Я тоже любил и дыханье бессонницы раннею ранью

Áîðèñ Ëåîíèäîâè÷ Ïàñòåðíàê (1890-1960), ðóññêèé ïèñàòåëü, ïåðåâîä÷èê, ïîýò. Ïîíèìàíèå ìèðà ïðèðîäû è ìèðà ÷åëîâåêà â èõ ãàðìîíè÷íîì åäèíñòâå, áàëàíñå, – ñâîéñòâåííî ýòîìó çàìå÷àòåëüíîìó ïèñàòåëþ è ïîýòó… Íîáåëåâñêàÿ ïðåìèÿ çà íàïèñàíèå ðîìàíà “Äîêòîð Æèâàãî”…È åù¸ o Ïàñòåðíàêå-ïîýòå! Ìåòàôîðè÷íîñòü, óìåíèå îáúåäèíèòü ýêñïðåññèþ è êëàññèêó ïîýòèêè – â ýòîì çàñëóãà Áîðèñà Ïàñòåðíàêà. Ïðåäñòàâëÿåì ëþáîâíóþ ëèðèêó ïîýòà Áîðèñà Ïàñòåðíàêà!

1.

Áîðèñ Ïàñòåðíàê
       

 Ëþáèòü èíûõ òÿæåëûé êðåñò…
       
 Ëþáèòü èíûõ òÿæåëûé êðåñò,
À òû ïðåêðàñíà áåç èçâèëèí,
È ïðåëåñòè òâîåé ñåêðåò
Ðàçãàäêå æèçíè ðàâíîñèëåí.

Âåñíîþ ñëûøåí øîðîõ ñíîâ
È øåëåñò íîâîñòåé è èñòèí.
Òû èç ñåìüè òàêèõ îñíîâ.
Òâîé ñìûñë, êàê âîçäóõ, áåñêîðûñòåí.

Ëåãêî ïðîñíóòüñÿ è ïðîçðåòü,
Ñëîâåñíûé ñîð èç ñåðäöà âûòðÿñòü
È æèòü, íå çàñîðÿÿñü âïðåäü.
Âñå ýòî — íå áîëüøàÿ õèòðîñòü.

———————————-

2.

Áîðèñ Ïàñòåðíàê
       
 ÇÈÌÍßß ÍÎ×Ü
       
 Ìåëî, ìåëî ïî âñåé çåìëå
Âî âñå ïðåäåëû.
Ñâå÷à ãîðåëà íà ñòîëå,
Ñâå÷à ãîðåëà.

Êàê ëåòîì ðîåì ìîøêàðà
Ëåòèò íà ïëàìÿ,
Ñëåòàëèñü õëîïüÿ ñî äâîðà
Ê îêîííîé ðàìå.

Ìåòåëü ëåïèëà íà ñòåêëå
Êðóæêè è ñòðåëû.
Ñâå÷à ãîðåëà íà ñòîëå,
Ñâå÷à ãîðåëà.

Íà îçàðåííûé ïîòîëîê
Ëîæèëèñü òåíè,
Ñêðåùåíüÿ ðóê, ñêðåùåíüÿ íîã,
Ñóäüáû ñêðåùåíüÿ.

È ïàäàëè äâà áàøìà÷êà
Ñî ñòóêîì íà ïîë.
È âîñê ñëåçàìè ñ íî÷íèêà
Íà ïëàòüå êàïàë.

È âñå òåðÿëîñü â ñíåæíîé ìãëå,
Ñåäîé è áåëîé.
Ñâå÷à ãîðåëà íà ñòîëå,
Ñâå÷à ãîðåëà.

Íà ñâå÷êó äóëî èç óãëà,
È æàð ñîáëàçíà
Âçäûìàë, êàê àíãåë, äâà êðûëà
Êðåñòîîáðàçíî.

Ìåëî âåñü ìåñÿö â ôåâðàëå.
È òî è äåëî
Ñâå÷à ãîðåëà íà ñòîëå,
Ñâå÷à ãîðåëà.

———————————-

3.

Áîðèñ Ïàñòåðíàê
       
 ÑÂÈÄÀÍÈÅ
       
 Çàñûïëåò ñíåã äîðîãè,
Çàâàëèò ñêàòû êðûø.
Ïîéäó ðàçìÿòü ÿ íîãè,—
Çà äâåðüþ òû ñòîèøü.

Îäíà, â ïàëüòî îñåííåì,
Áåç øëÿïû, áåç êàëîø.
Òû áîð¸øüñÿ ñ âîëíåíüåì
È ìîêðûé ñíåã æóåøü,

Äåðåâüÿ è îãðàäû
Óõîäÿò âäàëü, âî ìãëó.
Îäíà ñðåäü ñíåãîïàäà
Ñòîèøü òû íà óãëó.

Òå÷åò âîäà ñ êîñûíêè
Ïî ðóêàâó â îáøëàã,
È êàïëÿìè ðîñèíêè
Ñâåðêàþò â âîëîñàõ

È ïðÿäüþ áåëîêóðîé
Îçàðåíû: ëèöî,
Êîñûíêà, è ôèãóðà,
È ýòî ïàëüòåöî.

