Да ветру неведом не покой не сладкий сон

Елизавете Ивановне Дмитриевой

В мирах любви — неверные кометы —
Закрыт нам путь проверенных орбит!
Явь наших снов земля не истребит, —
Полночных солнц к себе нас манят светы.

Ах, не крещён в глубоких водах Леты
Наш горький дух, и память нас томит.
В нас тлеет боль внежизненных обид —
Изгнанники, скитальцы и поэты!

Тому, кто зряч, но светом дня ослеп, —
Тому, кто жив и брошен в тёмный склеп,
Кому земля — священный край изгнанья,

Кто видит сны и помнит имена, —
Тому в любви не радость встреч дана,
А тёмные восторги расставанья!

Венок сонетов

1

В мирах любви неверные кометы,
Сквозь горних сфер мерцающий стожар —
Клубы огня, мятущийся пожар,
Вселенских бурь блуждающие светы, —

Мы вдаль несём… Пусть тёмные планеты
В нас видят меч грозящих миру кар, —
Мы правим путь свой к солнцу, как Икар,
Плащом ветров и пламени одеты.

Но, странные, — его коснувшись, прочь
Стремим свой бег: от солнца снова в ночь —
Вдаль, по путям парабол безвозвратных…

Слепой мятеж наш дерзкий дух стремит
В багровой тьме закатов незакатных…
Закрыт нам путь проверенных орбит!

2

Закрыт нам путь проверенных орбит,
Нарушен лад молитвенного строя…
Земным богам земные храмы строя,
Нас жрец земли земле не причастит.

Безумьем снов скитальный дух повит.
Как пчёлы мы, отставшие от роя!..
Мы беглецы, и сзади наша Троя,
И зарево наш парус багрянит.

Дыханьем бурь таинственно влекомы,
По свиткам троп, по росстаням дорог
Стремимся мы. Суров наш путь и строг.

И пусть кругом грохочут глухо громы,
Пусть веет вихрь сомнений и обид, —
Явь наших снов земля не истребит!

3

Явь наших снов земля не истребит:
В парче лучей истают тихо зори,
Журчанье утр сольётся в дневном хоре,
Ущербный серп истлеет и сгорит,

Седая зыбь в алмазы раздробит
Снопы лучей, рассыпанные в море,
Но тех ночей — разверстых на Фаворе —
Блеск близких солнц в душе не победит.

Нас не слепят полдневные экстазы
Земных пустынь, ни жидкие топазы,
Ни токи смол, ни золото лучей.

Мы шёлком лун, как ризами, одеты,
Нам ведом день немеркнущих ночей, —
Полночных солнц к себе нас манят светы.

4

Полночных солнц к себе нас манят светы…
В колодцах труб пытливый тонет взгляд.
Алмазный бег вселенные стремят:
Системы звёзд, туманности, планеты,

От Альфы Пса до Веги и от Бэты
Медведицы до трепетных Плеяд —
Они простор небесный бороздят,
Творя во тьме свершенья и обеты.

О, пыль миров! О, рой священных пчёл!
Я исследил, измерил, взвесил, счёл, —
Дал имена, составил карты, сметы…

Но ужас звёзд от знанья не потух.
Мы помним всё: наш древний, тёмный дух,
Ах, не крещен в глубоких водах Леты!

5

Ах, не крещен в глубоких водах Леты
Наш звёздный дух забвением ночей!
Он не испил от Орковых ключей,
Он не принёс подземные обеты.

Не замкнут круг. Заклятья недопеты…
Когда для всех сапфирами лучей
Сияет день, журчит в полях ручей, —
Для нас во мгле слепые бродят светы,

Шуршит тростник, мерцает тьма болот,
Напрасный ветр свивает и несёт
Осенний рой теней Персефонеи,

Печальный взор вперяет в ночь Пелид…
Но он ещё тоскливей и грустнее,
Наш горький дух… И память нас томит.

