Девочку совсем еще девчонку с мягкою улыбкой после сна

 
Светлана
Одинокая

Фотография
вложена в старую книжку

Фотография вложена в старую книжку

И забыта среди пожелтевших страниц.

Невысокий, в шинели, какой-то парнишка,

Улыбаясь, глядит из-под длинных ресниц.

Карандашная надпись: «Зима, сорок третий»,

И, чуть ниже, другая: «Погиб как герой»…

Сколько их – безымянных героев – на свете,

Сколько их никогда не вернулось домой!..

Им бы жить без забот, и дружить, и влюбляться,

Только вдруг в летний день объявили войну.

И они, взяв винтовки, в свои восемнадцать,

Шли на фронт – погибать, защищая страну…

Сколько судеб не сложено, песен не спето,

Сколько жен, матерей оставалось без сна…

Так зачем же, зачем в это страшное лето

Вдруг на нашей земле появилась война?!

Из учебника вновь оживает картинка,

Раздвигая границы событий и дат.

Словно в память о прошлом, со старого снимка

Улыбаясь, глядит незнакомый солдат.

Он – герой. Это значит, что он не сдавался,

Это значит, ни шагу не сделал назад.

Может быть, он в окопе один оставался,

Прикрывая собой отступавший отряд,

Может, в грохоте хриплом немецких орудий

Батальон за собою в атаку повел…

Только он не вернулся, как многие люди –

Те, кто с этих боев никогда не пришел.

Пусть нам дорого слишком досталась свобода,

Тем ценнее она для живущих сейчас.

И листок пожелтевший – забытое фото –

Будто памятник всем, кто сражался за нас.

Они отдали жизни, чтоб мир продолжался,

Наступала весна, было пение птиц,

Чтоб мальчишка другой в объектив улыбался

И смущенно глядел из-под длинных ресниц.

Наталья Болдырева – Болдык
 «Странный
дуэт»

Чуть прикасаясь губами к засохшему хлебу,

Запах знакомый вдыхая до чёрных кругов,

Девочка в парке стояла – 

                
          с глазами – в полнеба! –

Тихо дрожа от мороза, без слёз и без слов.

Из темноты незаметно щенок появился,

Вытянул морду и, глядя ей прямо в глаза,

Нет, не скулил – он как будто бы Богу молился,

Воздух глотая, и взглядом по хлебу скользя…

Глянула вниз, по-старушечьи губы поджала,

В зябкой ладони зажав драгоценный кусок,

Бросилась в сторону и, как могла, побежала…

Спал Ленинград. 

                  
А чужой, ненавистный щенок

Лёг на живот и пополз по январскому снегу,

Жалко скуля, и надеясь беглянку догнать.

Та поскользнулась на льду и упала с разбегу,

Несколько раз попыталась подняться и встать,

Но, обессилев, вздохнула, свернулась клубочком,

Вспомнила бабушку, деда, сестрёнку и мать,

Крепко вцепившись в тот самый, заветный, кусочек,

Нет, не заплакала – Пушкина стала читать.

В воздухе таяла, таяла музыка строчек.

Злая луна почему-то мерцала свечой…

К жизни вернул её маленький тёплый комочек,

Громко сопел он и тыкался носом в плечо.

Из-под ресниц покатились солёные льдинки,

Тонкие руки на ощупь упрямца нашли,

Хлеб разломили и дали ему половинку,

К сердцу прижали и этим от смерти спасли…

Чуда не вышло. Нева подо льдом клокотала!

Но никого не шокировал странный дуэт:

Мёртвая девочка тихо спала у вокзала

С мёртвым щенком на руках. Занимался рассвет…

Бессмертный Полк

Лора Тасси

Во времена последних ветеранов,

Когда герои стали не нужны,

Опять бушует ветер непрестанно

И отголоски слышатся войны.

Кричат, что наш народ не победитель,

Он-оккупант, он никого не спас…

Теперь должны мы прадедов  стыдиться,

В день праздника не поднимая глаз.

Должны подростки следовать примеру

(Не зря в России любят дураков)

Тех, кто выходит чествовать Бандеру

И ленточки срывать со стариков.

Стирает время память, судьбы, лица,

И где-то в пропаганде знают толк.

Но острой костью в горле заграницы

Идёт по городам Бессмертный Полк.

Глядят сурово юноши с портретов,

Безусые, огнём опалены…

И правнук станет старше этим летом

Курсанта, не пришедшего с войны.

Там самолёты разрезали небо

На синие и чёрные холсты.

И ждали, словно манну, крошку хлеба,

Но падали лишь бомбы с высоты.