Ñíåã íà ðåñíèöàõ âëàæåí,
 òâîèõ ãëàçàõ òîñêà,
È âåñü òâîé îáëèê ñëàæåí
Èç îäíîãî êóñêà.

Êàê áóäòî áû æåëåçîì,
Îáìîêíóòûì â ñóðüìó,
Òåáÿ âåëè íàðåçîì
Ïî ñåðäöó ìîåìó,

È â íåì íàâåê çàñåëî
Ñìèðåíüå ýòèõ ÷åðò,
È îòòîãî íåò äåëà,
×òî ñâåò æåñòîêîñåðä.

È îòòîãî äâîèòñÿ
Âñÿ ýòà íî÷ü â ñíåãó,
È ïðîâåñòè ãðàíèöû
Ìåæ íàñ ÿ íå ìîãó.

Íî êòî ìû è îòêóäà,
Êîãäà îò âñåõ òåõ ëåò
Îñòàëèñü ïåðåñóäû,
À íàñ íà ñâåòå íåò?

———————————

4.

Áîðèñ Ïàñòåðíàê
       
 ß òîæå ëþáèë!
       
 ß òîæå ëþáèë, è äûõàíüå
Áåññîííèöû ðàííåþ ðàíüþ
Èç ïàðêà ñïóñêàëîñü â îâðàã, è âïîòüìàõ
Âûïàðõèâàëî çà àðõèïåëàã
Ïîëÿí, óòîïàâøèõ â ëîõìàòîì òóìàíå,
 ïîëûíè è ìÿòå è ïåðåïåëàõ.
È òóò òÿæåëåë îáîæàíüÿ ðàçìàõ,
Õìåëåë, êàê êðûëî, îáîææåííîå äðîáüþ,
È áóõàëñÿ â âîçäóõ, è ïàäàë â îçíîáå,
È ðàñïîëàãàëñÿ ðîñîé íà ïîëÿõ.

À òàì è ðàññâåò çàíèìàëñÿ.
Äî äâóõ Íåñìåòíîãî íåáà ìèãàëè áîãàòñòâà,
Íî âîò ïåòóõè íà÷èíàëè ïóãàòüñÿ
Ïîòåìîê è ñèëèëèñü ñêðûòü ïåðåïóã,
Íî â ãëîòêàõ ðâàëèñü õîëîñòûå ôóãàñû,
È ñòðàõ ôèñòóëîé ãîëîñèë îò ïîòóã,
È ãàñëè ñòîæàðû, è êàê ïî çàêàçó
Ñ ëèöîì ïó÷åãëàçîãî ñâå÷åãàñà
Ïîêàçûâàëñÿ íà îïóøêå ïàñòóõ.

ß òîæå ëþáèë, è îíà ïîêà åùå
Æèâà, ìîæåò ñòàòüñÿ. Âðåìÿ ïðîéäåò,
È ÷òî-òî áîëüøîå, êàê îñåíü, îäíàæäû
(Íå çàâòðà, áûòü ìîæåò, òàê ïîçæå êîãäà-íèáóäü)
Çàææåòñÿ íàä æèçíüþ, êàê çàðåâî, ñæàëèâøèñü
Íàä ÷àùåé. Íàä ãëóïîñòüþ ëóæ, èçíûâàþùèõ
Ïî-æàáüè îò æàæäû. Íàä çàÿ÷üåé äðîæüþ
Ëóæàåê, ñ óøàìè óøèòûõ â ðîãîæó
Ëèñòâû ïðîøëîãîäíåé. Íàä øóìîì, ïîõîæèì
Íà ëîæíûé ïðèáîé ïðîæèòîãî. ß òîæå
Ëþáèë, è ÿ çíàþ: êàê ìîêðûå ïîæíè
Îò âåêà ïîëîæåíû ãîäó â ïîäíîæüå,
Òàê êàæäîìó ñåðäöó êëàäåòñÿ ëþáîâüþ
Çíîáÿùàÿ íîâîñòü ìèðîâ â èçãîëîâüå.

ß òîæå ëþáèë, è îíà æèâà åùå.
Âñå òàê æå, êàòÿñü â òó íà÷àëüíóþ ðàíü,
Ñòîÿò âðåìåíà, èñ÷åçàÿ çà êðàåøêîì
Ìãíîâåíüÿ. Âñå òàê æå òîíêà ýòà ãðàíü.
Ïî-ïðåæíåìó äàâíåå êàæåòñÿ äàâåøíèì.
Ïî-ïðåæíåìó, ñõëûíóâøè ñ ëèö î÷åâèäöåâ,
Áåçóìñòâóåò áûëü, ïðèòâîðÿÿñü íåçíàþùåé,
×òî áîëüøå îíà óæ ó íàñ íå æèëèöà,
È ìûñëèìî ýòî? Òàê, çíà÷èò, è âïðÿìü
Âñþ æèçíü óäàëÿåòñÿ, à íå äëèòñÿ
Ëþáîâü, óäèâëåíüÿ ìãíîâåííàÿ äàíü?