6

Наш горький дух… (И память нас томит…)
Наш горький дух пророс из тьмы, как травы,
В нём навий яд, могильные отравы.
В нём время спит, как в недрах пирамид.

Но ни порфир, ни мрамор, ни гранит
Не создадут незыблемей оправы
Для роковой, пролитой в вечность лавы,
Что в нас свой ток невидимо струит.

Гробницы Солнц! Миров погибших Урна!
И труп Луны, и мёртвый лик Сатурна —
Запомнит мозг и сердце затаит:

В крушеньях звёзд рождалась мысль и крепла,
Но дух устал от свеянного пепла, —
В нас тлеет боль внежизненных обид!

7

В нас тлеет боль внежизненных обид.
Томит печаль, и глухо точит пламя,
И всех скорбей развёрнутое знамя
В ветрах тоски уныло шелестит.

Но пусть огонь и жалит и язвит
Певучий дух, задушенный телами, —
Лаокоон, опутанный узлами
Горючих змей, напрягся… и молчит.

И никогда ни счастье этой боли,
Ни гордость уз, ни радости неволи,
Ни наш экстаз безвыходной тюрьмы

Не отдадим за все забвенья Леты!
Грааль скорбей несём по миру мы —
Изгнанники, скитальцы и поэты!

8

Изгнанники, скитальцы и поэты, —
Кто жаждал быть, но стать ничем не смог…
У птиц — гнездо, у зверя — тёмный лог,
А посох — нам и нищенства заветы.

Долг не свершён, не сдержаны обеты,
Не пройден путь, и жребий нас обрёк
Мечтам всех троп, сомненьям всех дорог…
Расплёскан мёд и песни недопеты.

О, в срывах воль найти, познать себя
И, горький стыд смиренно возлюбя,
Припасть к земле, искать в пустыне воду,

К чужим шатрам идти просить свой хлеб,
Подобным стать бродячему рапсоду —
Тому, кто зряч, но светом дня ослеп.

9

Тому, кто зряч, но светом дня ослеп, —
Смысл голосов, звук слов, событий звенья,
И запах тел, и шорохи растенья, —
Весь тайный строй сплетений, швов и скреп

Раскрыт во тьме. Податель света — Феб
Даёт слепцам глубинные прозренья.
Скрыт в яслях Бог. Пещера заточенья
Превращена в Рождественский Вертеп.

Праматерь ночь, лелея в тёмном чреве
Скупым Отцом ей возвращённый плод,
Свои дары избраннику несёт —

Тому, кто в тьму был Солнцем ввергнут в гневе,
Кто стал слепым игралищем судеб,
Тому, кто жив и брошен в тёмный склеп.

10

Тому, кто жив и брошен в тёмный склеп,
Видны края расписанной гробницы:
И Солнца чёлн, богов подземных лица,
И строй земли: в полях маис и хлеб,

Быки идут, жнёт серп, бьёт колос цеп,
В реке плоты, спит зверь, вьют гнёзда птицы,
Так видит он из складок плащаницы
И смену дней, и ход людских судеб.

Без радости, без слёз, без сожаленья
Следить людей напрасные волненья,
Без тёмных дум, без мысли «почему?»,

Вне бытия, вне воли, вне желанья,
Вкусив покой, неведомый тому,
Кому земля — священный край изгнанья.

11

Кому земля — священный край изгнанья,
Того простор полей не веселит,
Но каждый шаг, но каждый миг таит
Иных миров в себе напоминанья.

В душе встают неясные мерцанья,
Как будто он на камнях древних плит
Хотел прочесть священный алфавит
И позабыл понятий начертанья.

И бродит он в пыли земных дорог —
Отступник жрец, себя забывший бог,
Следя в вещах знакомые узоры.

Он тот, кому погибель не дана,
Кто, встретив смерть, в смущеньи клонит взоры,
Кто видит сны и помнит имена.