Там Бухенвальд, там дети Ленинграда,

Там выжженная чёрная трава…

И это все забыть сегодня надо

Живущим и не помнящим родства.

Уже твердят, что День Победы – лишний,

Дай повод поглумиться над людьми.

Но посмотри на рыжего мальчишку,

Обычного мальчишку лет восьми.

На нем пилотка. Он сегодня счастлив,

В одной руке сжимая ордена.

Другой – прижат поближе к сердцу прадед:

Богата на дожди у нас весна.

За мир, за радость детства, за Победу

Пройдёт планету вдоль и поперёк.

И прадед улыбается с портрета,

А значит, будет жить Бессмертный Полк!

Тихвин,
14 октября 1941 года 

Они были уже далеко от блокады –

Вывозимые в тыл ленинградские дети.

Где-то там, позади артобстрелов раскаты,

Вой сирен, стук зениток в прожекторном свете,

Надоевшие бомбоубежищ подвалы,

Затемненных домов неживые громады,

Шёпот мам на тревожном перроне вокзала:

“Будет всё хорошо, и бояться не надо!…”

А потом путь по Ладоге, штормом объятой,

Волны, словно таран, били в баржи с разгона.

Наконец, твёрдый берег – уже за блокадой!

И опять пересадка, и снова в вагоны.

Они были уже далеко от блокады,

Всё спокойней дышалось спасаемым детям,

И стучали колёса: “Бояться не надо!

Бояться не надо! Мы едем! Мы едем!”

Поезд встал, отдуваясь, на станции Тихвин.

Паровоз отцепился, поехал пить воду.

Всё вокруг, как во сне, было мирным и тихим…

Только вдруг крик протяжный за окнами: “Воздух!”

“Что случилось?” – “Налёт. Выходите быстрее!..” –

“Как налёт? Но ведь мы же далёко от фронта…” –

“Выводите детей из вагонов скорее!..”

А фашист уже груз сыпанул с разворота.

И опять свист и вой души детские рвали,

Словно дома, в кошмарной тревог круговерти.

Но сейчас дети были не в прочном подвале,

А совсем беззащитны, открыты для смерти.

Взрывы встали стеной в стороне, за домами.

Радость робко прорвалась сквозь страх: “Мимо! Мимо!”

И душа вновь припала к надежде, как к маме –

Ведь она где-то рядом, неслышно, незримо…

А над станцией снова свистит, воет, давит,

Бомбы к детям всё ближе, не зная пощады.

Они рвутся уже прямо в детском составе.

“Мама!.. Ты говорила: бояться не надо!..”

Есть на тихвинском кладбище, старом, зелёном,

Место памяти павших героев сражений.

Здесь в дни воинской славы склоняются знамёна,

Рвёт минуту молчанья салют оружейный.

А в другой стороне в скромной братской могиле

Спят погибшие здесь ленинградские дети.

И цветы говорят, что о них не забыли,

Что мы плачем о них даже в новом столетье.

Помолчим возле них, стиснув зубы упрямо,

Перечтём вновь и вновь скорбный текст обелиска,

И почудятся вдруг голоса: “Мама! Мама!

Приезжай, забери нас отсюда! Мы близко!..”
(А. Молчанов)

Солдатский треугольник

Татьяна Лаврова -Волгоград

Помятый пожелтевший треугольник,

Листок тетрадный в клеточку, простой.

Кривые строки по сердцу – так больно,

Написаны мальчишеской рукой:

– Везут на Запад. Нас в вагоне много.

Мальчишки все, такие же, как я.

Беседуем, чтоб скоротать дорогу.

Здесь все свои, мы как одна семья.

Ты не грусти, маманя, мы ж пехота!

За Родину, за братьев, за отцов

Мы повоюем, верь. А жить охота!

Но за тебя я жизнь отдать готов!

Ну, всё, целую. Станция. Здесь почта.

И снова в путь, чтоб встретиться с врагом.

Храни, Господь! Жаль, некому помочь-то…

Вот я вернусь, и будет всё ладОм.

Письмо ушло, а поезд под бомбёжку

Попал всего лишь через два часа.

Тела, припасы, котелки и ложки…

И сгустки крови в светлых волосах…

А фронт далёко, здесь не поле боя,

Здесь братская могила… Сотни душ.

И только ветер по погибшим воет,

Да вороньё спешит сорвать свой куш…

Помятый пожелтевший треугольник

За образами. Нет ему цены.

Кривые строки по сердцу – так больно…

Как весточка проклятой той войны…

Клубочек

Татьяна Лаврова -Волгоград

Клубочек тихо прячется в ладонях,

Мелькают пальцы, скручивая нить.

И мысли в такт, как с водопоя кони,

Бегут вперёд, их не остановить.