———————————————

5.

Áîðèñ Ïàñòåðíàê
       
 ÎÑÅÍÜ
       
 ß äàë ðàçúåõàòüñÿ äîìàøíèì,
Âñå áëèçêèå äàâíî â ðàçáðîäå,
È îäèíî÷åñòâîì âñåãäàøíèì
Ïîëíî âñå â ñåðäöå è ïðèðîäå.

È âîò ÿ çäåñü ñ òîáîé â ñòîðîæêå.
 ëåñó áåçëþäíî è ïóñòûííî.
Êàê â ïåñíå, ñòåæêè è äîðîæêè
Ïîçàðîñëè íàïîëîâèíó.

Òåïåðü íà íàñ îäíèõ ñ ïå÷àëüþ
Ãëÿäÿò áðåâåí÷àòûå ñòåíû.
Ìû áðàòü ïðåãðàä íå îáåùàëè,
Ìû áóäåì ãèáíóòü îòêðîâåííî.

Ìû ñÿäåì â ÷àñ è âñòàíåì â òðåòüåì,
ß ñ êíèãîþ, òû ñ âûøèâàíüåì,
È íà ðàññâåòå íå çàìåòèì,
Êàê öåëîâàòüñÿ ïåðåñòàíåì.

Åùå ïûøíåé è áåñøàáàøíåé
Øóìèòå, îñûïàéòåñü,- ëèñòüÿ,
È ÷àøó ãîðå÷è â÷åðàøíåé
Ñåãîäíÿøíåé òîñêîé ïðåâûñüòå.

Ïðèâÿçàííîñòü, âëå÷åíüå, ïðåëåñòü!
Ðàññååìñÿ â ñåíòÿáðüñêîì øóìå!
Çàðîéñÿ âñÿ â îñåííèé øåëåñò!
Çàìðè èëè îïîëîóìåé!

Òû òàê æå ñáðàñûâàåøü ïëàòüå,
Êàê ðîùà ñáðàñûâàåò ëèñòüÿ,
Êîãäà òû ïàäàåøü â îáúÿòüå
 õàëàòå ñ øåëêîâîþ êèñòüþ.

Òû — áëàãî ãèáåëüíîãî øàãà,
Êîãäà æèòüå òîøíåé íåäóãà,
À êîðåíü êðàñîòû — îòâàãà,
È ýòî òÿíåò íàñ äðóã ê äðóãó.

—————————————-

6.

Áîðèñ Ïàñòåðíàê
       
 Íèêîãî íå áóäåò â äîìå, êðîìå ñóìåðåê. ..
       
 Íèêîãî íå áóäåò â äîìå,
Êðîìå ñóìåðåê. Îäèí
Çèìíèé äåíü â ñêâîçíîì ïðîåìå
Íåçàäåðíóòûõ ãàðäèí.

Òîëüêî áåëûõ ìîêðûõ êîìüåâ
Áûñòðûé ïðîìåëüê ìàõîâîé,
Òîëüêî êðûøè, ñíåã è, êðîìå
Êðûø è ñíåãà,— íèêîãî.

È îïÿòü çà÷åðòèò èíåé,
È îïÿòü çàâåðòèò ìíîé
Ïðîøëîãîäíåå óíûíüå
È äåëà çèìû èíîé,

È îïÿòü êîëüíóò äîíûíå
Íåîòïóùåííîé âèíîé,
È îêíî ïî êðåñòîâèíå
Ñäàâèò ãîëîä äðîâÿíîé.

Íî íåæäàííî ïî ïîðòüåðå
Ïðîáåæèò âòîðæåíüÿ äðîæü.
Òèøèíó øàãàìè ìåðÿ,
Òû, êàê áóäóùíîñòü, âîéäåøü.

Òû ïîÿâèøüñÿ ó äâåðè
 ÷åì-òî áåëîì, áåç ïðè÷óä,
 ÷åì-òî âïðÿìü èç òåõ ìàòåðèé,
Èç êîòîðûõ õëîïüÿ øüþò.

—————————————–

7.

Áîðèñ Ïàñòåðíàê
       

Íå ïëà÷ü, íå ìîðùü îïóõøèõ ãóá…

       
 Íå ïëà÷ü, íå ìîðùü îïóõøèõ ãóá.
Íå ñîáèðàé èõ â ñêëàäêè.
Ðàçáåðåäèøü ïðèñîõøèé ñòðóï
Âåñåííåé ëèõîðàäêè.

Ñíèìè ëàäîíü ñ ìîåé ãðóäè,
Ìû ïðîâîäà ïîä òîêîì.
Äðóã ê äðóãó âíîâü, òîãî ãëÿäè,
Íàñ áðîñèò íåíàðîêîì.