12

Кто видит сны и помнит имена,
Кто слышит трав прерывистые речи,
Кому ясны идущих дней предтечи,
Кому поёт влюбленная волна;

Тот, чья душа землёй убелена,
Кто бремя дум, как плащ, приял на плечи,
Кто возжигал мистические свечи,
Кого влекла Изиды пелена,

Кто не пошёл искать земной услады
Ни в плясках жриц, ни в оргиях менад,
Кто в чашу нег не выжал виноград,

Кто, как Орфей, нарушив все преграды,
Всё ж не извёл родную тень со дна, —
Тому в любви не радость встреч дана.

13

Тому в любви не радость встреч дана,
Кто в страсти ждал не сладкого забвенья,
Кто в ласках тел не ведал утоленья,
Кто не испил смертельного вина.

Страшится он принять на рамена
Ярмо надежд и тяжкий груз свершенья,
Не хочет уз и рвёт живые звенья,
Которыми связует нас Луна.

Своей тоски — навеки одинокой,
Как зыбь морей пустынной и широкой, —
Он не отдаст. Кто оцет жаждал — тот

И в самый миг последнего страданья
Не мирный путь блаженства изберёт,
А тёмные восторги расставанья.

14

А тёмные восторги расставанья,
А пепел грёз и боль свиданий — нам.
Нам не ступать по синим лунным льнам,
Нам не хранить стыдливого молчанья.

Мы шепчем всем ненужные признанья,
От милых рук бежим к обманным снам,
Не видим лиц и верим именам,
Томясь в путях напрасного скитанья.

Со всех сторон из мглы глядят на нас
Зрачки чужих, всегда враждебных глаз,
Ни светом звёзд, ни солнцем не согреты,

Стремя свой путь в пространствах вечной тьмы,
В себе несём своё изгнанье мы —
В мирах любви неверные кометы!

1909 г.

Источник

Литературный журнал “Ритмы вселенной”

Владимир Маяковский фигура в русской литературе неоднозначная. Его либо любят, либо ненавидят. Основой ненависти обычно служит поздняя лирика поэта, где он воспевал советскую власть и пропагандировал социализм. Но со стороны обывателя, не жившего в ту эпоху и потока времени, который бесследно унёс многие свидетельства того времени, рассуждать легко.

Маяковский мог бы не принять советскую власть и эмигрировать, как это сделали многие его коллеги, но он остался в России до конца. Конец поэта печальный, но он оставался верен своим принципам, хотя в последние годы даже у него проскальзывают нотки недовольства положением вещей.

То, что начнет твориться в советской России после 30-х годов, поэт уже не увидит.

Стихотворение «Хорошее отношение к лошадям» было написано в 1918 году. Это время, когда ещё молодой Маяковский с восторгом принимает происходящие в стране перемены и без капли сожаления прощается со своей богемной жизнью, которую вёл ещё несколько лет назад.

Кобыла по имени “Барокко”. Фото 1910 года.

Большой поэт отличается от малого не умением хорошо рифмовать или мастерски находить метафоры, и уж точно не количеством публикаций в газетах и журналах. Большой поэт всегда берётся за сложные темы, которые раскрывает в своей поэзии – это даётся далеко не каждому, кто умеет писать стихи. Большой поэт видит не просто голод, разруху, когда люди видят голод и разруху. Он видит не роскошь и сытую жизнь, когда люди видят роскошь и сытую жизнь – подмечает те детали, мимо которых простой обыватель пройдёт мимо и не заметит ничего.

А Маяковский всю жизнь презирал мещанство и угодничество и очень хорошо подмечал тонкости своего времени.

О самой поэзии он выскажется так:

Поэзия — вся! — езда в незнаемое.
Поэзия — та же добыча радия.
В грамм добыча, в год труды.
Изводишь единого слова ради
тысячи тонн словесной руды.