В очках немодных, в стареньком халате

Сидит старушка, молча, у окна.

Неяркий свет, тепло и тихо в хате.

То вяжет, то прядёт и всё одна.

А ведь бывало шумное веселье,

Сыны и дочки, мужнин добрый взгляд.

Рукастый, сноровИстый, всё при деле.

Война взяла, не возвратив назад.

Сыночки спят в могилах по России.

От Волги до границы дружно шли.

– Ты жди, маманя, – в письмах всё просили,

Да в Польше под Варшавой полегли.

Дочь среднюю в чужбину проводила.

Семнадцать было, только расцвела!

Да только и её война сгубила…

– Не доглядела я, не сберегла.

А губы шепчут имена и даты.

Перед глазами младшая стоит,

Растерзанная вражеским солдатом…

Сколь лет прошло, а сердце всё болит.

Клубочек тихо прячется в ладонях,

Мелькают пальцы, скручивая нить.

– Устала я. Душа болит и стонет.

Устала мать за деток своих жить.

Девочка, прошедшая войну

Татьяна Лаврова -Волгоград

Девушку, совсем ещё девчонку,

С мягкою улыбкой после сна,

В скромном платье, с бАнтами и чёлкой

Увела безжалостно война.

Ужас, кровь и грохот канонады,

Госпиталь, походный медсанбат…

Твёрдо знала девочка, что надо

Боль перетерпев, спасать солдат.

Маленькими ловкими руками

Бинтовала раненых, слепых.

Сколько писем написала мамам

За безруких пареньков седых.

На шинели ордена, медали,

Выправка военная и стать.

Только деток руки не держали,

Не успела деток нарожать.

Всех, кто дорог был, любим и близок,

Забрала разлучница-война.

Пожелтевший обгоревший снимок:

Два солдата в форме и она.

Предлагали сердце, душу, руку.

Жизнь, как в сказке, счастье чередой.

Да лежит один в Великих Луках,

А под Сталинградом спит другой.

И стоит в печали одинокой

Слушая ночную тишину,

Ставшая седою раньше срока

Девочка, прошедшая войну.

Не забывайте, люди, о войне!

Светлана Овсюк

Не забывайте, люди, о войне!

Пред выжившими – головы склоняйте!

Героев павших молча вспоминайте,

В минуты скорби, стоя в тишине.

Не забывайте, люди, страшный день,

Когда земля от взрывов содрогнулась,

И  чёрными фонтанами взметнулась,

И тёмная над миром встала  тень.

Не забывайте, люди, тех солдат,

Что отстояли у врага Отчизну,

Что в землю полегли во имя жизни

И не вернутся им  уже   назад.

Не забывайте, люди день когда,

Салют Победы взвился над страною.

И озаряя  белый свет собою,

Он в памяти остался  навсегда!

Не забывайте, люди о войне!

Пред выжившими, – головы склоняйте!

Героев павших, молча вспоминайте

В минуты скорби, стоя в тишине.

Ещё у земли не зажили все раны…

Мерщий Галина

Ещё у земли не зажили все раны,

Лесами окопы не все заросли.

И живы ещё той войны ветераны –

И низкий поклон им, до самой земли.

Досталась победа ценой дорогою –

В обнимку со смертью ходили не раз.

За Родину жизнь отдавали герои,

За мир и за солнце, что светит для нас.

В бессмертном полку бесконечной колонной

Потомки идут тех погибших бойцов,

С войны не вернувшихся, их миллионы,

Братишек, сестрёнок, сынов и отцов.

Сегодня и я в той колонне шагаю

С портретом отца… Он вернулся домой

Из ада войны в дни победного мая,

Израненный весь, но живой.., но живой…

Ночами кричал он во сне и в атаку

Срывался с постели, грозя костылём.

И кружку в окно он швырял, как гранату:

“Ни шагу назад! За Отчизну умрём!”

Катилась слеза по щеке его бледной –

Товарищей вспомнив, не плакать не мог…

Стирала бинты моя мама усердно

И раны лечила прострелянных ног…

А раны душевные время лечило.

И память порой не давала уснуть…

Не могут забыть ветераны, что было.

Потомок! И ты никогда не забудь!

Июньский тот рассвет… перед войной

Мерщий Галина

Шёл сорок первый год…Начало лета.

Обилье утренних, хрустальных рос.

Звенели косы в тишине рассвета –

С рассветом начинался сенокос.

Тускнели звёзды в мирном поднебесье,

Вдали над лесом розовел Восток.

Лилась над полем жаворонка песня,

По сонным травам веял ветерок.