Ïðîéäóò ãîäà, òû âñòóïèøü â áðàê,
Çàáóäåøü íåóñòðîéñòâà.
Áûòü æåíùèíîé — âåëèêèé øàã,
Ñâîäèòü ñ óìà — ãåðîéñòâî.

À ÿ ïðåä ÷óäîì æåíñêèõ ðóê,
Ñïèíû, è ïëå÷, è øåè
È òàê ñ ïðèâÿçàííîñòüþ ñëóã
Âåñü âåê áëàãîãîâåþ.

Íî êàê íè ñêîâûâàåò íî÷ü
Ìåíÿ êîëüöîì òîñêëèâûì,
Ñèëüíåé íà ñâåòå òÿãà ïðî÷ü
È ìàíèò ñòðàñòü ê ðàçðûâàì.
********
*******
******
*****
****
***
**
*

А ВЫ И НЕ ДОГАДЫВАЕТЕСЬ

Письмо без подписи

Я Вас люблю, а Вы и не догадываетесь,
и Вам не догадаться — вот беда.
И в этом вечно будет недоказанность,
и будет недосказанность всегда.

Я Вас люблю, а Вы и не догадываетесь,
а спросите — я вряд ли дам ответ.
Да, впрочем, Вы мне тоже
не докладываетесь,
Вы любите кого-то или нет.

Я Вас люблю, а Вы и не догадываетесь,
что я скрываю под недобротой,
и до того порою я докатываюсь,
что всем кажусь насмешницей крутой.

Я Вас люблю, а Вы и не догадываетесь.
Открытости боюсь я, как огня.
Уж слишком много злых людей
докапывается,
какие есть секреты у меня.
Мы делаем нечаянно все гадости.
За радости свои не ждем суда.
Вот почему я не хочу догадываться,
и Вам не догадаться никогда.
2010

ДВАДЦАТЬ СОНЕТОВ

К МАРИИ СТЮАРТ

6.

Я Вас любил. Любовь ещё (возможно,

что просто боль) сверлит мои мозги.

Всё разлетелось к чёрту на куски.

Я застрелиться пробовал, но сложно

с оружием. И далее, виски:

в который вдарить? Портила не дрожь, но

задумчивость. Чёрт, всё не по-людски!

Я Вас любил так сильно, безнадёжно,

как дай Вам Бог другими – но не даст!

Он, будучи на многое горазд,

не сотворит – по Пармениду – дважды

сей жар в крови, ширококостный хруст,

чтоб пломбы в пасти плавились от жажды

коснуться – “бюст” зачеркиваю – уст!

Стефания Данилова

я Вас любила так сиюминутно,

как блеск волны, и вечно, как гранит!

пускай часы старинные соврут, но,

я вас храню, как Бог царя хранит!

я Вас люблю без права прикасаться,

без Вашего желания на то!

и Вам о Вас рассказываю вкратце,

загадочно умалчивая, кто.

а Вы любимы? той заветной, вашей,

что избрана и сердцем и рукой?

я Вас любить останусь, если даже

не даст Вам Бог любимым быть другой!

Денис Давыдов

“Я вас люблю так, как любить вас должно…”

             * * *

Я вас люблю так, как любить вас должно:

Наперекор судьбы и сплетней городских,

Наперекор, быть может, вас самих,

Томящих жизнь мою жестоко и безбожно.

Я вас люблю, — не оттого, что вы

Прекрасней всех, что стан ваш негой дышит,

Уста роскошствуют и взор Востоком пышет,

Что вы — поэзия от ног до головы!

Я вас люблю без страха, опасенья

Ни неба, ни земли, ни Пензы, ни Москвы, –

Я мог бы вас любить глухим, лишенным зренья…

Я вас люблю затем, что это — вы!

На право вас любить не прибегу к пашпорту

Иссохших завистью жеманниц отставных:

Давно с почтением я умоляю их

Не заниматься мной и убираться к черту!

Я Вас любила

Лейла Сабзали

Я вас любила?- говорите вы.

С чего вы взяли?

Вдруг, такая блажь!

То – не любовь была,

Желание любви,

А может просто –

Э-па-таж!

Я вас любила…?

Можно вас любить?!

Холодного, бесстрастного…?

Едва ли!

Ах, говорила…?

С этим проще жить.

Я – не любила вас!

Как…  вы сказали?

Я вас любила…?!

Знайте же теперь,

Мне с вами было плохо,

Бог свидетель…!

Сводили вы меня с ума.

Что б не слетела крыша с петель,

Я бросила вас!

Или вы… – меня…?

Вы помните, тогда, давным-давно

Меня вы к другу вашему приревновали…?

Устроили большой скандал при всех…

При всех! Не помните…?

Прошло годов немало….

А я вот помню горькие слова,

Их так легко вы бросили, прощаясь!

Молчите…? Разболелась голова…?

И нет лекарства,

Ах, какая жалость!

Я…?! Вас любила…?!

Боже мой, как вы могли подумать только?

Уж столько времени прошло,

Хоть вспоминать все это горько,

В тот вечер вы ушли с другой….