В стихотворении (оно будет ниже) поэт напрямую обращается к животному. Но это обращение служит неким метафорическим мостом, который должен только усилить накал, происходящий в стихе и показать обычному обывателю всю нелепость и жестокость ситуации. Случаи жестокого обращения с лошадьми были часты в это время. Животных мучали до последнего, пока те действительно не падали замертво прямо на дорогах и площадях. И никто этого не пресекал. Это считалось нормой.

Животное же не человек…

Извозчики времён Маяковского.

Предлагаем вашему вниманию стихотворение «Хорошее отношение к лошадям», за которое по праву можно дать премию мира. Кстати, нобелевку в 2020 году получила американская поэтесса Луиза Глик. Аведь многие тексты Маяковского не хуже, и они то как раз о борьбе – борьбе за свободу и за равное существование на нашей планете.

Маяковский вдохновил множество хороших людей – именно поэтому его помнят и любят до сих пор.

Будь ты хоть человек, а хоть лошадка, которая отдаёт всю себя ради общей цели. Пусть поэт и обращается к лошади, но главную свою мысль он хочет довести до людей, которые стали слишком чёрствыми и жестокими.

Миру мир!

Хорошее отношение к лошадям

Били копыта,
Пели будто:
— Гриб.
Грабь.
Гроб.
Груб.-
Ветром опита,
льдом обута
улица скользила.
Лошадь на круп
грохнулась,
и сразу
за зевакой зевака,
штаны пришедшие Кузнецким клёшить,
сгрудились,
смех зазвенел и зазвякал:
— Лошадь упала!
— Упала лошадь! —
Смеялся Кузнецкий.
Лишь один я
голос свой не вмешивал в вой ему.
Подошел
и вижу
глаза лошадиные…

Улица опрокинулась,
течет по-своему…

Подошел и вижу —
За каплищей каплища
по морде катится,
прячется в шерсти…

И какая-то общая
звериная тоска
плеща вылилась из меня
и расплылась в шелесте.
«Лошадь, не надо.
Лошадь, слушайте —
чего вы думаете, что вы их плоше?
Деточка,
все мы немножко лошади,
каждый из нас по-своему лошадь».
Может быть,
— старая —
и не нуждалась в няньке,
может быть, и мысль ей моя казалась пошла,
только
лошадь
рванулась,
встала на ноги,
ржанула
и пошла.
Хвостом помахивала.
Рыжий ребенок.
Пришла веселая,
стала в стойло.
И всё ей казалось —
она жеребенок,
и стоило жить,
и работать стоило.

И стоило жить, и работать стоило!

Лайк и подписка – лучшая награда для канала.

Источник

Я сумерки люблю, их нежную вуаль,
Когда с душой моей задумчивая даль
Сливается в одно и грезит об одном
И столько таинства в спокойствии земном.
Ни дум терзающих, ни суетности дня,
Ни лиц, ни голосов, ни промелька огня.
Уже не ропщет, не болит душа моя,
Как бы укрытая в пещере забытья.
И кажется, я в вечность унесен
И жизнь — лишь сон, лишь сладкий-сладкий сон…
(Перевод : А. Налбандяна)

День затих… Небеса возжигают златые кадила.

Небо, море, земля — всё пронизано негой огней.

Если б чья-то душа в этот ласковый свет погрузила

И смешала бы с ним боль души одинокой моей!..

Снова душу мою охватило страданье без меры.

Этой тайной тоске, мрачной боли — названия нет.

Если б чья-то душа даровала мне тихую веру

И шепнула бы мне, что и я обрету еще свет!..

(Перевод : Н. Габриэлян)

Там сеют золото сквозные облака,

И волны ласково рассказывают сказки,

И сердце жаждет слов, что пламенны, пока

Усталая душа о тихой молит ласке.

Звенит покой полей, и льет небесный свод

Неистощимый свет печали и молчанья.

