А мне приснился сон что пушкин был спасен
А мне приснился сон
А мне приснился сон,
Что Пушкин был спасён
Сергеем Соболевским…
Его любимый друг
С достоинством и блеском
Дуэль расстроил вдруг.
Дуэль не состоялась
Остались боль да ярость
Да шум великосветский,
Что так ему постыл…
К несчастью, Соболевский
В тот год в Европах жил
А мне приснился сон,
Что Пушкин был спасён.
Всё было очень просто:
У Троицкого моста
Он встретил Натали.
Их экипажи встали.
Она была в вуали —
В серебряной пыли.
Он вышел поклониться,
Сказать — пускай не ждут.
Могло всё измениться
За несколько минут.
К несчастью, Натали
Была так близорука,
Что, не узнав супруга,
Растаяла вдали.
А мне приснился сон,
Что Пушкин был спасён…
Под дуло пистолета,
Не опуская глаз,
Шагнул вперёд Данзас
И заслонил поэта.
И слышал только лес,
Что говорил он другу…
И опускает руку
Несбывшийся Дантес.
К несчастью, пленник чести
Так поступить не смел.
Остался он на месте,
И выстрел прогремел.
А мне приснился сон,
Что Пушкин был спасён…
Опубликовала Marol 07 июня 2012
Похожие цитаты
Здесь похоронена Ланская
Снега некрополь замели.
А слух по-прежнему ласкает
Святое имя — Натали.
Как странно, что она — Ланская,
Я не Ланской цветы принёс,
А той, чей образ возникает
Из давней памяти и слёз.
Нам каждый день её был дорог
До той трагической черты,
До Чёрной речки, за которой
Настало бремя суеты.
Как странно, что она — Ланская.
Ведь вслед за выстрелом сама
Опубликовала Marol 07 июня 2012
Из папочки
На Чёрной речке чёрный снег метёт…
Чужак подымет руку равнодушно —
И Пушкин у барьера упадёт.
И вскрикнет эхо горько и ненужно.
Какая мука — не протянешь рук
Помочь, — хоть плачь в стараниях бесплодных!
Его сегодня б спас любой хирург.
Тогда не спас никто от пули подлой!
…
На скулах соль, душа в сухой пыли…
О как невыносимо выносили!
Отпели и в деревню повезли…
Как пережить? Его ВЧЕРА убили!
— Ты мне Пушкина напоминаешь.
— Чем?.. Бакенбардами?
— Застрелить тебя хочется!!!
&
Опубликовала Ириссска 10 сентября 2013
Лучшие цитаты за неделю
Андрей Дмитриевич Дементьев: 195 цитат
Последние комментарии
Татьяна Калистратова
Уж лучше уйти по-английски,
Чем мучиться долго прощаться.
Хлебнуть напоследок виски,
Ну, а потом…
Татьяна Калистратова
А мне про тумбочку всегда вспоминается анекдот
“— «Вот сижу я в тумбочке,
Ни кого не трогаю.
Из н…
Чуча Суперстарчу
И всё….
Возможно так легче умереть.
Хотя легче всего во сне, т.е. не попрощавшись.
Джулиана Вильсон
Мне в кино показывали: ” все подошли -попрощались – умер” – И?
Чуча Суперстарчу
Пить вредно! Клетки мозга умирают, это не точно, но об этом говорят. Лучше не рисковать.