И кланялись пшеничные колосья –

Катилась полем лёгкая волна…

И донеслись вдруг взрывов отголосья –

Перечеркнула ЭТО всё ВОЙНА!

Уже клубились чёрным дымом дали.

Звала Отчизна-мать сынов на бой…

И голос Левитана, крепче стали,

Звенел в сердцах натянутой струной.

Одна беда коснулась разных судеб,

И стала всем Война одной Судьбой…

Спасённый Мир вовеки не забудет

Июньский тот рассвет…перед войной…

Ленинградец

Сергей Сухонин

Сегодня не бомбили, и с ласкового неба

Вдруг музыкой упала тишина,

Да только не согреться, и нет ни крошки хлеба.

Блокада. Бесконечная зима.

Карандаша огрызок я взял из под подушки,

Он, неприметный, в печке лишь чудом не сгорел,

И на листке последнем рисую я осьмушку..

Нет, полбуханки хлеба – уж очень есть хотел.

Хотя, наверно, мог бы и целую буханку

Нарисовать украдкой, но страх меня берет.

Куда мне, первоклашке, с гранатою под танки,

А значит – иждивенец я, а значит – лишний рот.

А хлеб-то получился почти как настоящий,

Я даже запах чую с морозом пополам.

Нет ничего вкуснее, и ничего нет слаще,

Чем он ржаной, промерзший кусок на двадцать грамм!

Но, что же я любуюсь один таким богатством?

С сестренкою и мамой разделим мы обед.

Я в валенках, шатаясь, иду к большой кровати

По голому бетону, где раньше был паркет.

А на кровати этой, под рваным одеялом,

Они спят крепко-крепко уже…четыре дня.

Я прислонился к спинке, и хлебную бумагу

Делю на маму с Катькой, а так же на меня.

Все поровну, все честно, я на кровать их доли,

Законные их доли тихонько положил…

Но мама ведь большая, и ей бы дать поболе,

А маленькая Катька совсем лишилась сил.

И, треть свою, помешкав, я снова разрываю

Напополам, хоть это мне душу бередит,

Потом к ним забираюсь, и долго засыпаю,

Боясь пошевелиться, и Катьку разбудить…

Прошу прощения за крупный шрифт. Побоялась редактировать.

Тэги: Конкурс чтецов, Стихи о войне, Стихи к Дню Победы

1. 
   ^

https://www.liveinternet.ru/users/3596969/post125616592/
Легкий школьный вальс тоже был у нас,
У него судьба была такая:
Помню как сейчас, наш десятый класс
Закружила вьюга фронтовая.

Фронтовой санбат у лесных дорог
Был прокурен и убит тоскою.
Но сказал солдат, что лежал без ног:
“Мы с тобой, сестра, еще станцуем”.

А сестра, как мел, вдруг запела вальс,
Голос дрогнул, закачался зыбко.
Улыбнулась всем: “Это я для вас”, –
А слеза катилась на улыбку.

Сколько лет прошло – не могу забыть
Тот мотив, который пелся с болью.
Сколько лет прошло – не могу забыть
Мужество солдатское и волю.

2. 
   ^ https://www.liveinternet.ru/users/3596969/post125616592/
   Девушку, совсем ещё девчонку,
   С мягкою улыбкой после сна,
   В форме школьной, с бантами и чёлкой
   Увела безжалостно война.

   В медсанбатах фронтовых походных,
   В городах, пылающих огнём
   Всех солдат израненных, голодных
   Возвращала к жизни день за днём.

   Маленькими ловкими руками
   Бинтовала раненых, слепых.
   Сколько писем написала мамам
   За безруких пареньков седых.

   На шинели ордена, медали,
   Выправка военная и стать.
   Только деток руки не держали,
   Не успела деток нарожать.

   Всех, кто дорог был, любим и близок,
   Забрала разлучница-война.
   Пожелтевший обгоревший снимок:
   Два солдата в форме и она.

   Предлагали сердце, душу, руку.
   Жизнь, как в сказке, счастье чередой.
   Да лежит один в Великих Луках,
   А под Сталинградом спит другой.

   И стоит в печали одинокой
   Слушая седую тишину,
   Бабушкою ставшая до срока
   Девочка, прошедшая войну.

^

https://www.liveinternet.ru/users/3596969/post125616592/

На носилках, около сарая,
На краю отбитого села,
Санитарка шепчет, умирая:
– Я еще, ребята, не жила…

И бойцы вокруг нее толпятся
И не могут ей в глаза смотреть:
Восемнадцать – это восемнадцать,
Но ко всем неумолима смерть…

Через много лет в глазах любимой,
Что в его глаза устремлены,
Отблеск зарев, колыханье дыма
Вдруг увидит ветеран войны.

