ноги и молча уставился своими красивыми бараньими глазами на лицо разговорившегося старика (Л. Толстой). 12. Солдаты с ружьями на плечах шли сначала по дороге, потом свернули с неё и шурша сапогами по сухим листьям прошли шагов двадцать вправо (Л. Толстой). 13. В передвижении современного человека по планете есть что-то небрежно щегольское. То он положив локоток на опущенное боковое стекло мчится с ветерком на автомашине то откинувшись удобно на спинку кресла летит в самолёте и позавтракав в Москве думает о том, чем будет обедать в Новосибирске (Никитин). 14. Челкаш оскалив зубы приподняв голову огляделся вокруг и прошептав что-то снова улёгся (М. Горький). 15. Увидав Нехлюдова он не встав с корточек глядя снизу вверх из-под своих нависших бровей подал руку (Л. Толстой). 16. Нехлюдов взял письмо, и пообещав передать его встал, и простившись вышел на улицу (Л. Толстой). 17. Подпоясав кафтан и надвинув шапку Пьер стараясь не шуметь и не встретить капитана прошёл по коридору и вышел на улицу (Л. Толстой). 18. Маслова хотела ответить и не могла а рыдая достала из калача коробку с папиросами (Л. Толстой). 19. Пришли туда и сели рядом друг с другом и держась за руки (М. Горький). 20. Остановив Власову он одним дыханием и не ожидая ответов закидал её трескучими сухими словами (М. Горький). 21. Он работал не покладая рук (М. Горький). 22. Там, в темноте, чьи-то глаза смотрели на меня не мигая (А.Н. Толстой). 23. Александр Владимирович молча протиснулся вперёд отстранив жену и спустившись на две ступени оглядел свысока поле боя (Федин). 24. Шли не задерживаясь (Симонов). 25. Дерево дряхлеет и умирает стоя (Пермитов). 26. Обратно шли разувшись (Паустовский). 27. И день и ночь по снеговой пустыне спешу к вам голову сломя (Грибоедов). 28. Он относился к своим обязанностям спустя рукава точно исполняя что-то постороннее и ненужное (Новиков-Прибой). 29. Можете уйти и не дожидаясь ответа (Иванов). 30. Старосту лизнув Лев милостиво в грудь отправился в дальнейший путь (Крылов). 31. С хозяйкой дома была пожилая дама вся в чёрном начиная с чепца до ботинок (Гончаров). 32. Алёша длинно и как-то прищурив глаза посмотрел на Ракитина (Достоевский). 33. Клим Самгин шагал по улице бодро и не уступая дорогу встречным людям (М. Горький). 34. Он решил жить по-новому начиная со следующей недели (Крутиков). 35. Статистические показатели выводятся исходя из многих данных (Савельев).

Упражнение 28. Найдите обособленные обстоятельства, выраженные существительными и наречиями. Расставьте недостающие знаки препинания.

1. За неимением места во флигеле мне отвели место в графских хоромах (Чехов). 2. Степан Аркадьевич учился хорошо благодаря своим хорошим способностям (Л. Толстой). 3. Полк благодаря строгости полкового командира был в прекрасном состоянии (Л. Толстой). 4. Опять это были чьи-то чужие театральные слова, но они при всей их вздорности и избитости тоже касались чего-то мучительно неразрешимого (Бунин). 5. Свет разлагает кислоту в силу своей яркости (Смирнов). 6. У Гали по слепоте её весь день уходил на осторожную возню с разными небольшими делами (Паустовский). 7. И несмотря на решимость Серёжа всё-таки испытывал жестокий страх (Станюкович). 8. Выйдя в офицеры Шурка по настоянию Чижика взял его к себе (Станюкович). 9. Несмотря на свою доброту он собрал несколько матросов на тайное совещание о поступках боцмана-зверя (Станюкович). 10. Анютка нередко проливала слёзы, когда барин по настоянию барыни отправлял Антона в экипаж для наказания (Станюкович). 11. Артиллеристы устроили на элеваторе наблюдательный пункт и несмотря на прямые попадания сидели там до конца (Симонов). 12. При всей беспощадности к врагам я не знаю человека более гуманного (Кремлев). 13. Трест не мог подобно старым промышленникам ставить добычу мирабилита в зависимость от капризов залива (Паустовский). 14. Казак мой вопреки приказанию спал крепким сном (Лермонтов). 15. Впрочем ввиду недостатка времени не будем отклоняться от предмета лекции (Чехов). 16. Вследствие этого происшествия Василий уже более не видался со своими родителями (Тургенев). 17. Несмотря на усталость Сердюков не мог заснуть (Куприн). 18. В гостиной было прохладно благодаря отворённой двери на балкон (Салтыков-Щедрин). 19. Пишу вам из деревни, куда заехал вследствие печальных обстоятельств (Пушкин). 20. Вдоль поезда мечутся шпики и жандармы невзирая на проливной дождь (Павленко).