Джулиана Вильсон
Между прочим, именно эта иллюзия запарафинила мою жизнь…
Галина Борисенко
Ирина! Благодарю! Прямо на урок стихосложения попала в самом хорошем смысле этого слова! И цепляет-т…
Джулиана Вильсон
Если бы всё то, что я слышала, я записывала, это была бы целая книга приколов. Но однажды я услышала…
Julia Novik
)))))
Джулиана Вильсон
“Заглядываю в тумбочку, а там голая баба! Я ее, конечно отодрал. Заглядываю в другую, тоже голая баб…
ещё комментарии
Источник
 òâîð÷åñòâå ïîýòà ñ òâåðñêèìè êîðíÿìè Àíäðåÿ Äìèòðèåâè÷à Äåìåíòüåâà òàêæå ìîæíî óâèäåòü èíòåðåñ ê ïóøêèíñêîé ïîýòè÷åñêîé òðàäèöèè, åãî òâîð÷åñòâó è ñâÿçè ïîýòà ñ Òâåðñêèì êðàåì. Íî ýòî è íåóäèâèòåëüíî, ïîòîìó ÷òî, êàê ïîýò ñ òâåðñêèìè êîðíÿìè, îí íå ìîæåò èçáåæàòü ïóøêèíñêîé òåìû è îðèåíòàöèè íà À.Ñ. Ïóøêèíà, êàê íà èäåàë íàöèîíàëüíîãî ðóññêîãî ïîýòà.  ñâîåì ñòèõîòâîðåíèè: «Âëàñòèòåëè äóì íåíàâèäåëè âëàñòü…» (1996) [Äåìåíòüåâ À. Àâàðèéíîå âðåìÿ ëþáâè. Ñòèõè, ñòàòüè, ïåñíè. Ìîñêâà: Íîâîñòè, 1996. – Ñ. 37. À. Äåìåíòüåâ] ïðèâîäèò â ïðèìåð À.Ñ. Ïóøêèíà, êîòîðûé áûë ñâîáîäåí â ñâîèõ ãðàæäàíñêèõ ìûñëÿõ è ïîñòóïêàõ, è äëÿ Äåìåíòüåâà Ïóøêèí – ýòî ïðèìåð ãðàæäàíñêîé ëè÷íîñòè, êîòîðàÿ îòñòàèâàåò ñâîþ òî÷êó çðåíèÿ:
Âëàñòèòåëè äóì íåíàâèäåëè âëàñòü…
Òåïåðü æå èíûå ó íèõ îòíîøåíüÿ.
È íîâàÿ âëàñòü èì ïî âêóñó ïðèøëàñü.
Èðîíèÿ âäðóã ïîìåíÿëà ìèøåíè.
È áûâøèé áóíòàðü, çàòèõàþùèé áàðä,
Ñâîáîäó ñâîþ íå ïðåäàâøèé íè ðàçó,
Òåïåðü êîìïëèìåíòû âûñëóøèâàòü ðàä,
Íå ñðàçó ïîíÿâ, ÷òî âñó÷èëè íàãðàäó.
È Ïóøêèíà íåêîãäà öàðü ïðèðó÷àë.
Äà òîëüêî íàïðàñíî…
À íûíåøíèé «ãåíèé»,
×åé ãîëîñ ñèñòåìó â ñåðäöàõ ðàñêà÷àë,
Ãîòîâ ïðåêëîíèòü ïåðåä âëàñòüþ êîëåíè.
À.Ä. Äåìåíòüåâ âñå-òàêè áîëåå ëèðè÷åñêèé ïîýò, ÷åì ãðàæäàíñêèé, ïîýòîìó íåóäèâèòåëüíî, ÷òî îí çàèíòåðåñîâàëñÿ â ïóøêèíñêîé òåìå ëèðè÷åñêèì ìîìåíòîì – âñòðå÷åé Ïóøêèíà ñ Àííîé Êåðí. Çäåñü ïîýò À. Äåìåíòüåâ ïðèáëèæàåòñÿ ê êðàåâåäó Â.Ô. Êàøêîâîé â ñâîåì æåëàíèè âîîáðàçèòü è äîìûñëèòü íå÷òî ñâî¸ î À.Ñ. Ïóøêèíå, ÷òîáû ïîêàçàòü ÷èòàòåëþ íåêóþ õóäîæåñòâåííóþ èñòèíó, èì îòêðûòóþ, ïîêàçàòü ïîâåäåíèå ïîýòà â òîé èëè èíîé ëè÷íîé ñèòóàöèè. Îòìåòèì, ÷òî ó ýòîãî ïîýòà åñòü è äðóãèå ñòèõîòâîðåíèÿ î À.Ñ. Ïóøêèíå. Èç íèõ ìîæíî íàçâàòü ñòèõîòâîðåíèå «À ìíå ïðèñíèëñÿ ñîí» (1976), «Áåðíîâî» (1990). Ðàññìîòðèì åãî ñòèõîòâîðåíèå «Âñòðå÷à À.Ñ. Ïóøêèíà ñ Àííîé Êåðí»:
À áûëî ýòî â äåíü ïðèåçäà.
Ñ íåé ãîâîðèë êàêîé-òî êíÿçü.
«Î áîæå! Êàê îíà ïðåëåñòíà!» –
Ïîäóìàë Ïóøêèí, íàêëîíÿñü.
Îíà íè÷óòü íå îðîáåëà.
À îí íàõëûíóâøèé âîñòîðã
Ïåðåâîäèë â ñëîâà íåñìåëî.
È âäðóã íàõìóðèëñÿ.
È ñìîëê.