В алмазном зеркале немотствующих вод

Сияют облаков живые очертанья.

И в сердце у меня, где только мгла одна,

Тоска так сладостна в своей тревоге знойной, —

Желаний там лампада зажжена…

Как небеса горят на глади вод спокойной!

О сладостная боль в сознании моем,

В бездонном мире ты одна подобна чуду,

Любовь твоя горит и светится во всем,

Безумная тоска безмолвствует повсюду.

(Перевод :  А. Ахматовой)

Луга окутал сумрак-чародей.

Мир сызнова глубок и неогляден.

Луна взошла над гомоном людей,

Над тишиной ущелий, рек и впадин.

И звездные лучи — игла к игле —

В холодных водах призрачно блистают,

И зыблются в волшебной полумгле,

И золото окрест себя сплетают…

Ты слышишь эту песню, все нежней

Звучащую повсюду, отовсюду

И гаснущую в россыпях камней,

Мешая явь с мечтой, подобной чуду?

Ты слышишь эту песню, в никуда

Летящую, печали сладкой внемля,

Когда от счастья плачешь и когда

Благословляешь небо, воду, землю?

(Перевод : Г. Кубатьяна)

Скользящей походкой, едва различима, прошла на закате.

Крылом предвечерья, ласкающей тенью в траве и цветах

Прошла эта дева — видение, призрак, — чье белое платье

Мелькнуло и скрылось легко, точно ветер, умолкший в кустах.

И нежное что-то она прошептала в закатные дали —

Полям и деревьям, уже погруженным в туман, в забытье.

Тот шепот горячий цветы сохранили и мне передали

И трепетом тайным, священным наполнили сердце мое…

(Перевод :  А. Налбандяна)

Фотографии – инет. 

Стихи Ваана Терьяна  из циклов “Грёзы сумерек” и “Ночь и воспоминания”.

Музыка  –   инет

Источник

Но все почему-то думают, что он…

Источник: caricatura.ru

Солнце русской поэзии, человек, придавший русскому языку современный вид и просто талантливый поэт Александр Сергеевич Пушкин – пожалуй, самая популярная личность в нашей литературе. Его первым изучают в школе, его сказки читают детям на ночь, а поэмы и стихотворения разбирают на цитаты. Неудивительно, что находится много людей, которые приписывают великому поэту даже те стихи, которые он создал не он.

Живописное сочетание слов? Такое мог написать только Александр Сергеевич! Хлесткое высказывание против политики? Ай да Пушкин, ай да молодчина!

Сегодня мы постараемся развенчать мифы о некоторых стихотворениях, приписываемых А. С. Пушкину.

Чье-то стихотворение в интернете? Пусть будет Пушкин!

Интернет должен был стать гигантским источником знаний. Увы, вышло иначе. Любая ошибочная фраза, брошенная в интернете, может на волне популярности превратиться в неоспоримый факт. А люди, размещающие в сети стихотворения, не всегда добросовестно ищут первоисточник. Зачем? Разве кто-то проверять будет? Напишем, что это Пушкин!

Так, например, приобрело популярность стихотворение, написанное в 1962 году. Однако его все равно приписывают солнцу русской поэзии.

Мы пальцами показывать не будем,

Но многие ли помнят в наши дни:

Кто проповедь прочесть желает людям,

Тот жрать не должен слаще, чем они.

Эту меткую фразу, порой произносимую в честь депутатов и высших чинов, написал Евгений Агранович, советский и российский кинодраматург, сценарист, поэт, прозаик, бард, художник .

В 2003 году, как раз после первого майдана, донецкая писательница Елена Лавреньева создала следующее стихотворение:

Лакеи вечные Европы,

Ее духовные рабы,

Вы извратили отчий опыт

И предков предали гробы.

По прихоти дурной холопы,

Прислужники чужих затей,

Вы быдлом сделались Европы,

Вы полюбили свист плетей.