Упражнение 29. Расставьте недостающие знаки препинания.

1. Его всегда интересовали и казались загадочными те случаи, когда задумавшись о каком-нибудь предмете или читая о чём-нибудь в книге он тотчас слышал рядом с собой разговор о том же самом (Куприн). 2. Цепляясь за перила шатаясь со стоном сходил он со ступенек крыльца бросался в мокрую росистую траву и прижавшись всем телом к влажной ещё державшей дневное тепло земле плакал (Полевой). 3. У костра вытаращив испуганные глазёнки держась одной рукой за кнут а другую в болтающемся рукаве приподняв точно защищаясь стоял худенький черноголовый мальчишка в лаптях в изорванных штанишках в длинном не по росту пиджаке обёрнутом вокруг тела и подпоясанном пенькой (Фадеев). 4. Фома красивый и стройный в коротком драповом пиджаке и в высоких сапогах стоял прислонясь спиной к мачте и дрожащей рукой пощипывая бородку любовался работой (М. Горький). 5. Исхудавший и бледный с поджатыми под себя ногами в валенках он сгорбившись и дрожа сидел в дальнем углу нар и засунув руки в рукава полушубка лихорадочными глазами смотрел на Нехлюдова (Л. Толстой). 6. Обернувшись Любовь увидала, что по дорожке сада почтительно сняв картуз и кланяясь ей идёт Ефим капитан «Ермака» (М. Горький). 7. А в это время благодаря энергии и находчивости Корнилова одушевлявшего всех на Южной стороне вырастали батареи (Станюкович). 8. Низенький и худощавый старик Нилыч бодрый ещё на вид несмотря на свои шестьдесят лет сидел за накрытым цветной скатертью столом в чистой ситцевой рубахе широких штанах и в башмаках надетых на босые ноги (Станюкович). 9. Благодаря особенностям геологического строения его склонов с бесчисленными родниками и ручьями массив является как бы живым музеем скопищем чуть ли не половины всех дикорастущих цветов области (Пермитов). 10. Я стал на краю площадки крепко упёршись левой ногою в камень и наклонясь немного вперёд, чтобы в случае лёгкой раны не опрокинуться назад (Лермонтов). 11. Полторацкий точно проснувшись не понимая глядел своими добрыми широко расставленными глазами на недовольного адъютанта (Л. Толстой). 12. Сама княгиня Марья Васильевна крупная большеглазая чернобровая красавица сидела подле Полторацкого касаясь его ног своим кринолином и заглядывая ему в карты (Л. Толстой). 13. Он спал не раздеваясь облокотившись на руку утонувшую локтем в подложенные ему хозяином пуховые красные подушки (Л. Толстой). 14. Проехав шагов сто Хаджи-Мурат увидал сквозь стволы деревьев костёр тени людей сидевших у огня и до половины освещённую огнём стреноженную лошадь (Л. Толстой). 15. Разувшись и совершив омовение Хаджи-Мурат стал босыми ногами на бурку потом сел на икры и сначала заткнув пальцами уши и закрыв глаза произнёс обращаясь на восток обычные молитвы (Л. Толстой). 16. Открыв осторожно тяжёлый переплёт дед надевал очки в серебряной оправе и глядя на эту надпись долго двигал носом прилаживая очки (М. Горький). 17. Всё это кое-что благодаря усилиям памяти а кое-что помимо воли вспомнилось Глебову ночью после того дня, когда он встретил Лёвку в мебельном магазине (Трифонов).