Îíà, íå ïîäàâàÿ âèäà,
Ê íåìó ðâàíóëàñü âñåé äóøîé,
Êàê áóäòî âïðÿìü áûëà ïîâèííà
 åãî çàäóì÷èâîñòè òîé.
– ×òî ñî÷èíÿåòå âû íûíå?
×åì, Ïóøêèí, ïîðàçèòå íàñ? –
À îí – êàê ïèëèãðèì â ïóñòûíå –
Øåë ê ðîäíèêó äàëåêèõ ãëàç.
Åìó õîòåëîñü åé â ëàäîíè
Óòêíóòüñÿ. È ñìèðèòü ñâîé ïûë.
– ×òî ñî÷èíÿþ?
ß… íå ïîìíþ.
Óâèäåë âàñ –
È âñå çàáûë.
Îíà âçãëÿíóëà òèõî, ñòðîãî.
È ãðóñòíûé øåïîò, ñëîâíî êðèê:
– Çà÷åì âû òàê? Íó, ðàäè Áîãà!
Íå îìðà÷àéòå ýòîò ìèã…
Íè÷òî ëþáâè íå ïðåäâåùàëî.
Ïîëóóëûáêà. Ïîëóâçãëÿä.
Íî ìû-òî çíàåì –
Çäåñü íà÷àëî
Òåõ ñòðîê,
×òî íàñ ïîòîì ïëåíÿò.
Òàêîé æå îïûò – ñîáñòâåííîå âûìûøëåííîå âîññîçäàíèå êàêîãî-òî ìîìåíòà èç æèçíè âåëèêîãî ïîýòà Ïóøêèíà – ìû íàõîäèì â ñòèõîòâîðåíèè Äåìåíòüåâà «À ìíå ïðèñíèëñÿ ñîí» (1976) – â äàííîì ñëó÷àå ýòî âîîáðàæàåìîå âîññîçäàíèå òîãî äíÿ, êîãäà ñîñòîÿëàñü äóýëü À.Ñ. Ïóøêèíà ñ Æ. Äàíòåñîì:
À ìíå ïðèñíèëñÿ ñîí,
×òî Ïóøêèí áûë ñïàñ¸í
Ñåðãååì Ñîáîëåâñêèì
.
Åãî ëþáèìûé äðóã
Ñ äîñòîèíñòâîì è áëåñêîì
Äóýëü ðàññòðîèë âäðóã.
Äóýëü íå ñîñòîÿëàñü.
Îñòàëèñü áîëü äà ÿðîñòü,
Äà øóì âåëèêîñâåòñêèé,
×òî òàê åìó ïîñòûë
Ê íåñ÷àñòüþ, Ñîáîëåâñêèé
 òîò ãîä â Åâðîïàõ æèë.
À ìíå ïðèñíèëñÿ ñîí,
×òî Ïóøêèí áûë ñïàñ¸í. <
>
Ïîä äóëî ïèñòîëåòà,
Íå îïóñêàÿ ãëàç,
Øàãíóë âïåð¸ä Äàíçàñ
È çàñëîíèë ïîýòà.
È ñëûøàë òîëüêî ëåñ,
×òî ãîâîðèë îí äðóãó
È îïóñêàåò ðóêó
Íåñáûâøèéñÿ Äàíòåñ.
Ê íåñ÷àñòüþ, ïëåííèê ÷åñòè
Òàê ïîñòóïèòü íå ñìåë.
Îñòàëñÿ îí íà ìåñòå,
È âûñòðåë ïðîãðåìåë.
À ìíå ïðèñíèëñÿ ñîí,
×òî Ïóøêèí áûë ñïàñ¸í
(Òàì æå. Ñ. 417).
Ñòèõîòâîðåíèå À. Äåìåíòüåâà «Áåðíîâî» (1990) íàïîìèíàåò ïîýòè÷åñêóþ ïðàêòèêó Ã. Áåçðóêîâîé:
Òâåðñêàÿ çåìëÿ ñ å¸ äàëüþ è ðåêàìè
Äî áîëè ïîõîæà íà ïñêîâñêèé ïåéçàæ.
Ãäå îñåíü – âåòðàìè îçâó÷åííûé ðåêâèåì,
À ëåñ, ñëîâíî âñòàâëåííûé â íåáî âèòðàæ.
Êîãäà ïðèåçæàë Àëåêñàíäð Ñåðãåè÷,
Óñòàâ îò ñòîëèöû, â Òâåðñêèå ìåñòà,
Îáèäû ñâîè ïî÷èòàë îí çà ìåëî÷ü,
È äóøó ëå÷èëà îò áåä êðàñîòà.