С – другой…! Мне было одиноко….

Но, – нет, не долго…, Боже мой,

Как все смешно, как все далеко….

Ваш близкий друг ушел со мной

Меня  утешить….

Что, не ждали…?!

Ах, бросьте, нет нужды теперь,

Все – в прошлом…!

Вы ведь, так сказали.

Я… вас… любила…?

Глупо…, жаль….

О, если б вы меня тогда позвали…!

Вы поседели…

Снег…?  Январь…

Я вас любила…

Долго…

Вы не знали.

Я Вас любил

                 Стихи Сергея Погорелого

                 Музыка Романа Другалева

Я вас любил, как не любил никто.

Я вам писал, не отсылая писем,

Но каждой строчкой, каждой запятой,

Стремился к вам их сокровенный смысл…

Вы, как и прежде, от меня вдали,

Судьба и версты снова между нами,

Но почему, скажите, Натали,

Все письма к вам становятся стихами?

С дерев слетает желтая листва –

Зима, увы, уже не за горами –

С листвою вместе кружатся слова

И шелестят под вашими шагами…

О, если на яву или во сне

Их шалый ветер шепчет вам украдкой –

Возможно я в полночной тишине

Забыл закрыть заветную тетрадку…

Я вас любил, как не любил никто.

Я вам писал, не отсылая писем,

Но каждой строчкой, каждой запятой,

Стремился к вам их сокровенный смысл…

Поэтическая подборка сегодня посвящена непревзойденному мастеру слова, Борису Леонидовичу Пастернаку. Это имя известно, пожалуй, каждому, кто любит поэзию: в разнообразнейшей плеяде поэтов 20 века его стиль и подход к работе со словом невозможно спутать с чьим-либо другим. Тонкий лирик, прекрасный переводчик, глубокий прозаик, Пастернак и сегодня не перестает удивлять и вдохновлять читателя изысканностью и красотой своих произведений.

Те, кто читал мои предыдущие подборки стихотворений в этом блоге, знают, что какой бы ни была тема, в коллекции практически всегда окажется поэзия Бориса Пастернака. Пора отдать ему отдельную страницу: делюсь любимыми стихотворениями поэта. Здесь обо всем: о философии жизни, о безумстве творчества, о природе как бесконечном и неповторимом чуде, о пейзажах, от которых захватывает дух, и, конечно, о любви во всех ее проявлениях. Приглашаю вас вдохновляться вместе!

***

Во всем мне хочется дойти
До самой сути.
В работе, в поисках пути,
В сердечной смуте.

До сущности протекших дней,
До их причины,
До оснований, до корней,
До сердцевины.

Всё время схватывая нить
Судеб, событий,
Жить, думать, чувствовать, любить,
Свершать открытья.

О, если бы я только мог
Хотя отчасти,
Я написал бы восемь строк
О свойствах страсти.

О беззаконьях, о грехах,
Бегах, погонях,
Нечаянностях впопыхах,
Локтях, ладонях.

Я вывел бы ее закон,
Ее начало,
И повторял ее имен
Инициалы.

Я б разбивал стихи, как сад.
Всей дрожью жилок
Цвели бы липы в них подряд,
Гуськом, в затылок.

В стихи б я внес дыханье роз,
Дыханье мяты,
Луга, осоку, сенокос,
Грозы раскаты.

Так некогда Шопен вложил
Живое чудо
Фольварков, парков, рощ, могил
В свои этюды.

Достигнутого торжества
Игра и мука —
Натянутая тетива
Тугого лука.

После грозы

Пронесшейся грозою полон воздух.
Все ожило, все дышит, как в раю.
Всем роспуском кистей лиловогроздыx
Сирень вбирает свежести струю.

Все живо переменою погоды.
Дождь заливает кровель желоба,
Но все светлее неба переходы,
И высь за черной тучей голуба.

Рука художника еще всесильней
Со всех вещей смывает грязь и пыль.
Преображенней из его красильни
Выходят жизнь, действительность и быль.

Воспоминание о полувеке
Пронесшейся грозой уходит вспять.
Столетье вышло из его опеки.
Пора дорогу будущему дать.

Не потрясенья и перевороты
Для новой жизни очищают путь,
А откровенья, бури и щедроты
Душе воспламененной чьей-нибудь.

***

Не волнуйся, не плачь, не труди
Сил иссякших, и сердца не мучай
Ты со мной, ты во мне, ты в груди,
Как опора, как друг и как случай

Верой в будущее не боюсь
Показаться тебе краснобаем.
Мы не жизнь, не душевный союз —
Обоюдный обман обрубаем.

Из тифозной тоски тюфяков
Вон на воздух широт образцовый!
Он мне брат и рука. Он таков,
Что тебе, как письмо, адресован.

Надорви ж его вширь, как письмо,
С горизонтом вступи в переписку,
Победи изнуренья измор,
Заведи разговор по-альпийски.

И над блюдом баварских озер,
С мозгом гор, точно кости мосластых,
Убедишься, что я не фразер
С заготовленной к месту подсласткой.