Вздрогнет он и отойдет к окошку,
Закурить пытаясь на ходу.
Подожди его, жена, немножко –
В сорок первом он сейчас году.

Там, где возле черного сарая,
На краю отбитого села,
Девочка лепечет, умирая:
– Я еще, ребята, не жила…

^

https://www.liveinternet.ru/users/3596969/post125616592/
В палате медсанбата, у окна
Из жизни уходил парнишка юный.
Над ним в слезах склонилась медсестра.
Год сорок пятый, первый день июня.

Совсем недавно кончилась война,
Но раны тяжелы и не зажили.
Не зная как помочь теперь, она
Молила Богу, чтобы век ему продлили.

А он в беспамятстве в атаку шёл.
И падал вновь и вновь свинцом сражённый.
Но путь к Победе, как и все, нашёл,
Наш юный воин, жизнью обделённый.
Так что ж с того, вот только очень жаль,
Что с мамой больше встретиться не сможет.
И в дом войдёт не радость, а печаль,
И душу, словно червь, обида гложет.

Кричал что больно: «Мама, помоги!»…
Ему казалось, что она здесь, рядом.
И так хотелось ей отдать долги,
И хоть разок ещё обнять, хотя бы взглядом.

А медсестра не мама, но она
Его всё утешала, и просила
Чтоб небо сжалилось, и синева
В его глазах подольше бы светила.

Но поздней ночью он в последний раз
Открыл глаза и слабо улыбнулся.
Ей тихо прошептал: «Я помнить Вас
Поверьте, буду…», а потом запнулся.

И похоронка полетит домой
Что смертью храбрых пал на поле брани
Ваш сын Сергей, совсем ещё малой.
И будет горе в Туле иль Рязани…
^

https://www.liveinternet.ru/users/3596969/post125616592/
У неё на погонах две лычки
И бинтом перевязан рукав.
Она служит в полку медсестричкой
И не может запомнить устав.

У него на погонах две острых
Звезды лейтенантских блестят.
Он командует взводом и просто
Чай заходит попить в медсанбат.

Любовь ведь званьями не мерят
И на войне она живёт.
В неё наверно просто верят,
Любовь всё знает наперёд.

Сансумка и его планшет,
Приказы и её пинцет.
Краской на танке малюет солдат:
“Младший сержант плюс лейтенант”.
^

Улыбнись, медсестричка Наташа!
Подари тёплый, ласковый взгляд.
Жаль, что встреча случайная наша
Не вернёт все былое назад.

Этот взгляд и лицо дорогое,
Свет сияющих радостью глаз
С той улыбкой, что многого стоит,
Видел раньше во сне я ни раз.

Вспоминаю: – «К больничной кровати
Был прикован, сил не было встать.
Милым ангелом в белом халате
Ты явилась больного спасать.

Торопливо в палату входила,
Чтобы боль заглушить поскорей,
И к хирургам меня проводила,
Нежно обняв рукой у дверей.

…Не спеша, возвращалось сознанье.
Светлый образ возник предо мной –
Наклонившись, само обаянье
Увлажняло мне губы водой.

Нежно раны мои бинтовала,
Помогала на ноги вставать.
Терпеливо лекарства давала,
И еду подавала в кровать».

А была ты – почти что ребёнок,
Медучилища гордость и цвет.
Но в душе твоей, видно с пелёнок,
Уж горел сострадания свет.

…Годы шли, и случайная встреча
Неожиданно сблизила нас.
В майский, тёплый и памятный вечер
Вновь увидел я блеск твоих глаз.

Он манил к себе сердце больное,
Как огонь мотылька в темноте.
Мы в весеннем саду были двое,
Поклоняясь его красоте.

Нас деревья в цвету опьяняли.
Молчаливые стражи любви
Лепестки, словно слёзы, роняли,
Ей шептали:-“Не гасни – живи!”.

Мимо счастье прошло, понимаю.
Но себя всё ж на мысли ловлю:
-“С нежной страстью тебя обнимаю,
И, как прежде, безумно люблю!”

Возраст мой той любви – не помеха.
Пусть живёт незабвенной мечтой
Угасающей жизни утеха –
Образ милый, любимой, святой.

Ты приходишь в мой дом одинокий,
Если вдруг возвращается боль.
Нрав её и характер жестокий
Укрощает твоя лишь любовь.

Боль уходит, прощаясь небрежно,
Воцаряется в сердце покой …,
Так живёшь ты в душе моей нежной,
Милосердной, любимой сестрой.