Ñòàðèííûé Òîðæîê, òèõèé äîìèê Îëåíèíûõ,
È âå÷íî æåëàííûé Áåðíîâñêèé óþò:
Êðûëüöî, óòîïàâøåå â ðàäîñòíîé çåëåíè
È ãðóñòíî çàðîñøèé êóâøèíêàìè ïðóä.
È âñ¸ åìó ïî ñåðäöó áûëî â Áåðíîâå:
Ñòàðèííàÿ çàëà è âèä èç îêíà.
Áåëåþò ëèñòû è ïåðî íàãîòîâå.
È ñëûøíî, êàê âõîäèò ê íåìó òèøèíà.
Îòìåòèì, ÷òî ýòî ñòèõîòâîðåíèå òàêæå ïðåäñòàâëÿåò ïîýòèçàöèþ ïóøêèíñêèõ ìåñò â òâîð÷åñòâå òâåðñêèõ ïîýòîâ èëè ïîýòîâ ñ òâåðñêèìè êîðíÿìè. Êðîìå òîãî, â ñòèõîòâîðåíèè ìíîãî øòàìïîâ, íàïðèìåð, Òâåðñêàÿ çåìëÿ, îñåíü, ïðèåçæàë Àëåêñàíäð Ñåðãååâè÷, æåëàííûé Áåðíîâñêèé óþò, ïðóä, ëèñòû è ïåðî. Òàêèì îáðàçîì, ìîæíî ñêàçàòü, ÷òî ýòî è åñòü òå ñàìûå øòàìïû, ñ ïîìîùüþ êîòîðûõ ìàññîâîå êóëüòóðíîå ñîçíàíèå ìèôîëîãèçèðóåò îáðàç Ïóøêèíà. Êàê èçâåñòíî, îñåíü ëþáèìîå âðåìÿ ãîäà ïîýòà, êðîìå òîãî ÷óâñòâóåòñÿ åãî ëþáîâü ê ïðîâèíöèè, òî åñòü àâòîð ïðîñòî óáåæäåí â òîì, ÷òî Ïóøêèí, ïîáûâàâ â Áåðíîâå, íå ìîã íå âçÿòüñÿ çà ïåðî è íå íàïèñàòü çàìå÷àòåëüíûå ñòèõè.
Äåìåíòüåâ Àíäðåé Äìèòðèåâè÷ (ð. 1928), ïîýò. Ðîäèëñÿ 16 èþëÿ â Òâåðè. Ñ 1948 íà÷àë ïóáëèêîâàòü ñâîè ñòèõîòâîðåíèÿ.  1952 îêîí÷èë Ëèòåðàòóðíûé èíñòèòóò èì. Ì.Ãîðüêîãî.
À. Ä. Äåìåíòüåâ ÿâëÿåòñÿ àâòîðîì áîëåå òðèäöàòè ñáîðíèêîâ ñòèõîâ è ïîýì, ðàññêàçîâ, ñöåíàðèåâ: “Ëèðè÷åñêèå ñòèõè” (1955, ñáîðíèê ñòèõîâ), “Ìóæåñòâî” (1958, ïîýìà), “Ðîäíîå” (1958, ñáîðíèê ñòèõîâ), “Äîðîãà â çàâòðà” (1960, ïîýìà), “Ãëàçàìè ëþáâè” (1962, ñáîðíèê ñòèõîâ), “Ñîëíöå â äîìå” (1964, ñáîðíèê ñòèõîâ), “Íàåäèíå ñ ñîâåñòüþ” (1965, ñáîðíèê ñòèõîâ), “Øòðèõè áîëüøîé æèçíè” (1965, ñáîðíèê ðàññêàçîâ î Ì.È. Êàëèíèíå), “Ðîññèÿ” (1967, ïîýìà), “Áîëü è ðàäîñòü (1973, ñáîðíèê ñòèõîâ), “Ðÿäîì òû è ëþáîâü” (1976, ñáîðíèê ñòèõîâ), “Ðîæäåíèå äíÿ” (1978, ñáîðíèê ñòèõîâ), “Àçàðò” (1983, ñáîðíèê ñòèõîâ; Ãîñóäàðñòâåííàÿ ïðåìèÿ ÑÑÑÐ â 1985), “Õàðàêòåð” (1986, ñáîðíèê ñòèõîâ), “Ñíåã â Èåðóñàëèìå” (1993, ñáîðíèê ñòèõîâ), “Àâàðèéíîå âðåìÿ ëþáâè” (1996, ñáîðíèê ñòèõîâ), “Ñòèõîòâîðåíèÿ” (1988, ñáîðíèê ñòèõîâ), ïåðåâîäû ñ àðìÿíñêîãî, àçåðáàéäæàíñêîãî, àáõàçñêîãî ÿçûêîâ, ñöåíàðèè òåëåâèçèîííûõ ïåðåäà÷.