Читать тему 2.5.2. Обособление обстоятельств

Смотреть Ответы к упражнениям

Источник

«Ты видел, – отвечала она, – ты донесешь!» – и сверхъестественным усилием повалила меня на борт; мы оба по пояс свесились из лодки, ее волосы касались воды: минута была решительная. Я уперся коленкою в дно, схватил ее одной рукой за косу, другой за горло, она выпустила мою одежду, и я мгновенно сбросил ее в волны.

Было уже довольно темно; голова ее мелькнула раза два среди морской пены, и больше я ничего не видал…

На дне лодки я нашел половину старого весла и кое-как, после долгих усилий, причалил к пристани. Пробираясь берегом к своей хате, я невольно всматривался в ту сторону, где накануне слепой дожидался ночного пловца; луна уже катилась по небу, и мне показалось, что кто-то в белом сидел на берегу; я подкрался, подстрекаемый любопытством, и прилег в траве над обрывом берега; высунув немного голову, я мог хорошо видеть с утеса все, что внизу делалось, и не очень удивился, а почти обрадовался, узнав мою русалку. Она выжимала морскую пену из длинных волос своих; мокрая рубашка обрисовывала гибкий стан ее и высокую грудь. Скоро показалась вдали лодка, быстро приблизилась она; из нее, как накануне, вышел человек в татарской шапке, но стрижен он был по-казацки, и за ременным поясом его торчал большой нож. «Янко, – сказала она, – все пропало!» Потом разговор их продолжался так тихо, что я ничего не мог расслышать. «А где же слепой?» – сказал наконец Янко, возвыся голос. «Я его послала», – был ответ. Через несколько минут явился и слепой, таща на спине мешок, который положили в лодку.

– Послушай, слепой! – сказал Янко, – ты береги то место… знаешь? там богатые товары… скажи (имени я не расслышал), что я ему больше не слуга; дела пошли худо, он меня больше не увидит; теперь опасно; поеду искать работы в другом месте, а ему уж такого удальца не найти. Да скажи, кабы он получше платил за труды, так и Янко бы его не покинул; а мне везде дорога, где только ветер дует и море шумит! – После некоторого молчания Янко продолжал: – Она поедет со мною; ей нельзя здесь оставаться; а старухе скажи, что, дескать, пора умирать, зажилась, надо знать и честь. Нас же больше не увидит.

– А я? – сказал слепой жалобным голосом.

– На что мне тебя? – был ответ.

Между тем моя ундина вскочила в лодку и махнула товарищу рукою; он что-то положил слепому в руку, примолвив: «На, купи себе пряников». – «Только?» – сказал слепой. – «Ну, вот тебе еще», – и упавшая монета зазвенела, ударясь о камень. Слепой ее не поднял. Янко сел в лодку, ветер дул от берега, они подняли маленький парус и быстро понеслись. Долго при свете месяца мелькал парус между темных волн; слепой мальчик точно плакал, долго, долго… Мне стало грустно. И зачем было судьбе кинуть меня в мирный круг честных контрабандистов? Как камень, брошенный в гладкий источник, я встревожил их спокойствие и, как камень, едва сам не пошел ко дну!

Я возвратился домой. В сенях трещала догоревшая свеча в деревянной тарелке, и казак мой, вопреки приказанию, спал крепким сном, держа ружье обеими руками. Я его оставил в покое, взял свечу и пошел в хату. Увы! моя шкатулка, шашка с серебряной оправой, дагестанский кинжал – подарок приятеля – все исчезло. Тут-то я догадался, какие вещи тащил проклятый слепой. Разбудив казака довольно невежливым толчком, я побранил его, посердился, а делать было нечего! И не смешно ли было бы жаловаться начальству, что слепой мальчик меня обокрал, а восьмнадцатилетняя девушка чуть-чуть не утопила?

Слава Богу, поутру явилась возможность ехать, и я оставил Тамань. Что сталось с старухой и с бедным слепым – не знаю. Да и какое дело мне до радостей и бедствий человеческих, мне, странствующему офицеру, да еще с подорожной по казенной надобности!..

Часть вторая

(Окончание журнала Печорина)

II. Княжна Мери

11-го мая.