Добрый путь. Добрый путь. Наша связь,
Наша честь не под кровлею дома.
Как росток на свету распрямясь,
Ты посмотришь на все по-другому.

***

Быть знаменитым некрасиво.
Не это подымает ввысь.
Не надо заводить архива,
Над рукописями трястись.

Цель творчества — самоотдача,
А не шумиха, не успех.
Позорно, ничего не знача,
Быть притчей на устах у всех.

Но надо жить без самозванства,
Так жить, чтобы в конце концов
Привлечь к себе любовь пространства,
Услышать будущего зов.

И надо оставлять пробелы
В судьбе, а не среди бумаг,
Места и главы жизни целой
Отчеркивая на полях.

И окунаться в неизвестность,
И прятать в ней свои шаги,
Как прячется в тумане местность,
Когда в ней не видать ни зги.

Другие по живому следу
Пройдут твой путь за пядью пядь,
Но пораженья от победы
Ты сам не должен отличать.

И должен ни единой долькой
Не отступаться от лица,
Но быть живым, живым и только,
Живым и только до конца.

***

На протяженье многих зим
Я помню дни солнцеворота,
И каждый был неповторим
И повторялся вновь без счета.

И целая их череда
Составилась мало-помалу —
Тех дней единственных, когда
Нам кажется, что время стало.

Я помню их наперечет:
Зима подходит к середине,
Дороги мокнут, с крыш течет
И солнце греется на льдине.

И любящие, как во сне,
Друг к другу тянутся поспешней,
И на деревьях в вышине
Потеют от тепла скворешни.

И полусонным стрелкам лень
Ворочаться на циферблате,
И дольше века длится день,
И не кончается объятье.

Под открытым небом

Вытянись вся в длину,
Во весь рост
На полевом стану
В обществе звезд.

Незыблем их порядок.
Извечен ход времен.
Да будет так же сладок
И нерушим твой сон.

Мирами правит жалость,
Любовью внушена
Вселенной небывалость
И жизни новизна.

У женщины в ладони,
У девушки в горсти
Рождений и агоний
Начала и пути.

Тишина

Пронизан солнцем лес насквозь.
Лучи стоят столбами пыли.
Отсюда, уверяют, лось
Выходит на дорог развилье.

В лесу молчанье, тишина,
Как будто жизнь в глухой лощине
Не солнцем заворожена,
А по совсем другой причине.

Действительно, невдалеке
Средь заросли стоит лосиха.
Пред ней деревья в столбняке.
Вот отчего в лесу так тихо.

Лосиха ест лесной подсед,
Хрустя обгладывает молодь.
Задевши за ее хребет,
Болтается на ветке желудь.

Иван-да-марья, зверобой,
Ромашка, иван-чай, татарник,
Опутанные ворожбой,
Глазеют, обступив кустарник.

Во всем лесу один ручей
В овраге, полном благозвучья,
Твердит то тише, то звончей
Про этот небывалый случай.

Звеня на всю лесную падь
И оглашая лесосеку,
Он что-то хочет рассказать
Почти словами человека.

Петухи

Всю ночь вода трудилась без отдышки.
Дождь до утра льняное масло жег.
И валит пар из-под лиловой крышки,
Земля дымится, словно щей горшок.

Когда ж трава, отряхиваясь, вскочит,
Кто мой испуг изобразит росе
В тот час, как загорланит первый кочет,
За ним другой, еще за этим все?

Перебирая годы поименно,
Поочередно окликая тьму,
Они пророчить станут перемену
Дождю, земле, любви — всему, всему.

***

Любить иных — тяжелый крест,
А ты прекрасна без извилин,
И прелести твоей секрет
Разгадке жизни равносилен.

Весною слышен шорох снов
И шелест новостей и истин.
Ты из семьи таких основ.
Твой смысл, как воздух, бескорыстен.

Легко проснуться и прозреть,
Словесный сор из сердца вытрясть
И жить, не засоряясь впредь,
Все это — не большая хитрость.

***

Я люблю, как дышу. И я знаю:
Две души стали в теле моем.
И любовь та душа иная,
Им несносно и тесно вдвоем;

От тебя моя жажда пособья,
Без тебя я не знаю пути,
Я с восторгом отдам тебе обе,
Лишь одну из двоих приюти.

О, не смейся, ты знаешь какую
О, не смейся, ты знаешь к чему
Я и старой лишиться рискую,
Если новой я рта не зажму.

***

Никого не будет в доме,
Кроме сумерек. Один
Зимний день в сквозном проеме
Незадернутых гардин.

Только белых мокрых комьев
Быстрый промельк маховой,
Только крыши, снег, и, кроме
Крыш и снега, никого.

И опять зачертит иней,
И опять завертит мной
Прошлогоднее унынье
И дела зимы иной.

И опять кольнут доныне
Не отпущенной виной,
И окно по крестовине
Сдавит голод дровяной.