Äåìåíòüåâ àâòîð ìíîãèõ ïåñåí, ñðåäè íèõ «Îò÷èé äîì», «Ëåáåäèíàÿ âåðíîñòü», «Êàñêàäåðû», «Ïîäàðè ìíå ïðèçíàíüå» è äð. Ñâîþ ðàáîòó â ýòîì æàíðå îáúÿñíÿåò ñåìåéíîé òðàäèöèåé (â äîìå Ä. î÷åíü ëþáèëè ïåñíþ, ó äåäà è ìàòåðè áûëè êðàñèâûå ãîëîñà, ÷àñòî ïåëè ðóññêèå íàðîäíûå ïåñíè).  ïåðâûå äåñÿòèëåòèÿ ñâîåãî ïóòè ïèñàë òàêæå ïîýìû: «Ìóæåñòâî» (1958), «Äîðîãà â çàâòðà» (1960), «Ðîññèÿ» (1964).
Источник
Я не стучусь в закрытую дверь! В ответ, Я молча закрываю свою… Я не навязываюсь! Мир огромен – и там уж точно есть тот, кто счастлив получая именно мое общение, мой взгляд и мою улыбку… Я не ревную! Если человек твой – то он твой, а если его тянет еще куда-то, то ничто его не удержит, да и тем более он не стоит ни моих нервов, ни внимания.
Пауло Коэльо
Любимая, спи
Соленые брызги блестят на заборе.
Калитка уже на запоре. И море,
дымясь, и вздымаясь, и дамбы долбя,
соленое солнце всосало в себя.
Любимая, спи… Мою душу не мучай,
Уже засыпают и горы, и степь,
И пес наш хромучий, лохмато-дремучий,
Ложится и лижет соленую цепь.
И море – всем топотом, и ветви – всем ропотом,
И всем своим опытом – пес на цепи,
а я тебе – шёпотом, потом – полушёпотом,
Потом – уже молча: “Любимая, спи…”
Любимая, спи… Позабудь, что мы в ссоре.
Представь: просып
Осенний сад. Промокшая скамейка.
И листья подметает, не спеша,
Усталый дворник в ветхой телогрейке.
А под скамейкой съёжилась душа.
Да, да, душа. Обычная, вот только
Промокла и от холода дрожит,
И вспоминает, как хозяин колко
Сказал: “Душа, ты мне мешаешь жить.
Болишь по каждой убиенной мошке,
Сжимаешься от плача малыша,
Мой завтрак отдаёшь бездомной кошке –
Я больше не могу с тобой, душа.
Мои глаза давно устали плакать.
Прошу тебя, как друга, уходи.”
Она ушла в сентябрьскую слякоть,
И с нею вме
Не сольются никогда зимы долгие и лета:
у них разные привычки и совсем несхожий вид.
Не случайны на земле две дороги – та и эта,
та натруживает ноги, эта душу бередит.
Эта женщина в окне в платье розового цвета
утверждает, что в разлуке невозможно жить без слез,
потому что перед ней две дороги – та и эта,
та прекрасна, но напрасна, эта, видимо, всерьез.
Хоть разбейся, хоть умри – не найти верней ответа,
и куда бы наши страсти нас с тобой не завели,
неизменно впереди две дороги – та и эта,
без
“Я знаю, девочка моя, от некоторых воспоминаний хочется поскорее освободиться. Забыть как страшный сон. Но у каждой из нас есть такие раны, которые долго могут кровоточить, будить по ночам. И тут не стоит паниковать, искать обезболивающие. Стоит лишь набраться терпения и ждать, когда время подберет тебе лекарство. Для каждого оно разное. Для кого-то – новая любовь, для кого-то – ребенок, а для кого-то… хотя бы море. Однажды ты окажешься у моря, и оно унесет на своих волнах боль воспоминаний. У к
Не бейте детей, никогда не бейте!
Поймите, вы бьете в них сами себя,
Неважно, любя их иль не любя,
Но делать такого вовек не смейте!
Вы только взгляните: пред вами – дети,
Какое ж, простите, геройство тут?!
Но сколько ж таких, кто жестоко бьют,
Вложив чуть не душу в тот черный труд,
Заведомо зная, что не ответят!