30 августа 2012
^

msestra.ru›viewtopic.php?t=23
Однажды мне довелось беседовать с пожилой женщиной. Она рассказала мне историю, каких было тысячи, наверное, во время Великой Отечественной. В госпитале далеком от военных действий она,будучи медицинской сестрой познакомилась с молодым лейтенантом, привезенным в госпиталь после серьезного ранения. Любовь их, по словам моей собеседницы, носила характер исключительно платонический, а их история так ничем и не закончилась. Лейтенанта комиссовали и он вернулся к мирной жизни, а медсестра потом, после войны создала свою семью, родила двоих детей.
Из этого простенького устного рассказа пожилой женщины несколько лет назад родилось у меня стихотворение “Медсестра”.

Помню осень, я седой мальчишка
В госпиталь из боя привезен.
И чудная медсестра Иришка
закричала: «Миленький, спасен»!

Помню, все вокруг меня жалели,
Все спросить пытались о семье,
Словно в экспонат в меня глядели
Все врачи. И улыбались мне.

Я же очень грустными глазами,
Изучал Иришкины глаза,
Я б глазницы выплакал слезами,
Но не мог, не шла она – слеза.

Видел я обычную девчонку,
Без родни, без теплого угла.
Под халатом серую юбчонку,
Родинку, как звездочка у рта.

Видел, как она меня жалеет,
Слышал, как рыдает по ночам.
Знал – ведь мало что она умеет.
Разве только подражать врачам.

И сказать хотелось ей: «Родная,
ты устала очень, отдохни.
Ты, Иришка, хрупкая такая
для меня себя побереги».

Но, как будто, неживой лежал я,
Все смотрел, как мается она.
Ничего о ней совсем не зная,
Я тогда узнал ее сполна.

А она смеялась, говорила:
«Если б кончилась сейчас война,
Я бы платье из кримплена сшила
И на танцы сразу же пошла.

А вокруг красавцы – кавалеры
Руки целовали бы мои,
И кружились в танце мы без меры,
Если б только не было войны».

Через месяц мы уже гуляли
В госпитальном слякотном саду,
Опьяненно осенью дышали,
Тихо, без войны, будто в раю.

А потом на госпиталь упала
Бомба. Постоянно здесь бомбят.
Медсестры Иришки вдруг не стало.
Высох и поник больничный сад.

Много лет прошло, и даже слишком,
Но забыть ту осень не могу,
И чудную медсестру Иришку,
Ту, что ненавидела войну.

8. Е.Базаров

msestra.ru›viewtopic.php?t=23
Натянув с халатом
Маску королевы,
Всякому сестра ты,
Даром, что от Евы…

Сколько этих братцев
Вертится вокруг,
Со шприцом и ваткой
Замечаешь вдруг.

Жаль, мешают разные
Выполнять сой долг…
Может, не заразные –
Не об этом толк:

Их глаза блудливые
Сверлят сквозь халат,
Руки похотливые
Лезут – где хотят…

Трудно девушке честной
По ночам служить…
Впечатлительной такой
Грех не пережить!

Трудно выбрать час-другой
На свои дела,
Что бы встретилась любовь,
Где и не ждала…

Вдруг, – какой ни будь, кто был
Вредным и больным,
Станет, (экий сукин сын)
Милым и родным…

И дрожит, как в клетке птах
Сердце от звонка,
Трубку дергает в сердцах
Девичья рука:

Нет, не он… Но ни-и-чего,
Интересный голос!
Та же быстрая рука
Поправляет волос

Сердце тянется к любви,
Это не игра…
Выжидай. И се-ля-ви,
Некто, медсестра! 1986

^ Свидетельство о публикации №1501311024
60-летию Победы посвящается.

msestra.ru›viewtopic.php?t=23

Уже десятый класс окончен –
Улыбки, танцы и цветы…
Счастливой ты была под солнцем,
Пока не сбывшейся мечты.

Твой взгляд всегда стремился в небо.
Он любопытен был и строг.
И небо звёздами горело,
Их неизвестно кто зажёг.

Мечтательно всегда смотрела
На звёзды, жёлтую луну,
Как-будто очень знать хотела,
Свою любовь, свою судьбу.

Светлело небо, звёзды блекли,
Вокруг покой и тишина…
Вдруг засверкало, загремело –
Нежданно к нам пришла война.

Серьёзны очи заблистали
И бледным стало всё лицо.
Шинель одела без печали,
Взяла винтовку на плечо.

Ходила в бой со всеми вместе.
Сестрой была всегда бойцам –
Спасала их от верной смерти,
Назло спасала всем смертям.

Боец страдал от ран жестоких
В бреду на помощь маму звал
Тепло души и чувств глубоких,
Всегда сполна он получал.

Была ты матерью и другом,
Подругой нежной и врачом.
Была врагом ты всем недугам,
В тылу надёжном, под огнём.