Вчера я приехал в Пятигорск, нанял квартиру на краю города, на самом высоком месте, у подошвы Машука: во время грозы облака будут спускаться до моей кровли. Нынче в пять часов утра, когда я открыл окно, моя комната наполнилась запахом цветов, растуших в скромном палисаднике. Ветки цветущих черешен смотрят мне в окна, и ветер иногда усыпает мой письменный стол их белыми лепестками. Вид с трех сторон у меня чудесный. На запад пятиглавый Бешту синеет, как «последняя туча рассеянной бури» [ 12]; на север поднимается Машук, как мохнатая персидская шапка, и закрывает всю эту часть небосклона; на восток смотреть веселее: внизу передо мною пестреет чистенький, новенький городок, шумят целебные ключи, шумит разноязычная толпа, – а там, дальше, амфитеатром громоздятся горы все синее и туманнее, а на краю горизонта тянется серебряная цепь снеговых вершин, начинаясь Казбеком и оканчиваясь двуглавым Эльборусом… Весело жить в такой земле! Какое-то отрадное чувство разлито во всех моих жилах. Воздух чист и свеж, как поцелуй ребенка; солнце ярко, небо сине – чего бы, кажется, больше? – зачем тут страсти, желания, сожаления?.. Однако пора. Пойду к Елизаветинскому источнику: там, говорят, утром собирается все водяное обшество.

* * *

Спустясь в середину города, я пошел бульваром, где встретил несколько печальных групп, медленно подымающихся в гору; то были большею частию семейства степных помещиков; об этом можно было тотчас догадаться по истертым, старомодным сюртукам мужей и по изысканным нарядам жен и дочерей; видно, у них вся водяная молодежь была уже на перечете, потому что они на меня посмотрели с нежным любопытством: петербургский покрой сюртука ввел их в заблуждение, но, скоро узнав армейские эполеты, они с негодованием отвернулись.

Жены местных властей, так сказать хозяйки вод, были благосклоннее; у них есть лорнеты, они менее обращают внимания на мундир, они привыкли на Кавказе встречать под нумерованной пуговицей пылкое сердце и под белой фуражкой образованный ум. Эти дамы очень милы; и долго милы! Всякий год их обожатели сменяются новыми, и в этом-то, может быть, секрет их неутомимой любезности. Подымаясь по узкой тропинке к Елизаветинскому источнику, я обогнал толпу мужчин, штатских и военных, которые, как я узнал после, составляют особенный класс людей между чающими движения воды. Они пьют – однако не воду, гуляют мало, волочатся только мимоходом; они играют и жалуются на скуку. Они франты: опуская свой оплетенный стакан в колодец кислосерной воды, они принимают академические позы: штатские носят светло-голубые галстуки, военные выпускают из-за воротника брыжи. Они исповедывают глубокое презрение к провинциальным домам и вздыхают о столичных аристократических гостиных, куда их не пускают.

Наконец вот и колодец… На площадке близ него построен домик с красной кровлею над ванной, а подальше галерея, где гуляют во время дождя. Несколько раненых офицеров сидели на лавке, подобрав костыли, – бледные, грустные. Несколько дам скорыми шагами ходили взад и вперед по площадке, ожидая действия вод. Между ними были два-три хорошеньких личика. Под виноградными аллеями, покрывающими скат Машука, мелькали порою пестрые шляпки любительниц уединения вдвоем, потому что всегда возле такой шляпки я замечал или военную фуражку или безобразную круглую шляпу. На крутой скале, где построен павильон, называемый Эоловой Арфой, торчали любители видов и наводили телескоп на Эльборус; между ними было два гувернера с своими воспитанниками, приехавшими лечиться от золотухи.

Я остановился, запыхавшись, на краю горы и, прислонясь к углу домика, стал рассматривать окрестность, как вдруг слышу за собой знакомый голос:

– Печорин! давно ли здесь?