Кричи на них, бей! А чего стесняться?!
Ведь мы ж многократно сильней детей!
Но если по совести разобраться,
То порка – бессилье больших людей!
И сколько ж порой на детей срывается
Вс
Она сидела на полу
И груду писем разбирала —
И, как остывшую золу,
Брала их в руки и бросала —
Брала знакомые листы
И чудно так на них глядела —
Как души смотрят с высоты
На ими брошенное тело…
О, сколько жизни было тут,
Невозвратимо-пережитой!
О, сколько горестных минут,
Любви и радости убитой!..
Стоял я молча в стороне
И пасть готов был на колени, —
И страшно-грустно стало мне,
Как от присущей милой тени.
_______________________________
Федор Тютчев
Когда-нибудь…
_________________
Когда-нибудь ты поймешь, что бывают люди, которые никогда не предают… Но для этого придется пройти через очень много предательств.
Когда-нибудь ты поймешь, что внешний блеск — ничто по сравнению с внутренней красотой. Потому что все, что снаружи — это до первого дождя… А то, что внутри — горит всегда! Пусть даже оно угасло до еле-видных угольков. Но, достаточно сложить губы трубочкой и ласково подуть —огонь постепенно разгорится и согреет тебя.
Когда-нибудь т
Источник
Здравствуйте, друзья!
В стихотворении о Пушкине Андрей Дементьев упоминает о Сергее Соболевском, который мог бы спасти Пушкина от рокового выстрела. Кто это, Сергей Соболевский?
А мне приснился сон,
Что Пушкин был спасён
Сергеем Соболевским….
Его любимый друг
С достоинством и блеском
Дуэль расстроил вдруг.
Дуэль не состоялась.
Остались боль да ярость
Да шум великосветский,
Что так ему постыл…
К несчастью, Соболевский
В тот год в Европах жил… (А. Дементьев)
Соболевский Сергей Александрович (1803-1870) — близкий друг Пушкина, известный библиофил и библиограф.
Пушкин познакомился с Соболевским в 1818 году, когда тот учился вместе с братом Пушкина Львом в петербургском Благородном пансионе. Но подружились Пушкин и Соболевский позже, уже в Москве, когда Пушкин вернулся из ссылки в сентябре 1826 г. Тогда Соболевский стал «путеводителем Пушкина по Москве»
Поэт Н.М. Языков называл Соболевского «приятелем, обожателем, бирючем [то есть глашатаем, вестником] и гостеприимным хозяином Пушкина».
Приезжая в Москву, Александр Сергеевич останавливался, если не у Нащокина и не в гостинице, то у Соболевского. А с 19 декабря 1826 по 19 мая 1827 года Пушкин прожил у него целых пять месяцев. И за это время Сергей Александрович предотвратил две дуэли поэта — с графом Ф. И. Толстым («Американцем») и с В. Д. Соломирским.
Отношения Пушкина и Соболевского были самыми доверительными, что подчёркивали многие их современники. Например, граф В. А. Соллогуб, вспоминая подробности последней, трагической дуэли поэта, говорил: «Я твердо убежден, что если бы С. А. Соболевский был тогда в Петербурге, то он, по влиянию его на Пушкина, один мог бы удержать его. Прочие были не в силах».
Сергей Александрович Соболевский очень любил своего старшего друга, он часто выручал его в житейских передрягах. Вспоминая об отношениях с Пушкиным, он признавался: «Александр Сергеевич был ко мне весьма расположен и, как другу, поверял свои задушевные мысли. Его стихотворение «Братья разбойники» было издано мною, да и в издании «Руслана и Людмилы» я также принимал большое участие, вместе с Львом Сергеевичем. В знак особого ко мне расположения Пушкин напечатал один экземпляр своей поэмы «Цыганы» на пергаменте и преподнес его мне».
А в 1867 г., уже в конце своей жизни, Соболевский в письме Погодину писал: «Ваше превосходительство, заезжайте в кабак!! Я вчера там был, но мёда не пил. Вот в чем дело.
Мы ехали с Лонгиновым через Собачью площадку; сравнявшись с углом ее, я показал товарищу дом Ринкевича (ныне Левенталя), в котором жил я, а у меня Пушкин; сравнялись с прорубленною мною дверью на переулок — видим на ней вывеску: продажа вина и прочее.
Sic transit gloria mundi!!! (Так проходит мирская слава!!! (лат.)