Но нежданно по портьере
Пробежит вторженья дрожь,-
Тишину шагами меря.
Ты, как будущность, войдешь.

Ты появишься из двери
В чем-то белом, без причуд,
В чем-то, впрямь из тех материй,
Из которых хлопья шьют.

***

Я тоже любил, и дыханье
Бессонницы раннею ранью
Из парка спускалось в овраг, и впотьмах
Выпархивало за архипелаг
Полян, утопавших в лохматом тумане,
В полыни и мяте и перепелах.
И тут тяжелел обожанья размах,
Хмелел, как крыло, обожженное дробью,
И бухался в воздух, и падал в ознобе,
И располагался росой на полях.

А там и рассвет занимался.
До двух Несметного неба мигали богатства,
Но вот петухи начинали пугаться
Потемок и силились скрыть перепуг,
Но в глотках рвались холостые фугасы,
И страх фистулой голосил от потуг,
И гасли стожары, и как по заказу
С лицом пучеглазого свечегаса
Показывался на опушке пастух.

Я тоже любил, и она пока еще
Жива, может статься. Время пройдет,
И что-то большое, как осень, однажды
(Не завтра, быть может, так позже когда-нибудь)
Зажжется над жизнью, как зарево, сжалившись
Над чащей. Над глупостью луж, изнывающих
По-жабьи от жажды. Над заячьей дрожью
Лужаек, с ушами ушитых в рогожу
Листвы прошлогодней. Над шумом, похожим
На ложный прибой прожитого. Я тоже
Любил, и я знаю: как мокрые пожни
От века положены году в подножье,
Так каждому сердцу кладется любовью
Знобящая новость миров в изголовье.

Я тоже любил, и она жива еще.
Все так же, катясь в ту начальную рань,
Стоят времена, исчезая за краешком
Мгновенья. Все так же тонка эта грань.
По-прежнему давнее кажется давешним.
По-прежнему, схлынувши с лиц очевидцев,
Безумствует быль, притворяясь незнающей,
Что больше она уж у нас не жилица,
И мыслимо это? Так, значит, и впрямь
Всю жизнь удаляется, а не длится
Любовь, удивленья мгновенная дань?

После дождя

За окнами давка, толпится листва,
И палое небо с дорог не подобрано.
Все стихло. Но что это было сперва!
Теперь разговор уж не тот и по-доброму.

Сначала все опрометью, вразноряд
Ввалилось в ограду деревья развенчивать,
И попранным парком из ливня — под град,
Потом от сараев — к террасе бревенчатой.

Теперь не надышишься крепью густой.
А то, что у тополя жилы полопались,-
Так воздух садовый, как соды настой,
Шипучкой играет от горечи тополя.

Со стекол балконных, как с бедер и спин
Озябших купальщиц,- ручьями испарина.
Сверкает клубники мороженый клин,
И градинки стелются солью поваренной.

Вот луч, покатясь с паутины, залег
В крапиве, но, кажется, это ненадолго,
И миг недалек, как его уголек
В кустах разожжется и выдует радугу.

***

В траве, меж диких бальзаминов,
Ромашек и лесных купав,
Лежим мы, руки запрокинув
И к небу головы задрав.

Трава на просеке сосновой
Непроходима и густа.
Мы переглянемся и снова
Меняем позы и места.

И вот, бессмертные на время,
Мы к лику сосен причтены
И от болезней, эпидемий
И смерти освобождены.

С намеренным однообразьем,
Как мазь, густая синева
Ложится зайчиками наземь
И пачкает нам рукава.

Мы делим отдых краснолесья,
Под копошенье мураша
Сосновою снотворной смесью
Лимона с ладаном дыша.

И так неистовы на синем
Разбеги огненных стволов,
И мы так долго рук не вынем
Из-под заломленных голов,

И столько широты во взоре,
И так покорны все извне,
Что где-то за стволами море
Мерещится все время мне.

Там волны выше этих веток
И, сваливаясь с валуна,
Обрушивают град креветок
Со взбаламученного дна.

А вечерами за буксиром
На пробках тянется заря
И отливает рыбьим жиром
И мглистой дымкой янтаря.

Смеркается, и постепенно
Луна хоронит все следы
Под белой магиею пены
И черной магией воды.

А волны все шумней и выше,
И публика на поплавке
Толпится у столба с афишей,
Неразличимой вдалеке.

Разлука

С порога смотрит человек,
Не узнавая дома.
Ее отъезд был как побег.
Везде следы разгрома.

Повсюду в комнатах хаос.
Он меры разоренья
Не замечает из-за слез
И приступа мигрени.

В ушах с утра какой-то шум.
Он в памяти иль грезит?
И почему ему на ум
Все мысль о море лезет?

Когда сквозь иней на окне
Не видно света божья,
Безвыходность тоски вдвойне
С пустыней моря схожа.

Она была так дорога
Ему чертой любою,
Как моря близки берега
Всей линией прибоя.

Как затопляет камыши
Волненье после шторма,
Ушли на дно его души
Ее черты и формы.