Вы предавали Русь стократно,

Чужому вверившись уму.

Вас Русь прощала, но обратно

Тянули шею вы к ярму.

Вам Родины милей чужбина.

И суждено вам потому

Знать волю… только господина,

И вечно кланяться ему.

Настолько точные выражения, конечно же, не мог написать никто, кроме А. С. Пушкина – видимо, именно так посчитало интернет-сообщество. Скорее всего, это произошло потому, что у него есть схожие стихотворения, посвященные «Клеветникам России».

В век до интернета. Кто приписал поэту лишние стихи?

А. А. Фет, портрет работы И. Репина (1882 г.)

Другое стихотворение, чьим автором часто считают Пушкина, на самом деле написал Афанасий Фет. Это было произведение, родившееся под впечатлением от молитвы «Отче наш».

Я слышал в келии простой,

Старик молитвою чудесной

Молился тихо предо мной:

«Отец людей, Отец Небесный!

«Да имя вечное Твое

«Святится нашими сердцами;

«Да прийдет царствие Твое,

Твоя да будет воля с нами.

«Как в небесах (sic) так на земли,

«Насущный хлеб нам низпошли

«Своею щедрою рукою;

«И как прощаем мы людей,

«Так нас, ничтожных пред Тобою,

«Прости Отец Своих детей!

«Не ввергни нас во искушенье,

«И от лукаваго прельщенья

«Избави нас!»…

Так он молился: свет лампады

Мерцал в потьмах издалека;

И сердце чаяло отрады

От той молитвы старика.

На этот раз ошибочное авторство было указано не в интернете, а в авторитетном заграничном издании: «Русская Библиотека т. VIII. Новые стихотворения Пушкина и Шевченко».

В советских сборниках произведений Пушкина был особый раздел: там помещались стихотворения, созданные поэтом совместно с другими авторами, либо стихи, чьим создателем СКОРЕЕ ВСЕГО был Пушкин. Но основная часть читателей едва ли обратила внимание на эту приписку. Из-за этого до сих пор многие на сто процентов уверены, что Александр Сергеевич – автор данного четверостишья:

Мы добрых граждан позабавим

И у позорного столпа

Кишкой последнего попа

Последнего царя удавим.

Конечно, у Пушкина было много антирелигиозных текстов, в том числе «Монах», написанный еще в 14 лет. Но авторство вышеуказанного четверостишия не доказано, к тому же оно является всего лишь дополненным переводом французского революционного двустишия: (в переводе) «И кишками последнего попа || Сдавим шею последнего короля».

Кроме того, сохранился целый ряд стихотворений лицейского и более поздних периодов, которые, скорее всего, написал Александр Пушкин. Однако доказать это наверняка едва ли возможно. Остается опираться на малочисленные источники и стиль автора. Например, вот, «Наденьке»:

С тобой приятно уделить

Часок, два, три уединенью:

Один желаньям посвятить,

А два последних наслажденью.

Считается, что в роли «Наденьки» здесь выступает Надежда Форст – если только стихотворение действительно написано Пушкиным.

В 1828 году в газете «Северная пчела» было опубликовано стихотворение Владимира Ивановича Панаева (русского поэта и чиновника) под названием «Кокетка».

… Послушайте: вам тридцать лет,

Да, тридцать лет — немногим боле.

Мне за двадцать; я видел свет,

Кружился долго в нём на воле;

Уж клятвы, слёзы мне смешны;

Проказы утомить успели;

Вам также с вашей стороны

Измены верно надоели…

В 1857 году сотрудник Государственного исторического музея включил эту работу в собрание сочинений Пушкина, указав как «ранее неопубликованное». Что, как оказалось, не было правдой.

Теперь вы знаете, что не всему в интернете и даже в книгах нужно верить. А вы знаете о случаях, когда произведение одного автора приписывалось другому? Расскажите о них в комментариях.

Источник