Стой, кучер! Вылезли из возка и пошли туда. Дом совершенно не изменился в расположении: вот моя спальня, мой кабинет, та общая гостиная, в которую мы сходились из своих половин и где заседал Александр Сергеевич в самоедском ергаке… [как называется тулуп с мехом наружу?]. Вот где стояла кровать его, на которой подле него родила моя датская сука, с детьми которой он так нежно возился и нянчился впоследствии; вот то место, где он выронил (к счастью,что не в кабинете императора) свои стихотворения о повешенных, что с час времени его беспокоило, пока они не нашлись!!!
Вот где собирались Веневитинов, Киреевский, Шевырев, вы, я и другие знаменитые мужи, вот где болталось, смеялось, вралось и говорилось умно!!!
Кабатчик, принявший нас с почтением (должным таким посетителям, которые вылезли из экипажа), очень был удивлен нашему хождению по комнатам заведения. На мой вопрос: слыхал ли он о Пушкине? — он сказал утвердительно, но что-то заикаясь. Мы ему растолковали, кто был Пушкин; мне кажется, что он не понял.
Советую газетчику обратить внимание публики на этот кабак. В другой стране, у бусурманов, и на дверях сделали бы надпись: здесь жил Пушкин! — и в углу бы написали: здесь спал Пушкин! — и так далее».
После смерти Пушкина Сергей Соболевский хлопотал о материальной помощи для его семьи, самостоятельно расследовал вопрос об авторстве пасквиля, ставшего причиной дуэли.
Долгое время Соболевский отказывался от написания воспоминаний о Пушкине, ограничиваясь публикацией неизданных писем и материалов к биографии Пушкина, а также устными консультациями первым пушкинистам — П. В. Анненкову, П. И. Бартеневу, М. Н. Лонгинову. Лишь в последний год жизни Соболевский опубликовал мемуарную статью «Таинственные приметы в жизни Пушкина».
(по материалам Википедии, а также сайта az.lib.ru)
Источник
Цитата сообщения NATAHART
Как Пушкин стал Дюма.
Вчера наткнулась на любопытнейшую статью. История маловероятна, но уж больно интересно подобраны аргументы. Понимаю, развлекается подобными сочинениями тот, кому времени не куда девать, но всё-таки забавен размах автора…
Поэт сфабриковал свою смерть и дожил до седин под именем знаменитого француза?
В пришлом номере «МК в Нижнем» рассказал, как Александр Дюма переводил стихи Александра Пушкина. Сегодняшний номер мы хотели посвятить сравнению двух Александров. Сколько у них общего! Африканские корни, светлые глаза при черных кучерявых волосах, литературный дар, легкий слог и трудоголизм, интерес к России и к Франции, к Наполеону, к декабристам и к Кавказу, любвеобильность и страстность, наконец. В процессе подготовки этого материала мы наткнулись на интересное мнение: будто Дюма – это и есть Пушкин!
Ни в коем случае не предлагаем мы безоговорочно поверить в полумистическую версию, однако аргументы, которые приводит автор, весьма интересны и достойны внимания.
Секрет гениальности и страстности – в африканских корнях
Два литературных гения с именем Александр, два «солнца», захватившие умы современников… У Пушкина африканская линия шла от прадеда, у Дюма – от бабки. Гениальность проявилась только в 3–4 колене после смешения двух рас. Оба писателя успешно издавали собственные журналы, Пушкин – «Современник», Дюма – «Мушкетер». И тот, и другой оставили после себя обширное литературное наследие. И тот, и другой всерьез занимались историей своих государств и сочиняли на этой основе беллетристические произведения. В произведениях и Дюма, и Пушкина нет особой глубины, но присутствуют необычайная легкость, изящество, бесшабашность и бесстрашие в сочетании с любовно-приключенческим флером. Жизнь и одного, и другого напоминает любовно-приключенческий роман.
Не иначе, как Александр Пушкин после смерти, дух его, перевоплотился в Александра Дюма! Публицист Татьяна Морозова в своем «живом журнале» со ссылкой на статью Нины Миловой находит, чем можно объяснить эти и многие другие совпадения: вовсе не мистическим перевоплощением, а вполне реальными превращением Пушкина в Дюма. Основываясь на завесу тайны вокруг смерти и похорон поэта, она предполагает, что Александр Сергеевич инсценировал собственную смерть и уехал во Францию, чтобы начать жить и продолжить творить под именем Александра Дюма.
Зачем ему это было надо? Причина может крыться как в семейных и финансовых делах, так и во взаимоотношениях с императором Николаем.