Была звездой ты путеводной,
Во мраке ужаса войны.
Осталась милой, благородной,
Какой всегда являлась ты.

Была краса – не увядала,
Мечта в душе вела всех в бой.
Хоть небо и тревожным стало,
Светились звёзды над тобой.

Ты претерпела страх и муки
И мир настал, любовь пришла.
И дети выросли и внуки –
Мечту заветную нашла.

А звёзды также всё мерцают
И льётся бледный свет луны.
Подруги боевые вспоминают,
Всех тех, кто не пришёл с войны.

^

msestra.ru›viewtopic.php?t=23

Когда, упав на поле боя –
И не в стихах, а наяву, –
Я вдруг увидел над собою
Живого взгляда синеву,

Когда склонилась надо мною
Страданья моего сестра, –
Боль сразу стала не такою:
Не так сильна, не так остра.

Меня как будто оросили
Живой и мертвою водой,
Как будто надо мной Россия
Склонилась русой головой!.. 1942

^ Милые красавицы России Ярослав Смеляков

msestra.ru›viewtopic.php?t=23

В буре электрического света
Умирает юная Джульетта.

Праздничные ярусы и ложи
Голосок Офелии тревожит.

В золотых и темно-синих блестках
Золушка танцует на подмостках.

Наши сестры в полутемном зале,
Мы о вас еще не написали.

В блиндажах подземных, а не в сказке,
Наши жены примеряли каски.

Не в садах Перро, а на Урале
Вы золою землю удобряли.

На носилках длинных под навесом
Умирали русские принцессы.

Возле в государственной печали,
Тихо пулеметчики стояли.

Сняли вы бушлаты и шинели,
Старенькие туфельки надели.

Мы еще оденем вас шелками,
Плечи вам согреем соболями.

Мы построим вам дворцы большие,
Милые красавицы России.

Мы о вас напишем сочиненья,
Полные любви и удивленья.

1945
^

msestra.ru›viewtopic.php?t=23
Посв. памяти баронессы Ю. П. Вревской

Семь дней, семь ночей я дрался на Балканах,
Без памяти поднят был с мёрзлой земли;
И долго, в шинели изорванной, в ранах,
Меня на скрипучей телеге везли;
Над нами кружились орлы, — ветер стонам
Внимал, да в ту ночь, как по мокрым понтонам
Стучали копыта измученных кляч,
В плесканьях Дуная мне слышался плач.

И с этим Дунаем прощаясь навеки,
Я думал: едва ль меня родина ждёт!..
И вряд ли она будет в жалком калеке
Нуждаться, когда всех на битву пошлёт…
Теперь ли, когда и любовь мне изменит,
Жалеть, что могила постель мне заменит!..
— И я уж не помню, как дальше везли
Меня то ухабам румынской земли…

В каком-то бараке очнулся я, снятый
С телеги, и — понял, что это — барак;
День ярко сквозил в щели кровли досчатой,
Но день безотраден был, — хуже, чем мрак…
Прикрытый лишь тряпкой, пропитанной кровью,
В грязи весь, лежал я, прильнув к изголовью,

И, сам искалеченный, тупо глядел
На лица и члены истерзанных тел.
И пыльный барак наш весь день растворялся:
Вносили одних, чтоб других выносить;
С носилками бледных гостей там встречался
Завёрнутый труп, что несли хоронить…
То слышалось ржанье обозных лошадок,
То стоны, то жалобы на распорядок…
То резкая брань, то смешные слова,
И врач наш острил, засучив рукава…

А вот подошла и сестра милосердья! —
Волнистой косы её свесилась прядь.
Я дрогнул. — К чему молодое усердье?
«Без крика и плача могу я страдать…
Оставь ты меня умереть, ради Бога!»
Она ж поглядела так кротко и строго,
Что дал я ей волю и раны промыть, —
И раны промыть, и бинты наложить.

И вот, над собой слышу голос я нежный:
«Подайте рубашку!» и слышу ответ, —
Ответ нерешительный, но безнадежный:
«Все вышли, и тряпки нестиранной нет!»
И мыслю я: Боже! какое терпенье!
Я, дышащий труп, — я одно отвращенье
Внушаю; но — нет его в этих чертах
Прелестных, и нет его в этих глазах!