Оборачиваюсь: Грушницкий! Мы обнялись. Я познакомился с ним в действующем отряде. Он был ранен пулей в ногу и поехал на воды с неделю прежде меня. Грушницкий – юнкер. Он только год в службе, носит, по особенному роду франтовства, толстую солдатскую шинель. У него георгиевский солдатский крестик. Он хорошо сложен, смугл и черноволос; ему на вид можно дать двадцать пять лет, хотя ему едва ли двадцать один год. Он закидывает голову назад, когда говорит, и поминутно крутит усы левой рукой, ибо правою опирается на костыль. Говорит он скоро и вычурно: он из тех людей, которые на все случаи жизни имеют готовые пышные фразы, которых просто прекрасное не трогает и которые важно драпируются в необыкновенные чувства, возвышенные страсти и исключительные страдания. Производить эффект – их наслаждение; они нравятся романтическим провинциалкам до безумия. Под старость они делаются либо мирными помещиками, либо пьяницами – иногда тем и другим. В их душе часто много добрых свойств, но ни на грош поэзии. Грушницкого страсть была декламировать: он закидывал вас словами, как скоро разговор выходил из круга обыкновенных понятий; спорить с ним я никогда не мог. Он не отвечает на ваши возражения, он вас не слушает. Только что вы остановитесь, он начинает длинную тираду, по-видимому имеющую какую-то связь с тем, что вы сказали, но которая в самом деле есть только продолжение его собственной речи.

Источник

Как по вольной волюшке –
По зелену морю,
Ходят всё кораблики
Белопарусники.
Промеж тех корабликов
Моя лодочка,
Лодка неснащеная,
Двухвесельная.
Буря ль разыграется –
Старые кораблики
Приподымут крылушки,
По морю размечутся.
Стану морю кланяться
Я низёхонько:
«Уж не тронь ты, злое море,
Мою лодочку:
Везет моя лодочка
Вещи драгоценные,
Правит ею в темну ночь
Буйная головушка».

