Апрельский сон длиной в три года

Предсмертный портрет Олега Каравайчука, а также «Преисподняя», «Желтая жара», «Апрельский сон длиной в три года» и «Купи меня» – в первом репортаже с ММКФ

Среди семи участников документального конкурса ММКФ – два российских фильма, и оба – в зоне особого внимания. «Раскаленный хаос» (его показывают через два дня) сделан лукавым петербургским мэтром, неисправимым экспериментатором Сергеем Дебижевым, «Последний вальс» (премьера – сегодня, 24 июня) – дебют Юлии Бобковой, соблюдающей грамотный баланс между документом и авторским самовыражением.

Герой «Вальса» – композитор Олег Каравайчук, вундеркинд (в апреле 1937-го, в 9 лет, он уже выступал в Большом зале Московской консерватории с исполнением своей «Колыбельной песни»), эксцентрик, гений, почти не издававшийся на музыкальных носителях (Concerto Grosso да «Вальсы и антракты» – вот, кажется, и всё) и неожиданно, в последние годы жизни, ставший героем нескольких документальных картин. «Последний вальс» начинается на выставке «Как мне взять ноту ми», придуманной куратором Кариной Караевой. Осознанно или нет, но так фильм получает эстафету от предыдущего кинопортрета Каравайчука «Олег и редкие искусства»: его при активном участии Караевой делал испанский режиссер Андрес Дюкве.

У красивых картинок с выставки есть и практический эффект: они оперативно представляет героя тем, кто, возможно, не слышал имени, но точно слышал музыку Каравайчука, работавшего композитором более, чем на 150 фильмах.

Кстати, в 2017-м Сергей Лозница обрамил свою «Кроткую» «Вальсом Екатерины Великой с фаворитами», вернув сочинения Каравайчука в актуальное кино. А в прологе «Последнего вальса» кружатся кадры из «Коротких встреч» и «Долгих проводов», «Чужих писем» и «Драмы из старинной жизни»; и сам Олег Николаевич появляется во фргаментах «Больших хлопот из-за маленького мальчика» и «Секундомера».

Первая часть «Последнего вальса» – прогулки по Комарово (с минимальными ассоциативными вкраплениями хроники), экспрессивные монологи героя (в которых сплетаются милые частные признания – «с Соловьевым-Седовым не гулял, водку не пил, пиво тоже», воспоминания эпохального масштаба – о визите на дачу к Галине Улановой: «достаточно обнять гениального человека – а научить музыке нельзя», историко-культурологические размышления – «дачи имели поэтический комфорт – в отличие от нынешнего практического комфорта» и видения желанного апокалипсиса), съёмки странного open air выступления (за красным роялем «Москва» – «какой рояль, такая и публика»).

Вторая часть – похороны, выглядящие логичным переселением автора туда, где ему было привольнее всего сочинять свои невероятные вальсы; рядом, подмечает внимательная камера, – могила Курёхина. Эпилог – прощание с землей под неземной и никогда прежде не исполнявшийся музыкальный текст Каравайчука.

Стройная драматургическая конструкция – история возвращения «человека, который упал на Землю» (Каравайчук достоин такого определения не меньше, чем Боуи) в горний мир.

Драгоценный киноматериал – я даже не о пространных разговорах с гением: как нельзя научить музыке, так нельзя объяснить главное словами. И лучшими кадрами «Последнего вальса» становятся те, что без слов, украдкой наблюдают за человеком-мифом, человеком-инопланетянином.

На каждом фестивале возникают свои, непредусмотренные кураторами рифмы и пересечения. Например, на Каннском фестивале этого года не было дня, чтобы на экране не возникал кадр с «заплаканным», в каплях дождя, оконным стеклом. На ММКФ в двух столкнувшихся в конкурсе фильмах герои читают комиксы.

Японский «Апрельский сон длиной в три года» Рютаро Накагавы – апология добра. Его героиня Хацуми – бывшая учительница, завязавшая с профессией после смерти (предположительно, самоубийства) экс-бойфренда и теперь работающая официанткой в лапшичной забегаловке, заново выстраивает жизнь – медленно, но верно выходя из коллапса одиночества, обретая новые связи и друзей.

С одной стороны, всё это было, было, и гуманизм фильм порой становится каким-то карамельно-приторным. С другой, в «Сне» есть свежесть, поэтика и обаяние; его персонажи выписаны с любовью и наделены сугубо индивидуальными чертами.

Робкий воздыхатель Хацуми делает полотенца по старинной технологии – эта деталь мгновенно располагает к картине с довольно ординарным сюжетом. В одной из сцен Хацуми смотрит «Касабланку», и на пресс-конференции прозвучал вопрос о киновлияниях. Режиссер сказал, что это вовсе не старый Голливуд, а Борис Барнет, что, конечно, обеспечивает фильму дополнительную симпатию.