В года мытарств, во времена
Немыслимого быта
Она волной судьбы со дна
Была к нему прибита.

Среди препятствий без числа,
Опасности минуя,
Волна несла ее, несла
И пригнала вплотную.

И вот теперь ее отъезд,
Насильственный, быть может!
Разлука их обоих съест,
Тоска с костями сгложет.

И человек глядит кругом:
Она в момент ухода
Все выворотила вверх дном
Из ящиков комода.

Он бродит и до темноты
Укладывает в ящик
Раскиданные лоскуты
И выкройки образчик.

И, наколовшись об шитье
С не вынутой иголкой,
Внезапно видит всю ее
И плачет втихомолку.

***

Красавица моя, вся стать,
Вся суть твоя мне по сердцу,
Вся рвется музыкою стать,
И вся на рифмы просится.

А в рифмах умирает рок,
И правдой входит в наш мирок
Миров разноголосица.

И рифма не вторенье строк,
А гардеробный номерок,
Талон на место у колонн
В загробный гул корней и лон.

И в рифмах дышит та любовь,
Что тут с трудом выносится,
Перед которой хмурят брось
И морщат переносицу.

И рифма не вторенье строк,
Но вход и пропуск за порог,
Чтоб сдать, как плащ за бляшкою
Болезни тягость тяжкую,
Боязнь огласки и греха
За громкой бляшкою стиха.

Красавица моя, вся суть,
Вся стать твоя, красавица,
Спирает грудь и тянет в путь,
И тянет петь и — нравится.

Тебе молился Поликлет.
Твои законы изданы.
Твои законы в далях лет,
Ты мне знакома издавна.

***

Я кончился, а ты жива.
И ветер, жалуясь и плача,
Раскачивает лес и дачу.
Не каждую сосну отдельно,
А полностью все дерева
Со всею далью беспредельной,
Как парусников кузова
На глади бухты корабельной.
И это не из удальства
Или из ярости бесцельной,
А чтоб в тоске найти слова
Тебе для песни колыбельной.

Определение поэзии

Это — круто налившийся свист,
Это — щелканье сдавленных льдинок.
Это — ночь, леденящая лист,
Это — двух соловьев поединок.

Это — сладкий заглохший горох,
Это — слезы вселенной в лопатках,
Это — с пультов и с флейт — Figaro
Низвергается градом на грядку.

Всё, что ночи так важно сыскать
На глубоких купаленных доньях,
И звезду донести до садка
На трепещущих мокрых ладонях.

Площе досок в воде — духота.
Небосвод завалился ольхою,
Этим звездам к лицу б хохотать,
Ан вселенная — место глухое.

Ночь

Идет без проволочек
И тает ночь, пока
Над спящим миром летчик
Уходит в облака.

Он потонул в тумане,
Исчез в его струе,
Став крестиком на ткани
И меткой на белье.

Под ним ночные бары,
Чужие города,
Казармы, кочегары,
Вокзалы, поезда.

Всем корпусом на тучу
Ложится тень крыла.
Блуждают, сбившись в кучу,
Небесные тела.

И страшным, страшным креном
К другим каким-нибудь
Неведомым вселенным
Повернут Млечный путь.

В пространствах беспредельных
Горят материки.
В подвалах и котельных
Не спят истопники.

В Париже из-под крыши
Венера или Марс
Глядят, какой в афише
Объявлен новый фарс.

Кому-нибудь не спится
В прекрасном далеке
На крытом черепицей
Старинном чердаке.

Он смотрит на планету,
Как будто небосвод
Относится к предмету
Его ночных забот.

Не спи, не спи, работай,
Не прерывай труда,
Не спи, борись с дремотой,
Как летчик, как звезда.

Не спи, не спи, художник,
Не предавайся сну.
Ты — вечности заложник
У времени в плену.

***

Снег идет, снег идет.
К белым звездочкам в буране
Тянутся цветы герани
За оконный переплет.

Снег идет, и всё в смятеньи,
Всё пускается в полет,-
Черной лестницы ступени,
Перекрестка поворот.

Снег идет, снег идет,
Словно падают не хлопья,
А в заплатанном салопе
Сходит наземь небосвод.

Словно с видом чудака,
С верхней лестничной площадки,
Крадучись, играя в прятки,
Сходит небо с чердака.

Потому что жизнь не ждет.
Не оглянешься — и святки.
Только промежуток краткий,
Смотришь, там и новый год.

Снег идет, густой-густой.
В ногу с ним, стопами теми,
В том же темпе, с ленью той
Или с той же быстротой,
Может быть, проходит время?

Может быть, за годом год
Следуют, как снег идет,
Или как слова в поэме?

Снег идет, снег идет,
Снег идет, и всё в смятеньи:
Убеленный пешеход,
Удивленные растенья,
Перекрестка поворот.

Фото книги © Bookmarin

Возможно, вам будет интересна душевная поэзия о детях и родителях, стихи о женщине, осенняя поэзия и коллекция проникновенных стихов о любви.