Мне невольно пришло на мысль, что ночью я слышал тот же голос; я на минуту задумался, и когда снова посмотрел на крышу, девушки там не было. Вдруг она пробежала мимо меня, напевая что-то другое, и, прищелкивая пальцами, вбежала к старухе, и тут начался между ними спор. Старуха сердилась, она громко хохотала. И вот вижу, бежит опять вприпрыжку моя ундина; поравнявшись со мной, она остановилась и пристально посмотрела мне в глаза, как будто удивленная моим присутствием; потом небрежно обернулась и тихо пошла к пристани. Этим не кончилось: целый день она вертелась около моей квартиры: пеньё и прыганье не прекращались ни на минуту. Странное существо! На лице ее не было никаких признаков безумия; напротив, глаза ее с бойкою проницательностью останавливались на мне, и эти глаза, казалось, были одарены какою-то магнетическою властью, и всякий раз они как будто бы ждали вопроса. Но только я начинал говорить, она убегала, коварно улыбаясь.
Решительно, я никогда подобной женщины не видывал. Она была далеко не красавица, но я имею свои предубеждения также и насчет красоты. В ней было много породы… порода в женщинах, как и в лошадях, великое дело; это открытие принадлежит Юной Франции.24 Она, т. е. порода, а не Юная Франция, большею частию изобличается в поступи, в руках и ногах; особенно нос очень много значит. Правильный нос в России реже маленькой ножки. Моей певунье казалось не более 18 лет. Необыкновенная гибкость ее стана, особенное, ей только свойственное наклонение головы, длинные русые волосы, какой-то золотистый отлив ее слегка загорелой кожи на шее и плечах, и особенно правильный нос – всё это было для меня обворожительно. Хотя в ее косвенных взглядах я читал что-то дикое и подозрительное, хотя в ее улыбке было что-то неопределенное, но такова сила предубеждений: правильный нос свел меня с ума; я вообразил, что нашел Гётеву Миньону,25 это причудливое создание его немецкого воображения; – и точно, между ими было много сходства: те же быстрые переходы от величайшего беспокойства к полной неподвижности, те же загадочные речи, те же прыжки, странные песни…
По́д-вечер, остановив ее в дверях, я завел с нею следующий разговор:
«Скажи-ка мне, красавица, – спросил я: – что ты делала сегодня на кровле?» – «А смотрела, откуда ветер дует». – «Зачем тебе?» – «Откуда ветер, оттуда и счастье». – «Что же, разве ты песнью зазывала счастье?» – «Где поется, там и счастливится». – «А как неравно напоешь себе горе?» – «Ну что ж? Где не будет лучше, там будет хуже, а от худа до добра опять не далеко». – «Кто ж тебя выучил эту песню?» – «Никто не выучил; вздумается – запою: кому услыхать, тот услышит, а кому не должно слышать, тот не поймет». – «А как тебя зовут, моя певунья?» – «Кто крестил, тот знает». – «А кто крестил?» – «Почему я знаю?» – «Экая скрытная! А вот я кое-что про тебя узнал». (Она не изменилась в лице, не пошевельнула губами, как будто не об ней дело). «Я узнал, что ты вчера ночью ходила на берег». И тут я очень важно пересказал ей всё, что видел, думая смутить ее, – нимало! Она захохотала во всё горло: «Много видели, да мало знаете, а что знаете, так держите под замочком». – «А если б я, например, вздумал донести коменданту?» – и тут я сделал очень серьезную, даже строгую мину. Она вдруг прыгнула, запела и скрылась, как птичка, выпугнутая из кустарника. Последние слова мои были вовсе не у места; я тогда не подозревал их важности, но впоследствии имел случай в них раскаяться.
Только что смерклось, я велел казаку нагреть чайник по-походному, засветил свечу и сел у стола, покуривая из дорожной трубки. Уж я доканчивал второй стакан чаю, как вдруг дверь скрыпнула, легкий шорох платья и шагов послышался за мной; я вздрогнул и обернулся, – то была она, моя ундина;26 она села против меня тихо и безмолвно, и устремила на меня глаза свои, и, не знаю почему, но этот взор показался мне чудно нежен; он мне напомнил один из тех взглядов, которые в старые годы так самовластно играли моей жизнью. Она, казалось, ждала вопроса, но я молчал, полный неизъяснимого смущения. Лицо ее было покрыто тусклой бледностью, изобличавшей волнение душевное; рука ее без цели бродила по столу, и я заметил в ней легкий трепет; грудь ее то высоко поднималась, то, казалось, она удерживала дыхание. Эта комедия начинала мне надоедать, и я готов был прервать молчание самым прозаическим образом, то есть предложить ей стакан чаю, как вдруг она вскочила, обвила руками мою шею, и влажный, огненный поцелуй прозвучал на губах моих. В глазах у меня потемнело, голова закружилась, я сжал ее в моих объятиях со всею силою юношеской страсти, но она, как змея, скользнула между моими руками, шепнув мне на ухо: «нынче ночью, как все уснут, выходи на берег» – и стрелою выскочила из комнаты. В сенях она опрокинула чайник и свечу, стоявшую на полу. «Экой бес девка!» – закричал казак, расположившийся на соломе и мечтавший согреться остатками чая. Только тут я опомнился.
Часа через два, когда всё на пристани умолкло, я разбудил своего казака: «Если я выстрелю из пистолета, – сказал я ему, – то беги на берег». Он выпучил глаза и машинально отвечал: «слушаю, ваше благородие». Я заткнул за пояс пистолет и вышел. Она дожидалась меня на краю спуска; ее одежда была более нежели легкая, небольшой платок опоясывал ее гибкий стан.