Недолго я был терпелив и послушен:
Настала унылая ночь, — гром гремел,
И трупами пахло, и воздух был душен…
На грязном полу кто-то сонный храпел…
Кое-где ночники, догорая, чадились,
И умиравшие тихо молились
И бредили, — даже кричали «ура!»
И, молча, покойники ждали утра…

То грезил я, то у меня дыбом волос
Вставал: то, в холодном поту, я кричал:
«Рубашку — рубашку!..» и долго мой голос
В ту ночь истомлённых покой нарушал…
В туманном мозгу у меня разгорался
Какой-то злой умысел, и порывался
Бежать я, — как вдруг, слышу, катится гром,
И ветер к нам в щели бьёт крупным дождём…

Притих я, смотрю, среди призраков ночи,
Сидит, в красноватом мерцанье огня,
Знакомая тень, и бессонные очи,
Как звёзды, сквозь сумрак, глядят на меня.
Вот встала, идёт и лицо наклоняет
К огню и одну из лампад задувает…
И чудится, будто одежда шуршит,
По белому тёмное что-то скользит…

И странно, в тот миг, как она замелькала
Как дух, над которым два белых крыла
Взвились, — я подумал: бедняжка устала,
И если б не крик мой, давно бы легла!..
Но вот, снова шорох, и — снова в одежде
Простой (в той, в которой ходила и прежде),
Она из укромного вышла угла,
И светлым виденьем ко мне подошла —

И с дрожью стыдливой любви мне сказала:
«Привстань! Я рубашку тебе принесла»…
Я понял, она на меня надевала
Бельё, что с себя потихоньку сняла.
И плакал я. — Детское что-то, родное,
Проснулось в душе, и моё ретивое
Так билось в груди, что пророчило мне
Надежду на счастье в родной стороне…

И вот, я на родине! — Те же невзгоды,
Тщеславие бедности, праздный застой.
И старые сплетни, и новые моды…
Но нет! не забыть мне сестрицы святой!
Рубашку её сохраню я до гроба…
И пусть наших недругов тешится злоба!
Я верю, что зло отзовётся добром: —
Любовь мне сказалась под Красным Крестом.
1878. Марта 6 Я.П.Полонский
^

https://www.liveinternet.ru/

Бойцам Ижорского батальона посвящается…
Взлетали в небо доты и окопы,

Взорвался шквал смертельного свинца –

Ударил в лоб «хозяина» Европы

Стальной кулак ижорского бойца!
Земля в огне стонала и металась.
Вокруг одни пожарища видны.
Нигде живой травинки не осталось –
Всё сожжено дыханием войны.
Враг озверел. В агонии предсмертной,
Остервеневший, беспощадно злой,
Пополз туда, где в дымке предрассветной
Виднелось Колпино, окутанное мглой.
И грянул бой. Посёлок Красноборский
Чернел от трупов вражеских солдат.
Сражался насмерть батальон Ижорский,
Закрыв рабочим сердцем Ленинград.
Сцепились с рёвом в схватке рукопашной:
Ножи, приклады, зубы – всё в ходу!
И бились с яростью жестокой, страшной,
С такой, что даже слова не найду…
Я ранен был. Очнулся перед утром.
Моргают звёзды тысячами глаз,
Со мной навек прощаются как будто,
И я заплакал, в жизни первый раз,
Ни рук, ни ног не чувствую от боли.
Конец. Погибнуть, видно, суждено.
Вдруг слышу шорох. Медленно по полю
Ползёт ко мне какое-то пятно.
Забыв о ранах, я схватил винтовку.
И потерял сознание. Потом
Пришёл в себя и слышу: кто-то ловко,
По – женски мягко возится с бинтом.
Вгляделся : девушка, совсем девчонка,
Ну, лет семнадцать, больше и не дашь.
С трудом меня заволокла в воронку,
А может быть, в разрушенный блиндаж,
И, отдышавшись, мило улыбнулась,
Пыталась сумку снять с усталых плеч.
И вдруг как будто птица встрепенулась,
Услышав рядом лаящую речь:
Четыре немца в пёстрых маскхалатах
Мелькнули тенью метрах в десяти…
Обняв меня за шею, словно брата,
Она шепнула:”Нам пора идти”.
Идти не мог я. Тело всё распухло,
И даже пальцем шевельнуть не мог.
Лежал в бинтах, как тряпочная кукла,
В кровавой марле с головы до ног…
Сейчас себе представить невозможно:
Откуда силы девушка взяла ?!
Несла меня так нежно, осторожно,
Как-будто что хрустальное несла.
Потом через воронки, через ямы,
В грязи, уставшая, и тяжело дыша,
Ползла к своим настойчиво, упрямо
Из лап немецких вырваться спеша…
Уже осталось, может, метров триста,
Уже виднелись наши блиндажи,
Но нас заметили разведчики-фашисты,
И лопнул выстрел в утренней тиши.
Сестра меня запрятала в воронку,
И захватив с собою автомат,
Она подальше отползла, в ?