Так делаются родословные
Парадоксальная гибель Пушкина во цвете лет у многих литературоведов и историков вызывала и вызывает сомнения. Зачем нужна была дуэль с Жоржем Дантесом? Многие ищут и не находят достаточно веских причин для нее, не соглашаясь с общепринятой версией об оскорблении его супруги Наталии Гончаровой. Уж слишком все притянуто за уши. А похороны под покровом ночи? А погребение не в семейной могиле на кладбище, а на окраине леса? А подробнейшим образом описанная смерть поэта в его «Евгении Онегине“?
…Примерно в то время, когда Россия горюет о потере «Солнца русской поэзии», Франция приветствует нового романиста. Однако как неожиданно появляется Александр Дюма на мировой арене!
Интерес общественности к семье Дюма пропал почти сразу же после смерти его отца – генерала Дюма. Будущему писателю в то время было всего-то три года. Жил он с матушкой и сестрами в глубокой провинции, никто его не вспоминал и не видел. И вдруг через 20 лет объявляется в Париже симпатичный и красноречивый молодой человек по имени Александр. Он обходит старых служивых приятелей генерала Дюма и выдаёт себя за его сына. Они, конечно, помнят, что у генерала был какой-то сын полунегритёнок… Кто тут может что-либо опровергнуть или отрицать? Все следы той семьи давно утеряны. Почти все бывшие друзья отца относятся к «сыну генерала Дюма» осторожно и только герцога дю Фуа удаётся уговорить дать Александру рекомендательное письмо для работы в конторе герцога Орлеанского. Это действительно могла быть одна из величайших фальсификаций в истории!
Миледи казнили за Наталью Гончарову
Красиво получается, правда? А вот какие факты и аргументы приводит автор в защиту своей спорной версии. Мы приведем лишь некоторые из них.
Во-первых, Дюма и Пушкин действительно были внешне похожи: и дело тут не только в африканских корнях. Даже среди потомков темнокожих редко встречаются люди с черными, как смоль, кудрями и при этом светлыми волосами. Во-вторых, оба были большими любителями женской красоты и ласки. В-третьих, Дюма (бывший Пушкин) никак не мог отделаться от своей прошлой жизни, что невольно просачивалось наружу. Например, Дюма издавал журнал “Мушкетёр”, что в переводе на русский язык могло означать ни что иное как “Пушкин”, потому как мушкет – это средневековое орудие артиллерии, аналогичное пушке.
А общие темы. Только два известных писателя во всем мире написали произведения, посвященные Карлу Великому. И это – Пушкин со стихотворением “Кинжал” и Дюма с новеллой “Карл-Людвиг Занд”. И Пушкин, и Дюма писали о декабристах. Причем, «Учитель фехтования» Дюма написан так, будто он сам был участником событий. Ну откуда француз мог узнать такие подробности? Вот Пушкин – друг многих декабристов – мог! И с чего бы это вообще Дюма начал свой творческий путь с произведения именно о России и прославился им?
Много писали оба наши героя о народном бунте и несостоятельности правительства. В творчестве Пушкина это ода “Вольность”, десятая глава “Евгения Онегина”, “Борис Годунов”, “Капитанская Дочка”. В творчестве Дюма – “Человек в железной маске”, завершение серии о трёх мушкетёрах. В последней книге Д’Артаньян долго остаётся преданным роялистом, в то время как три мушкетёра выступают против монархии, и друзья оказываются по разные стороны баррикад. Характерно, что Дантес был известен как неисправимый роялист, в то время как Пушкин был известен своим антимонархическим настроем. Когда монархия рухнула во Франции под напором революционных сил, он приехал с рекомендательным письмом в Санкт-Петербург, служить Русской монархии, почти как Д’Артаньян.
И последний факт. Известно, что Гончарова часто бывала во Франции. С какой целью? Другой вопрос – почему Дюма был так жесток к Миледи? Почему её сначала повесили, затем обезглавили и вообще, как можно было выдумать такого вот монстра. А вспомните песню Атоса о Миледи: “Невесте графа Де Ла Фер всего 16 лет, таких изысканных манер во всём Провансе нет…”. Так если Дюма – это Пушкин, и благородный Атос – это он, то Миледи – Наталья Николаевна! Пушкин как раз посватался к ней, когда ей было 16 лет. Миледи вышла замуж второй раз, и Наталья Николаевна тоже вышла замуж во второй раз в 1844 году. Вероятно, писатель так дико расправился с ней оттого, что был зол, что она снова выходит замуж. Но тогда роман “Три Мушкетёра” должен был быть написан в 1844 или 1845 году. И точно! Именно в 1844 году он и был написан!
Источник