– Идите за мной, – сказала она, взяв меня за руку, и мы стали спускаться. Не понимаю, как я не сломил себе шеи; внизу мы повернули направо и пошли по той же дороге, где накануне я следовал за слепым. Месяц еще не вставал, и только две звездочки, как два спасительные маяка, сверкали на темно-синем своде. Тяжелые волны мерно и ровно катились одна за другой, едва приподымая одинокую лодку, причаленную к берегу. «Взойдем в лодку», – сказала моя спутница; я колебался, я не охотник до сентиментальных прогулок по морю, но отступать было не время. Она прыгнула в лодку, я за ней, и не успел еще опомниться, как заметил, что мы плывем. «Что это значит?» – сказал я сердито. – «Это значит, – отвечала она, сажая меня на скамью и обвив мой стан руками: – это значит, что я тебя люблю»… И щека ее прижалась к моей, и я почувствовал на лице моем ее пламенное дыхание. Вдруг что-то шумно упало в воду: я хвать за пояс – пистолета нет. О, тут ужасное подозрение закралось мне в душу, кровь хлынула мне в голову. Оглядываюсь – мы от берега около пятидесяти сажен, а я не умею плавать! Хочу оттолкнуть ее от себя – она как кошка вцепилась в мою одежду, и вдруг сильный толчок едва не сбросил меня в море. Лодка закачалась, но я справился, и между нами началась отчаянная борьба; бешенство придавало мне силы, но я скоро заметил, что уступаю моему противнику в ловкости… «Чего ты хочешь?» – закричал я, крепко сжав ее маленькие руки; пальцы ее хрустели, но она не вскрикнула: ее змеиная натура выдержала эту пытку.
– Ты видел, – отвечала она: – ты донесешь, – и сверхъестественным усилием повалила меня на борт; мы оба по пояс свесились из лодки, ее волосы касались воды, минута была решительная. Я уперся коленкою в дно, схватил ее одной рукой за косу, другой за горло, она выпустила мою одежду, и я мгновенно бросил ее в волны.
Было уже довольно темно; голова ее мелькнула раза два среди морской пены, и больше я ничего не видал.
На дне лодки я нашел половину старого весла, и кое-как, после долгих усилий, причалил к пристани. Пробираясь берегом к своей хате, я невольно всматривался в ту сторону, где накануне слепой дожидался ночного пловца; луна уже катилась по небу, и мне показалось, что кто-то в белом сидел на берегу; я подкрался, подстрекаемый любопытством, и прилег в траве над обрывом берега; высунув немного голову, я мог хорошо видеть с утеса всё, что внизу делалось, и не очень удивился, а почти обрадовался, узнав мою русалку. Она выжимала морскую пену из длинных волос своих, мокрая рубашка обрисовывала гибкий стан ее и высокую грудь. Скоро показалась в дали лодка, быстро приблизилась она; из нее, как накануне, вышел человек в татарской шапке, но острижен он был по-казацки, и за ременным поясом его торчал большой нож. «Янко, – сказала она: – всё пропало!» Потом разговор их продолжался, но так тихо, что я ничего не мог расслушать. – «А где же слепой?» – сказал наконец Янко, возвыся голос. «Я его послала», – был ответ. Через несколько минут явился слепой, таща на спине мешок, который положили в лодку.
«Послушай, слепой, – сказал Янко: – ты береги то место… знаешь? Там богатые товары… скажи (имени я не расслышал), что я ему больше не слуга; дела пошли худо, он меня больше не увидит; теперь опасно; поеду искать работы в другом месте, а ему уж такого удальца не найти. Да скажи, кабы он получше платил за труды, так и Янко бы его не покинул, а мне везде дорога, где только ветер дует и море шумит. – После некоторого молчания Янко продолжал: – Она поедет со мною, ей нельзя здесь оставаться, а старухе скажи, что, дескать, пора умирать, зажилась, надо знать и честь. Нас же больше не увидит».
– А я? – сказал слепой жалобным голосом.
– На что мне тебя? – был ответ.
Между тем моя ундина вскочила в лодку и махнула товарищу рукою; он что-то положил слепому в руку, примолвив: «На, купи себе пряников». – «Только?» – сказал слепой. – «Ну вот тебе еще», – и упавшая монета зазвенела, ударясь о камень. Слепой ее не поднял. Янко сел в лодку, ветер дул от берега, они подняли маленький парус и быстро понеслись. Долго при свете месяца мелькал белый парус между темных волн; слепой всё сидел на берегу, и вот мне послышалось что-то похожее на рыдание; слепой мальчик точно плакал, и долго, долго… Мне стало грустно. И зачем было судьбе кинуть меня в мирный круг честных контрабандистов? Как камень, брошенный в гладкий источник, я встревожил их спокойствие, и как камень едва сам не пошел ко дну!
Я возвратился домой. В сенях трещала догоревшая свеча в деревянной тарелке, и казак мой, вопреки приказанию, спал крепким сном, держа ружье обеими руками. Я его оставил в покое, взял свечу и взошел в хату. Увы! Моя шкатулка, шашка с серебряной оправой, дагестанский кинжал, – подарок приятеля, – всё исчезло. Тут-то я догадался, какие вещи тащил проклятый слепой. Разбудив казака довольно невежливым толчком, я побранил его, посердился, а делать было нечего! И не смешно ли было бы жаловаться начальству, что слепой мальчик меня обокрал, а восьмнадцатилетняя девушка чуть-чуть не утопила?
Слава богу, поутру явилась возможность ехать, и я оставил Тамань. Что сталось с старухой и с бедным слепым – не знаю. Да и какое дело мне до радостей и бедствий человеческих, мне, странствующему офицеру, да еще с подорожной по казенной надобности!..
Конец первой части

Источник