Комиксы читает и Хацуми, и Ибрагим из турецкой «Желтой жары» Фикрета Рейхана, деревенский обалдуй, работающий на баклажановой ферме своего сурового отца и мечтающий удрать от повседневной обреченности, получив права дальнобойщика. «Жара» – фирменный «фестивальный» фильм (то есть, фильм медленный, с нарочито сбитым сюжетом, когда зритель сам складывает в линию пунктир щедро разбросанных деталей). При этом, «Жара» – очень хороший фильм, где реально дышат и почва, и судьба.

Другая, куда более оригинальная рифма первых дней фестиваля – это чука, салат из морских водорослей.

Вот к Каравайчуку на Лендоке пристает назойливый поклонник, пытающийся доискаться до «причин» творчества и спрашивающий, что у композитора на столе. Оказывается, чука: «я покупаю её у корейцев, у наших я стараюсь не покупать». А вот Галя, распутная девчонка из российского конкурсного фильма «Купи меня» Вадима Перельмана, объедается чукой – под смех подруг: «фу, сопли».

«Купи меня» – лютая мелодрама о девушках легкого поведения (не будем использовать расхожее бранное слово, дабы не обидеть трепетных героинь); по разряду социальной драмы фильм провести не получится при всем желании – время, вроде бы, наше, но замени костюмы и устрани из кадра мобильники и автомобили Porsche (в салоне-филиале по их продаже работает гарная ростовчанка, подруга Гали), ничего в существовании персонажей не изменится; все приметы современной России – чисто декоративные.

Поведение у девушек легкое, а жизнь трудная.

Секс для них ни разу не удовольствие (Перельман, постановщик американских инди-драм «Дом из песка и тумана» и «Мгновения жизни», вообще режиссер безрадостный, любит снимать про то, что жизнь – это боль). Секс – через силу и из одолжения похотливым самцам, у которых и деньги, и тачки, и власть. Потому и приходится отдаваться. А если не из корысти, то ради психологического эксперимента над самой собой, как делает главная героиня, студентка-отличница Катя, с вызовом цитирующая на семинаре письмо Белинского. Ростовчанка дает ей прозвище прозвище Ходасевич – архивными штудиями этого поэта Катя должна была заниматься по гранту в Париже. Но вместо Франции девушка сбегает в Эмираты – искренне веря, что ради модельных съемок.

Уже на месте Катя узнает от той самой, не знакомой с литературной классикой, но продвинутой в житейских делах ростовчанки, что вместо съемок «моделей» будут «иметь, трахать, драть» арабские шейхи.

Но так для Кати даже интересне – потому, что слишком требовательная (и очень богатая) мама всю жизнь твердила дочке «ты могла лучше». Из протеста против сладкой жизни Ходасевич, уже вернувшись в Москву и поселившись на съёмной квартире у новоприобретенных подруг, пускается во все тяжкие: парни, музыка, наркотики.

«Купи меня» напоминает не лишенное морализаторства кино времен перестройки – особенно когда начинается «жесткач» и «расплата», с групповым изнасилованием и нападением таксиста. Выглядит это все как набитый сценарными штампами курьез.

Но у фильма есть одно бесспорное и серьёзное достоинство – трио великолепных актрис: Юлия Хлынина, Светлана Устинова и Анна Адамович.

И ради сцены в ванной с участием всех трех и резинового утенка можно вытерпеть все адские клише, выдающие если не за бытийную мудрость, то за остроумную находку анекдот о сходстве мужика с унитазом: «либо занят, либо полон дерьма».

Датский конкурсант «Преисподняя» Фенара Ахмада тоже напоминает (но по другим причинам) кино 1980-х. Тут отсылка к брутальной классике эпохи видеосалонов;

герой по имени Заид местами один в один Сталлоне в «Кобре», пусть он и не коп, охотящийся за бандой отморозков, а кардиохирург из Копенгагена, мстящий наркодилерам, забившим до смерти его непутевого младшего брата.

В возможном американском ремейке его запросто мог бы сыграть Вин Дизель. Это не совсем триллер, и пришедший мне на ум потенциальный слоган «Настоящим хирургом он становится ночью» на афише «Преисподней», пожалуй, не напишешь: слишком много психологии и социального бэкграунда: Зиад – ассимилировавшийся в Дании выходец из семьи иракских эмигрантов. Но драйв у фильма завидный, и то, что конкурс 39-го ММКФ открыт «Преисподней», настраивает на оптимистичный лад.

ММКФ – слава!